Андрей Евсиков - Курс

У генерала Придатко прослеживалась приверженность строгой методике прохождения училища через праздники. И по его твёрдому убеждению наилучшим способом отмечания праздника являлось нахождение училища в полном составе и целый день в строю на плацу, что сводило к минимуму количество возможных залётов в увольнениях и снижение рейтинга училища у вышестоящего командования. Но спортивно-массовыми мероприятиями он также не гнушался. Для личного состава всё же происходило строго по правилу: «Для курсанта праздник – что лошади свадьба: голова в цветах, а зад в мыле».

Вообще с профилактикой залётов в увольнениях и особенно в отпусках в училище, как, вероятно, и во всех частях, был явный перебор. Так уж волновали командование показатели по данной отчётности, что мысль о недопустимости таковых залётов в отпусках задалбливалась курсантам в подсознание где-то на уровень рядом с самоубийством. Попадание в милицию или что-то подобное неминуемо стращалось исключением из училища. Это сыграло свою негативную роль для Андрюхи как минимум однажды и притащило один из чернушных кирпичиков на душу, который он до конца жизни не смог выкинуть. В ситуации, когда было явно необходимо применить силовые методы убеждения в защиту одноклассницы, он был вынужден не вмешиваться и наблюдать со стороны за её разборками с бывшим бойфрендом. Хоть всё и закончилось мирно, привкус трусости так и не собирался выветриваться из воспоминаний. Надо было навалять, а потом будь что будет.

Краснодарская зима нехотя выползала из-под красно-золотого ковра опавших листьев, которым не суждено было оставаться на земле более часа на территории училища, а вот на стрельбище в Горячем Ключе они расстилались ровным повсеместным слоем, переливающимся в лучах тёплого кубанского солнца. Здесь они обосновывались в худшем случае до конца февраля, так как выпадение снега на Кубани до этих месяцев было климатическим отклонением. А вот гроза в декабре, сильно удивившая Андрюху, воспринималась местными как обычное явление.

Первый Новый год курс встретил в кроватях без вариантов и без надежд на послабление. Только Заварин с традиционной издёвкой включил телик в Ленинской комнате, и бой курантов еле слышно возвестил курсу о наступлении 85-го. Произнеся с традиционной издёвкой поздравления в стиле авторских откровений типа «если хочешь быть здоров, ешь один и в темноте», старшина Заварин с приближёнными закрылся в Ленинской для официально совещания, реально – тайного просмотра «Огонька», но не долго. Дополнительных событий встреча Нового года не принесла.

Первая подготовка к экзаменам и первая сессия. В чём-то она, как и все остальные сессии, принесла послабления. Как во времена водяного перемирия в Африке, солдафонщина в армии в период сессии стихала, и кровожадность хищников, имеющих власть наказать курсанта, была под неявным запретом. После объявления приказа о том, что «мозг должен думать», всё свободное и лишнее время выделялось на самоподготовку. Главный стимул был для всех один – не сдавший сессию в отпуск не едет. Как минимум до пересдачи. А зимний отпуск был короток – меньше двух недель. Но в данном случае общие показатели училища, теперь уже по успеваемости, играли в помощь курсантам.

Сессию сдавали даже немногие нацмены, у которых и с русским языком были большие проблемы. У неспособных были реальные возможности возместить неспособность отдать долг родине хорошими показателями в учёбе другим способом. Работы в училище хватало, и всем находилась по способностям. Нужно было быть откровенным маргиналом, чтобы умудриться не сдать первую сессию. С другой стороны, для тех, кто реально ощущал стремление к знаниям, для получения этих знаний в КВВКИУРВ были созданы все условия.

В новое училище собирался неординарный преподавательский состав. Нет, профессоров туда не ссылали, но Андрюха не мог вспомнить ни одного преподавателя, кто бы не был экспертом в своей области и знал бы предмет только поверхностно. Ну, почти ни одного. Некоторые гражданские проявляли некоторое равнодушие к тому, как внимательно и упорно аудитория пытается воспринимать очень сложный излагаемый материал, но тем не менее излагали его очень подробно и ответственно. Были и такие, кто проявлял большую принципиальность к тем, кто имел потенциал, но допускал небрежность или лень, или просто недостаточное усердие в деле освоения материала своего предмета.

В первую сессию личный состав только сортировался по способностям и усердию в учёбе. Далее было всё по-другому. Для тех, с кого было бесполезно требовать огромной мозговой активности, находились и закреплялись сферы деятельности для отработки задолженностей согласно имеющимся талантам. Ефим, например, умел не только круто петь. Он также умел и шикарно рисовать, писать, оформлять. Андрюха не был уверен, что добрый малый Ефим реально освоил хотя бы операции с дробями, но никто особо не сомневался, что ему реально это и не понадобится. Здравый смысл говорил, что нет необходимости требовать с него отличные знания математики или физики, если он мог принести гораздо более пользы в других областях. Но тот же здравый смысл потом «курил в сторонке», когда выяснилось, что Ефим после увольнения даже преподавал на компьютерных курсах, а Серёга Фёдоров перманентно обосновался в старшем преподавательском составе местного Политеха, в то время как истинные научные умы, в лёгкости осваивавшие матанализ и более сложные прикладные дисциплины, тупо ушли в коммерцию.

Тем же, кто зарекомендовал себя как будущий профессионал-инженер-системотехник, в последующие годы и в неимоверно трудных мозговых нагрузках предстояло вырабатывать очень полезную способность мозга осваивать огромнейший и неимоверно сложный материал в кратчайшее время, даже если он потом быстро забывался по ненадобности. И это была именно та тренировка мозга, которая позволила потом Андрюхе добиться того, чего он добился в своей профессиональной и научной деятельности, и стать тем, кем он стал. Пока же «буйными» или просто упёртыми самоподготовка воспринималась как хорошая возможность подготовиться к сессии, для остальных же – как возможность выспаться.

И вот этот знаменательный и столь долгожданный день настал. Самые длинные и самые сложные полгода жизни прошли. Сессия сдана. Крупных залётов нет. Впереди реальная возможность первого короткого отпуска. Казалось бы, давно похороненная надежда на глоток свободы на гражданке замаячила за углом, а вместе с ней и тревога – как это будет? Казалось, была необходима какая-то хоть короткая, но реабилитация для краткосрочного возвращения в ту гражданскую жизнь, которая была забыта.