Люси Пьерра-Пажо - Голос крови [litres]

Мальчик зажег лампу и огляделся. Он старался не обращать внимания на тени и не смотреть в пустые глазницы масок. Вдруг его сердце замерло. Лицо. Во мраке комнаты виднелось чье-то лицо. Совершенно бледное, испачканное кровью, оно внимательно изучало Натанаэля.

Натанаэлю не стало легче, даже когда он понял, что сам отражается в зеркале с массивной золотой рамой. Он посмотрел внимательнее, разглядывая следы запекшейся крови. Выругавшись, постарался их стереть, но не мог: кровь уже засохла.

– Всё в порядке, – прошептал он, успокаивая себя. – Просто след от удара. Я не болен, всё хорошо. Сделаю то, чего хочет Арман, и сразу уйду.

Натанаэль с трудом оторвался от зеркала, внимательно осмотрел письменный стол. Личные дела воспитанников были сложены аккуратными стопками и распределены по месяцам рождения. Только шесть учеников пятнадцати лет поступили в интернат в марте, и Натанаэль без труда нашел личное дело Армана. Он принялся его листать, расположившись в кожаном кресле.

В выпускном классе воспитанники изучали шесть обязательных предметов: французский язык, математика, история (Лариспема и всеобщая), технология, естественные науки и физкультура. И все учителя интерната сходились во мнении, что Арман представлял опасность для окружающих. «Вполне возможно, станет отъявленным хулиганом», – писал учитель французского. Учитель естественных наук жаловался, что Арман несколько раз пытался устроить в лаборатории взрыв. Он ничего не смыслил ни в арифметике, ни в истории. Только учитель физкультуры нашел пару добрых слов. «Арман старательный, у него большие задатки для занятий фехтованием и боксом». Натанаэль обхватил голову руками. Чтобы склонить весы в пользу Армана, придется переписать по меньшей мере три карточки. И нужно будет подделать почерк каждого учителя.

– Но у меня ведь нет выбора, да? – спросил он со вздохом.

Уставший и испуганный двойник из зеркала дал предсказуемый ответ.

Подражая выспреннему стилю преподавателей, Натанаэль не без усилий смог превратить Армана из отъявленного хулигана и невежды в обычного ученика средних способностей. Мальчик приписал ему качества, о которых Морда-Решетом мог только мечтать. Натанаэль отметил его пунктуальность, настойчивость, написал целый гимн его чистоплотности.

Часы пробили два часа ночи. Натанаэль протер глаза и перечитал личное дело, которое так удачно дополнил. Нет, Арман не заслуживал столь хорошей характеристики. Натанаэль заглянул на последнюю страницу. Там было написано, кем Морда-Решетом хотел стать. «МЯСНИК». «Ну разумеется», – устало подумал Натанаэль. Три четверти воспитанников мечтали убивать скот и разделывать мясо. Он сам, когда ему было десять, лишь об этом и думал.

Когда-то Натанаэль и Жером мечтали о жизни, полной приключений: они бы гоняли на мощных паромобилях и дрались на ножах. Мальчики вырезали из газет статьи о знаменитых лясникамах. Их кумирами были Вильям Англичанин, который мог разделать быка всего за час, и Марен Равиго, что колесил по миру и готовил жаркое из броненосцев, крокодилов и зебр. Но никто из них не мог соперничать с Гюставом Фиори. Никто не метал ножи лучше, чем он.

Сейчас Натанаэлю было пятнадцать, и он был совсем не уверен, что хочет всю жизнь разделывать туши. Может быть, у него призвание фотографа или журналиста, но как такое узнаешь наверняка, когда ни разу не покидал интерната?

Третьей в стопке дел воспитанников, поступивших в январе, лежала характеристика Натанаэля. Его имя было выведено синими чернилами на серой бумаге. Со страхом и любопытством мальчик открыл свое личное дело. Девернуа не успел сочинить подробный отзыв о его учебе и поведении. Тем лучше. То, что он всё же написал, и так не слишком обнадеживало. «Что ж, – подумал Натанаэль, – ничего удивительного». Девернуа никогда его не любил.

Но, прочитав, что написали другие учителя, мальчик не на шутку приуныл. Никто и не думал его хвалить. Хорошо учится, ничего более. Тихий. Незаметный. Особенно обидно было читать, что учитель истории, который так нравился Натанаэлю, считал его «безынициативным». Мальчик перебирал листки и чувствовал себя всё более потерянным.

Вот характеристика, которую написал учитель французского. Похоже, он был вдохновлен: расписался на полстраницы. «Натанаэля Январского нельзя назвать плохим учеником. Однако в свои пятнадцать он всё еще не знает, кем хочет стать. Если он не найдет цели существования, то рискует превратиться в бездеятельное, инертное существо, не обладающее развитой личностью. Таких людей мы забываем тотчас после встречи. Будь Натанаэль персонажем романа, едва ли он мог увлечь читателя. Однако он не персонаж, а мальчик из плоти и крови, и это делает его положение удручающим».

Натанаэль почувствовал, как у него горят щеки. Как этот наглый тип смел утверждать, что он «не обладает развитой личностью»? Однако на последней странице в графе «Профессия, которую желает приобрести воспитанник» действительно стоял прочерк. Натанаэль вспомнил, что в день, когда им задали этот вопрос, он просто не знал, что ответить, и решил доверить судьбу комиссии.

Мальчик повертел перо в руках, внезапно принял решение и написал: «Мясник». Затем вновь взял в руки дело Армана, зачеркнул слово «мясник» и написал на его месте: «Ассенизатор». Натанаэль представил Морду-Решетом, копающегося в содержимом городских сортиров, и злорадно ухмыльнулся. Он подул на чернила, чтобы скорее их высушить, положил дела на место и спешно покинул кабинет.

Пару минут спустя, поднимаясь бегом по лестнице в спальню, Натанаэль уже кусал себе локти. Ну почему он был так неосторожен? Что за муха его укусила? Даже если Арман никогда не догадается, благодаря кому он стал ассенизатором, то всё равно заставит свою ручную гориллу отлупить Натанаэля. Просто из принципа. Это уж точно. Еще Натанаэль не мог понять, почему написал в анкете, что хочет стать мясником. В ту минуту казалось, что так он отомстит всем этим глупым учителям, считавшим его недостаточно развитым.

Он остановился на лестничной клетке, вынул из кармана ключ. Еще было время вернуться в кабинет директора и всё исправить, вновь вписать слово «мясник» в дело Армана, придумать себе другую профессию. Что-то получше, чем лясникам, и при этом опровергающее характеристику, которую дал учитель французского.

Натанаэль прислушался. С нижнего этажа послышался слабый звук, приоткрылась дверь, кто-то тихо разговаривал. Не успев ничего толком понять, влекомый шестым чувством, Натанаэль на цыпочках спустился на один этаж. Из приоткрытой двери лазарета лился свет. С каждым шагом мальчик яснее слышал голоса.

– Я не уверена, что твое лечение ему помогает, учитель! Он слабеет. Думаю, надо позвать доктора.