Сергей Орст - Моя жена оттуда…

К середине четвёртого класса я понял своим сердцем, что она особенная, хоть это и так было понятно, понял, что влюбился в свою одноклассницу безнадёжно и по уши. Однажды ближе к весне мне ночью приснилась Алька, её сумасшедшая улыбка и красивейшие глаза, она что-то нежное говорила мне. Я проснулся с очень приятным, совершенно новым для меня ощущением внизу живота и на чуть мокрой простыне. Моё тело рано созрело. Именно в тот день я и осмелился передать Альке записку, в которой написал своим корявым почерком всего три самых важных, самых нужных для меня тогда слов: « я тебя люблю!!! » Сложив записку в четыре раза, чтобы случайно не раскрылась, я улучил момент, когда учительница отвернулась, и, быстро нагнувшись, сделал три шага до её парты. Положил перед ней записку и заговорщицки шепнул ей почти в ухо:

– Это тебе от меня.

Однако на обратном пути меня застукали.

– Ты что там по классу ходишь? – строго спросила учительница. – К доске захотел?

– Я? Просто ручка упала.

– Какая у тебя умная ручка сама тебя к доске вызывает. Ну, так давай, вперёд.

– Что вперёд?

– К доске выходи! Спрашивает ещё.

Я поплёлся к доске на ватных ногах, краем глаза приметил мою записку уже в руках у Альки.

– Итак, – сказала учительница, – что ты можешь нам рассказать о…

О, ужас! Алька тихонько, незаметно для остальных разворачивала мою записку. Что спрашивала меня учительница, я, разумеется, уже не слышал. Я следил за действиями Альки. Она открыла записку, прочитала, закрыла её, плотно сжав рукой, и очень серьёзно посмотрела на меня своими большими глазами. Я уже пунцовый стоял у доски ни жив, ни мёртв.

– Правильно краснеешь, учить надо. Садись! Два!

Я поплёлся на место, совершенно безразличный к очередной двойке, уперев глаза в пол, чтобы не встречаться ими с Алькой. Сгорая со стыда, я не слышал смеха одноклассников, но чувствовал на себе неотрывный взгляд той, которой впервые признался.

На перемене Алька сама подошла ко мне, а я чуть не умер со страха. Её глаза смотрели на меня в упор, и я не смел даже взглянуть на неё. Рядом никого не было. Она вдруг резко взяла мою руку и сунула туда мою же записку.

– Никогда так больше не делай! Понял? Никогда не шути с этим!

Она говорила тихо, но строго, будто я сделал что-то нехорошее. В то же время, её тон был спокойным и вкрадчивым. Этот её бархатистый и одновременно звонкий голосок не пригвоздил меня к позорному столбу, не вынес мне пожизненный приговор. Было иное, а что именно, я тогда и не понял, но внутренне почувствовал, сумев выдавить из себя:

– Это была вовсе не шутка… Это чистая правда…

Я чего-то испугался и дал дёру от неё. До конца перемены я просидел в туалете, а на урок опоздал, за что получил неуд по поведению с записью в дневник. Не поднимая глаз на Альку, я дождался конца уроков и собрался бежать сломя голову из школы. Однако наш классный руководитель учитель географии успел перехватить меня, заведя со мной нравоучительный разговор о моей плохой успеваемости. Я постарался наобещать с три короба, как можно быстрее отделавшись от назойливого учителя. Я сгорал со стыда. Мне казалось, что все в школе уже знают о моей любовной записке и, мерзко перешептываясь у меня за спиной, хихикая, тычут в меня пальцами. Надев куртку, я, не поднимая глаз от пола, стремглав вылетел из школы.

Ранняя весна дышала прохладой и пригревала солнышком, заставляя чернеть снег сверху сугробов, а моё сердце страдать. Я быстро шёл к своему дому, полон мыслей о неудавшейся попытке признания. Моя записка жгла мой карман, но я боялся выбросить её в школе, вдруг кто найдёт и прочитает. Я решил её спалить дома на газовой плите.

– Постой, Саша!

Это был её голос! Я узнал бы его из миллиона одновременно говоривших. Остановившись, я обернулся, увидел её, сидящую на скамейке возле детской песочницы, мимо которой всегда лежал мой путь домой. Я готов был сквозь землю провалиться. Наверное, я побледнел, а, затем, густо покраснел так, что стало жарко. Стараясь не встречаться взглядом с её прекрасными глазами, я уставился на свои ботинки, рассматривая чёрную царапину на коричневом носке.

– Почему ты меня избегаешь? Ни разу после записки не посмотрел на меня. Ты обиделся?

– Нет, что ты! Я… просто я…

– Если, как ты говоришь, это была не шутка, почему тогда избегаешь?

– Не знаю…

– Ты испугался своих чувств и подумал, что я буду смеяться над тобой.

Я глупо кивнул головой.

– Ну, и напрасно! Это очень мило с твоей стороны, а искренность в чувствах никогда не бывает смешной. Но если ты меня любишь, то докажи мне это.

Я обалдел, вовсе не ожидая такого поворота событий. У меня моментально вспыхнуло в груди, и я, не раздумывая, выпалил ей:

– Могу тебя поцеловать, могу залезть вот на этот фонарный столб, могу…

– Это каждый глупый дурак сможет сделать ради меня, – оборвала мой словесный идиотизм Алька, – но ведь ты не глупый и уж, тем более, не дурак. На что ты готов ради меня?

– На всё! – решительно отрезал я, стоя перед ней, как перед высшим судом, вершившим мою судьбу. – Проси, что хочешь, я всё сделаю!

– Даже, если это запрещено? – Алька хитро на меня взглянула.

– Ну… это… ведь…

– А говоришь на всё готов. Аккуратнее со словами, Саша.

Это было сказано настолько серьёзно, что я на мгновение забыл, что передо мной моя сверстница. Будто взрослая женщина Алька окинула меня своим голубоглазым взглядом, от которого по моей спине пробежали мурашки размером с кулак.

– Да, ладно ты, успокойся, – Алька вновь обратилась в одноклассницу, – я не попрошу у тебя дурного.

– А что?

– Я слышала краем уха, что ты сегодня наобещал там Юрию Ивановичу.

Это меня вдруг очень напрягло. Ни целоваться, ни лезть на столб не придётся. Ну, зачем это-то?

– Так вот, – продолжала Алька, увидев, что я внутренне сжался, – если хочешь доказать мне что любишь меня, если ты не трепло, а настоящий мужчина, который отвечает за свои слова, то обещай мне взяться за ум и подтянуться по учёбе.

Вот тебе на! Я попал, как куры во щи. Не то, чтобы я пожалел, что написал эту записку, мои чувства были абсолютно искренними, но теперь предстояло трудиться во имя любви, упорно и долго. А если будет всё напрасно? Если Алька предпочтёт, в конце концов, не меня? Нет, если она сама меня ждала тут, если сама начала говорить со мной, проявив интерес, то я должен из кожи вылезти, в лепёшку разбиться, но добиться её. И если для этого необходимо будет хорошо учиться, то так тому и быть.

– Хорошо, – сказал я.

– Что хорошо? – её голубые глаза жгли меня насквозь.

– Я обещаю тебе, что начну учиться хорошо, – смело сказал ей в лицо и снова покраснел.

– Ты записку выбросил уже? – неожиданно спросила она.