Леонид Дюк - Теория поля

Ее подход к обучению десятиклассников особыми педагогическими изысками не отличался. В конце года предстояли выпускные экзамены, и для Элеоноры Ивановны они представлялись непреложной, незыблемой целью, двигаться к которой следует по единственно верному и самому прямому маршруту: к каждому уроку каждый из ее учеников непременно был обязан написать в особой тетрадке ответы на экзаменационные билеты. Билеты эти содержали два вопроса и одну задачу каждый, относились к совершенно произвольным темам и готовиться к экзаменам таким образом с точки зрения Арсения было совершенным безумием. Поэтому он полностью игнорировал требования учителя, занимался самостоятельно, а также с нанятыми родителями репетиторами.

Уже в самом начале учебного года, буквально за какой-то единственный месяц он умудрился получить несколько двоек подряд за отсутствие написанных ответов. Учительница вскоре забеспокоилась. Козырев однозначно не производил впечатление тупого балбеса, но тем не менее совершенно не обращал внимания на все эти учебные неприятности. Традиционные методы воздействия, которые давным-давно сломали бы любого ребенка, на Арсения не оказывали абсолютно никакого влияния. Родители, однажды явившиеся в школу, вопреки ее ожиданиям устроили физичке грандиозный скандал и дальнейшие вызовы преподавателя игнорировали. Упрямо продолжать ставить двойки – означало расписаться в полном собственном бессилии. Ситуацию усугублял тот факт, что на уроках Козырев часто отвечал в терминах, которые сама учительница понимала с большим трудом и не могла точно определить: то ли ученик действительно применяет оригинальные способы решения задач, то ли просто нагло и откровенно водит ее за нос. Памятуя о непростом характере Арсения, подобное предположение не выглядело столь уж бессмысленным. Контурные интегралы, тройные интегралы, дифференциальное исчисление, частные производные, роторы и дивергенцию векторов Арсений использовал сплошь и рядом в таких задачах, которые испокон веков решались в курсе школьной программы совершенно иными методами. Более того, он мог запросто бросить решение на середине, мотивируя тем, что, дескать, с этой задачей уже все ясно, дальше, якобы, дело техники и ответ очевиден. При этом он так уверенно и прямо смотрел на обычно суровую учительницу, что та, привыкшая к вечно дрожащим перед ней ученикам, буквально терялась и не знала, как ей следует поступать дальше. В итоге в качестве годовой оценки по физике Козырев получил тройку.

– Вот это да! – искренне удивилась Светлана, услышав подробности всех этих долгих и непростых приключений. – Как же ты тогда поступил в универ?

– Я тебя умоляю! – рассмеялся Козырев, – в универе, к счастью, проверяют знания, а не школьные оценки, и потом, тогда все закончилось вовсе не так уж и плохо.

Козырев продолжил рассказ:

– Мне повезло, в тот год московские школы впервые применили практику, когда некоторые технические вузы, боясь недобора студентов, делегировали своих преподавателей на выпускные экзамены. Для тех, кто хотел, результат мог быть зачтен сразу в качестве вступительного по тому же предмету. Присутствовал такой преподаватель и у нас, некто доцент Карасев. Конечно же, его мнение об оценках часто не совпадало с мнением нашей Элеоноры Ивановны, ведь та, как правило, предлагала поставить своему ученику более высокий бал. Впрочем, меня это странное двойственное предложение не касалось, ведь я-то собирался в универ. Но по иронии судьбы и мне почему-то пришлось сдавать экзамен как раз именно тому самому приглашенному доценту.

Скажу без ложной скромности: я буквально поразил доцента в самом хорошем смысле этого слова. Широта знаний, оригинальность мышления… – Арсений лукаво смотрел на Свету, пытаясь угадать реакцию девушки на свои хвалебные речи, но та слушала с большим интересом и ни иронии, ни сарказма не демонстрировала. – Потом, когда я уже закончил отвечать, мы еще довольно долго беседовали с ним на всякие актуальные и модные околонаучные темы.

В общем, когда Карасев направился затем к Элеоноре Ивановне, он был совершенно уверен, что уж по моему-то вопросу разногласия невозможны в принципе:

– Ну что, Козыреву, я полагаю, отлично? Надеюсь, хоть тут у вас нет возражений?

К его искреннему удивлению, Дрозд снова не согласилась:

– Мы не можем поставить ему отлично. У него годовая тройка, а разница между годовой и экзаменационной оценкой по указанию руководства не может превышать один бал.

– Ну знаете, Элеонора Ивановна, – возмутился тогда Карасев, – это уже, простите, ни в какие ворота не лезет! Я понимаю еще, когда вы хотите вытянуть своих заурядных учеников повыше, но когда вы откровенно пытаетесь утопить талантливого парня, – это он, значит, про меня, – с этим я, извините, никак не могу согласиться! Этот номер у Вас не пройдет! Или Вы ставите ему отлично, или я подниму хай, напишу в районо и мы соберем комиссию для оценки Вашей профессиональной пригодности!

– Круто, а он молодец! – живо реагировала на рассказ Светлана.

– Ну да, согласен! – кивнул в ответ Арсений, – слушай дальше! Дрозд, естественно, испугалась:

– Да что Вы так переживаете, какая разница? Мы поставим ему четыре, экзаменационная оценка все равно приоритетнее, чем годовая, получит он в аттестат свою четверку!

Но Карасев почему-то очень близко к сердцу воспринял «творящуюся здесь несправедливость», как он считал, и категорически настаивал на отличной оценке. В итоге моей ортодоксальной учительнице пришлось, скрепя сердцем, уступить.

– Здорово! – Симонову явно впечатлила история молодого человека.

Несмотря на довольно поздний час машины на Садовом кольце практически не двигались. Пробка образовалась в обе стороны, любые попытки объезда были чреваты еще большей потерей времени.

– Когда же они уже рассосутся! – нервничал Козырев.

– Ты спешишь?

– Да не то чтобы… просто ненавижу очереди. Стандартно, как говориться, «ждать и догонять…»

– Да ладно, хорошо сидим, точнее стоим, точнее и то и другое одновременно. – Света засмеялась. – А расскажи теперь про математику, там что, тоже дело было в преподавателе? Как-то не верится, что ты мог быть троечником.

– История немного другая, хотя в целом похожая. Ты знаешь, у меня как-то не со всеми преподавателями складывались хорошие отношения. Да и вообще с людьми. Уже не знаю почему, но говорю как есть.

А с учителями, пожалуй, у меня существует две крайности: либо мы становимся очень близкими людьми, практически приятелями, либо наоборот: на дух не переносим друг друга. Уж не знаю, в чем тут дело. Нет, я, конечно, далеко не ангел, я это понимаю и признаю, так что неверно было бы списывать все проблемы только на взрослых. Просто для меня всегда, с самых первых дней знакомства важна прежде всего личность педагога. Если я уважаю его как человека, то впоследствии легко поддаюсь влиянию и с удовольствием впитываю все то, чему преподаватель старательно пытается меня научить. Если же этого сразу не происходит, то все, пиши пропало, исправить такую ситуацию ни разу не удавалось. Я могу внешне быть лояльным, слушать, даже не спорить, но верить, доверять такому человеку все равно не смогу.