Мария Фомальгаут - Квариат

– …и куда прикажете вас доставить?

Говорю как можно вежливее, хотя прекрасно понимаю, что денег у этого юнца не хватит даже на вчерашний или завтрашний день.

– А мне туда… где поклоняются птицам…

– Возможно, вы имеете в виду древней Египет и культ бога Тота?

– А не…

– Тогда древнеримских авгуров?

– А не…

– Чего же вы хотите, молодой человек?

– А там… где в птичьих масках ходят…

– Гхм… боюсь, я даже не знаю, что именно вы имеете в виду…

– Как… а вы же знать должны…

– Боюсь, мне известно далеко не все…

– …ну, вот вы скажите, вот это вообще нормально, что мой сын вот так вот рвется туда, где этот… как его… птичий культ…

– Ну что делать, у всех в его возрасте должна быть какая-то мечта…

– Нет, ну я понимаю, мечта там, на рыцарей посмотреть, или в какие-то века отправиться, когда короли и принцессы были, я вот в свое время мечтала, не сложилось… но птицы… что ему дались эти птицы?

– Ну а что плохого в птицах?

– А что хорошего? Птицы… я ему сразу сказала, дома чтобы никаких птиц и близко не было, так он мне знаете, что заявил?

– Ну… подростки иногда грубят, это нормально…

– Да нет же… он что выдумал… он смотрит на меня и говорит так спокойно, что видите ли, птицы ему никакие не нужны, что ты, мама, никаких птиц, мне бы культ птиц, где они в птичьих масках ходят… Вот вы мне скажите, это нормально или нет?

– Ну… я у других подростков таких желаний не встречал, честно говоря…

– Вот-вот, это и пугает!

– …но это вовсе не значит, что тут ненормальное что-то… Ну… странно, конечно, но не более того…

– Так вот странно, странно… вот это и настораживает!

– Ну а вы что, хотите, чтобы он в средневековые битвы рвался, чтобы его там на кусочки порубили?

– Да… мне бы спокойнее было в битвы, чем такое… не пойми что…

– …знаете, молодой человек… – мне нравится обращаться к подросткам «молодой человек», вижу, как они сразу приосаниваются, – кажется, я нашел что-то про эти птичьи маски…

– Правда?

– Да… кажется, это было в четырнадцатом веке…

– И… сколько стоит?

Называю цену, уже предвижу разочарование, так и есть, глаза погасли…

– Можно в рассрочку, – говорю больше из вежливости, понимаю, что у него даже на рассрочку не хватит.

– Ну, ма-а-ам, ну пожа-а-а…

– И даже не проси, и речи быть не может…

– Ну, ма-а-ам…

– …и не проси даже!

– Ну а что такого, а что случится такого?

– Не знаю я, что… но случится… не знаю…

– Ну, они же там на крыльях с колокольни не летают, они так, просто в птичьих масках ходят!

– Нечего тут…

– Ну, давай… задувай свечи…

– Ага…

– Чего ага, подарок давай разворачивай, горе ты наше…

– Это такой подарок маленький?

– А тебе чего, личный особняк надо? Ну, смотри, не нравится, себе заберем…

– Мам… пап… это чего… это правда?

– Правда, правда, ты там осторожнее давай…

– Да я все уже про них посмотрел, да они ничего такого, они просто культ птиц… с клювами ходят…

– Вы… вы что натворили вообще в самом-то деле?

– А что такое?

– А то… Вы как объясните вообще, что мой сын умер?

– Позвольте, он живой вернулся… живой-здоровый… ну грязный малость, ну это все они так…

– Да нет… это позавчера было, а сегодня он умер, понимаете вы?

– Да вы что? Слушайте, а это точно как-то связано…

– Ну а как не связано, с ним после этого такое было… ох, черт… можно я присяду? У вас воды не найдется?

– Да, конечно… что… что с вами? Вот черт…

– …а дальше нельзя.

– А что такое?

– Да там… чертовщина какая-то в городе…

– Что еще за чертовщина?

– Да никто понять толком не может, говорят, он с этим культом птиц что-то темное сюда принес… недоброе что-то…

Мне холодно.

Это я говорю. Вернее, пытаюсь выговорить, получается… ничего не получается, рот меня не слушается, да есть ли у меня вообще какой-нибудь рот. Они понимают меня – непонятно, как, но понимают, хлопочут, говорят, что мне не может быть холодно, я в тепле, давно уже в тепле, меня вынули из ледяного саркофага, летящего в пустоте космоса, меня согрели, я в тепле, в тепле, в тепле.

Мне холодно, – повторяю, как мантру, как заклинание – мне холодно, ну и что, что в тепле, мне теперь всегда будет холодно, хоть вы меня поместите в самую жаркую пустыню, хоть в центр самой горячей звезды (только не вздумайте делать это по-настоящему!) – мне все равно будет холодно, холодно, холодно. Чувствую, что в голове больше не осталось слов, только это – холодно. Холодно. Холодно. Хочу сменить себе имя на холодно и названия всех звезд на холодно, и самой вселенной…

Меня осторожно тормошат, пробуют, могу ли я встать – понимаю, что могу, но не хочу, так бывает, когда будильник звенит, и надо в школу по утреннему холоду, и хочется зарыться в сон, закутаться в него с головой, ну еще пять минуточек, ну еще десять, ну еще час, ну еще неделю, еще месяц, еще вечность.

Мне дают еще месяц – выхаживают осторожно, бережно, вытаскивают из небытия, вскользь замечают, что если бы я остался в саркофаге еще на пару-тройку лет, выхаживать и вытаскивать было бы уже некого. Сны переплетаются с явью, я еще не могу сказать точно, что это не люди, что это вообще не пойми, что, мне мерещатся какие-то говорящие города, огромный мегаполис растирает мне виски, маленький уютный городок готовит мне горячую ванну.

– Не желаете ли луну с неба?

Смотрю на городок, в его голосе нет ни капли издевки, нет, это не какое-то возмущение типа «а луну с неба вам еще не надо»? – это что-то другое…

– Понимаете… наше национальное блюдо…

Понимаю, что не могу не попробовать их национальную луну с неба, пробую кусочек, на вкус напоминает сыр, и… луну, откуда я, черт возьми, знаю, какая на вкус луна. Наконец, заставляю себя заговорить, выжимаю спа-си-бо, хочу выжать еще что-нибудь вроде – о-чень-вкус-но, понимаю, что уже не смогу…

– Вы нам очень поможете, – говорит городок.

– Вы нам очень поможете, – говорит мегаполис.

– А то понимаете, мы с ними в состоянии войны… ну, не войны… ну, войны…

– А то понимаете, мы с ними в состоянии…

Это говорят города, если города вообще могут говорить, если это не сон, да что значит, если, сон и есть, состояние, когда еще не сон, но уже не явь, и так хочется снова провалиться в небытие…

…первые контакты омрачились досадными недоразумениями – например, мы были немало шокированы, когда увидели в небе над городком людей, у каждого из которых на шее была веревка, – возмущенный мегаполис немедленно освободил висельников и выразил свое возмущение городку – за что получил от городка бурю еще большего возмущения – оказалось, так небесные странники оберегают себя от того, чтобы улететь в небо и не вернуться.