Геннадий Шапиро - Судьба. Исключение виртуальности

«Наверное, я схожу с ума. Я слышу голоса. Они требуют сделать что-то, чтобы доказать, что я не трус. Сегодня едва удержался, чтоб не выпрыгнуть на дорогу, перед грузовиком…»

Наконец Ираклий пошел в школу.

– Видите ли. У Вадика действительно были проблемы с товарищами в последнее время, но мы стараемся не вмешиваться… Колесников, прекрати сейчас же – это тебе не ринг. Да, так вот, дети должны сами научиться решать такие проблемы. Иначе, что будет с ними, когда они выйдут за пределы этих стен…

А через три года умерла жена. Она увядала на глазах. Врачи с умным видом разводили руками: «… психологическая травма… посттравматический синдром…». А ее как будто просто отключили от какого-то источника, питающего жизнь. К этому времени их проект исчерпал себя. Советская власть купила, а точнее украла за большие деньги (все через жопу) IBM-овскую OS-360 и их просто прикрыли, заставив адаптировать приобретение под советские технологические возможности. Поэтому, когда ему предложили возглавить крупный отдел в одном из первых в стране институтов прикладной математики, он согласился без колебаний.

Обстоятельства гибели сына заставили его задуматься над вопросом, который, как он потом полагал, тлел в нем всегда: быть евреем – что это значит? Процесс национальной самоидентификации принял у Ираклия (как и положено гению) весьма своеобразный характер. Проштудировав несколько самоучителей иврита, он достал издание ТАНАХа с параллельным текстом на русском и начал читать. Читая, он почувствовал удивительную стройность, «алгоритмическую» регулярность этой книги и понял, что это ключ к Тайне. Так появились четыре Постулата Веры и институт судьбы.

Как-то будучи в столице по делам института, Ираклий решил наведаться в центральную московскую синагогу. Там его внимание привлек человек средних лет с густой копной седых волос и по мужски красивым, волевым лицом. Они разговорились.

– А ведь я Вас знаю – вдруг сказал собеседник – еще по Минску. Не напрягайтесь. Мы не были знакомы. Официально… Я курировал Ваш отдел.

– Что значит «курировал» – под левой лопаткой Ираклия противно защемило.

– Курировал. Доносы читал. Агентуру инструктировал. Давайте присядем. Летом 1967-го года было принято решение провести нечто вроде, как это значилось в циркуляре, профилактического мероприятия. В школах периферийных районов больших городов, где евреев было немного (дабы не провоцировать политический резонанс по поводу преследования на национальной почве), выбирали одного или двух, по разным критериям и начинали бить. Не так, чтобы очень сильно, но каждый день. Регулярность, по мнению авторов циркуляра, являлась определяющим фактором. Мероприятие преследовало несколько целей.

1. Воспитательную. Нужно было наказать евреев, откровенно сочувствовавших Израилю. Уж больно позорно мы там обосрались.

2. Научную. Эффективность такого воздействия, как безоговорочно парализующего волю человека, на лубянке была хорошо известна. Почти в ста процентах случаев сопутствующие явления были: обострение творческих способностей и слуховые галлюцинации. Нужно было выяснить как реагирует психика человека на это воздействие в условиях открытого пространства и видимой свободы.

3. Кадровую. Аппарат дряхлел и нуждался в свежей крови. Было решено подойти к вопросу основательно, т.е. начать воспитывать будущих управленцев с детства. Для этого кандидаты должны были пройти нечто вроде экзамена на подлость: с одной стороны, не очень сложного, дабы не травмировать неустойчивую детскую психику; а с другой – абсолютно конкретного. Евреи были для этого идеальным объектом. Через это прошли, практически, все нынешние «демократы», не говоря уже о «красно-коричневых».

В Вашем же случае нужно было еще и выяснить степень Вашей лояльности, как одного из ведущих специалистов важного правительственного проекта. Для этого решено было задействовать агентуру особого рода. Агентурная вербовка среди детей применялась давно и была весьма эффективна. Отдел «памор», как его называли (Павликов Морозовых), был одним из наиболее результативных. Объектами вербовки становились, как правило, дети из неполных семей. Злоба и зависть у них были априори – этому не научишь. Остальному можно научить. Вторым источником были детские секции бокса. Мы пытались прибрать и каратистов-шмаратистов, но те оказались не то, чтобы интеллигентнее, а так… Вещь в себе. На откровенные подлости, в большинстве своем, не шли. За что и поплатились.

Ираклий судорожно вцепился в лацканы его пиджака.

– Зачем ты мне это говоришь?!

Взгляд незнакомца стал жестким.

– Чтоб знал… – и легко освободившись от его хватки, зашагал прочь.

В ту же ночь вернувшись домой, Ираклий заявил дочери с зятем, что репатриируется в Израиль. После первого шока и осторожных вопросов по поводу состояния здоровья, Борис (да, да, конечно Бяша) разразился тирадой, о том, что это не только сумашедшая глупость, но и преступление против науки.

– Именно сейчас, когда мы так близки к тому, чтобы сделать людей счастливыми. Без химии, насилия, гипноза и прочих фокусов, а исключительно средствами виртуальных технологий, раскрыв перед ними великие тайны СУДЬБЫ…

– Единственное, что ты можешь сделать – перебил его Ираклий – это доставить удовольствие профессорам в лампасах прицепить себе очередную лычку. К тому же, мне есть на кого оставить институт. Ты профессионал, член ученого совета. А что тесть – эмигрант, так времена, вроде, изменились и с этим проблем не будет. Через полгода он уехал.

Когда Бен Гурион формулировал ВЕЛИКУЮ ЕВРЕЙСКУЮ МЕЧТУ о нормальном государстве, со своими ворами и проститутками, программистов он в этот список не включил. Трудовая биография Ираклия в Израиле фурора не произвела. Помаявшись несколько месяцев после окончания ульпана охранником, он наконец получил приглашение на собеседование в небольшой ипотечный банк. Просмотрев его резюме, интервьюер, с нарочито подчеркнутой вежливостью сказал.

– Вы, конечно, извините меня, примитивного израильтянина, но ваш CV выглядит, мягко говоря, неправдоподобно. В 1967-м году, не то что в России, у нас компьютеров не было!

– У нас не было – ответил Ираклий с легким грузинским акцентом, сохранявшимся даже в ивритской «транскрипции» – а там были. И это не сделало нас сильнее.

Все-таки он был гений. Через неделю ему сообщили, что он принят. Так в Израиле появился еще один программист.

Программисты, как утверждал Томас Ватсон младший – люди особого склада ума, а потому привлечение их к выработке важных решений в сфере менеджмента, финансов и даже политики, могло бы быть весьма эффективным, что и доказал личным примером, совершив технологическую революцию всемирно-исторического масштаба без единого доллара бюджетных субсидий. Все бы так – коммунизма не надо. Но, как говорится, НЕ СУДЬБА…