Сергей Орст - Моя жена оттуда…

– Он тебе не сделал больно? – спросил я Алю, поймав её взгляд на себе.

– Нет, он же тебя избил, – я впервые увидел слёзы в её больших глазах, – это тебе же сейчас больно!

– Что ты, ни сколько, главное, ты цела, а мой нос заживёт, ерунда. Аля, зачем ты портишь свой красивый шарфик моей кровью, не отмоешь же потом…

Я попытался встать, но в голове что-то щёлкнуло. Очнулся я в машине скорой помощи в окружении двух врачей. Машина мчалась, звеня сиреной. Оказывается, Костя сломал мне нос прямым боксёрским ударом, а носовая кость почти вошла внутрь черепа. Это не считая сотрясения мозга.

Затем, была больница, операция. Мои родители попытались найти правду, но дело замяли, ведь они были простыми инженерами, а предок Кости – во власти. Свидетельства ребят не приняли во внимание, а классный руководитель не видел, или не захотел увидеть инцидент, или ему сказали, что он должен был увидеть. По официальной версии я споткнулся в темноте и неудачно разбил нос о стул. Несчастный случай. Однако Костю из школы убрали под благовидным предлогом сами его родители.

Пока я валялся в больнице, меня почти каждый день навещала Аля. Когда она пришла в первый раз, я только отошёл от наркоза и, весь перевязанный, лежал на койке. Войдя в палату в белом халате, как положено посетителям, она сразу безошибочно нашла меня, хотя сделать это было очень сложно. От моей внешности были только глаза и рот, не закрытые бинтами. Аля быстро присела рядом, положив сетку с апельсинами на тумбочку, и взяла мою руку себе в тёплые ладони.

– Зачем же ты, Саша, полез к этому бугаю? – её нежный голос вдруг задрожал.

Я поднял голову, чтобы лучше рассмотреть её сквозь повязку и увидел, как она плачет. Её крупные слёзы капали на белые простыни койки.

– Аля, пожалуйста, не надо, – попытался я её успокоить, гнусавым голосом, – всё же в порядке со мной, пройдёт.

– Я очень испугалась, когда ты упал без сознания обратно на мои колени.

– Почему? Мне же просто дали сильно по голове. Вот мозг и отключился.

– Я просто… просто…, – сглатывая слёзы, Аля смотрела на меня своими голубыми глазами с большой тревогой, – я просто подумала, что ты умер у меня на руках.

Она сильнее заплакала.

– Но я же живой, всё хорошо, прошу тебя, не плачь, мне больно видеть тебя такой расстроенной. Ну, давай, улыбнись, и я сразу поправлюсь. Мне очень нравится твоя улыбка. Ты же Солнышко лучезарное.

Она мило улыбнулась, но глаза были все в слезах.

– А мне очень нравишься ты, Саша. Нет, не просто нравишься, я люблю тебя!

После этих слов я готов был вскочить с койки и расцеловать её, но пока был к этому физически не готов. Я добился её признания, хоть нам было всего по пятнадцать лет.

Тогда же в больнице я познакомился с родителями Али. Они вместе с ней пришли меня навестить. Всё-таки я пострадал, защищая их дочь. Я абсолютно не чувствовал себя героем. Какой герой? Меня же побили! Увидев её родных, для себя я отметил интересную особенность – Аля не сильно была похожа на своих папу и маму. Пытаясь найти общие черты сходства, я лишь отметил похожую манеру говорить и только. Оба родителя Али были в возрасте, старше моих, оба кареглазые, почти темноволосые. Как это у них получилась почти белокурая голубоглазка?

Конечно, я поправился, но у меня теперь кривой нос со шрамом. Вдобавок к этому незначительному косметическому изъяну я получил в подарок от Кости периодическую чудную головную боль и шум в ушах. Эта история не получила большого развития, ведь всё спустили на тормозах, однако в школе я был самым настоящим героем-рыцарем в глазах всех девочек, бесстрашно бросившись защищать честь своей девушки на превосходящего по силе врага. Разумеется, я относился к таким эпитетам в мой адрес с долей юмора, но уважительные взгляды других девчонок на меня Аля замечала. Я же из всех девушек хотел видеть только мою Алю.

Сдав успешно экзамены, мы с Алей и ещё несколько ребят из класса перешли в девятый. Надо было думать о будущем. Институт или Университет? Нужно готовиться. Учёба, учёба, но жизнь текла и мы взрослели. Предприняв несколько безуспешных попыток физической близости с Алей, я получил от неё абсолютно исчерпывающий ответ на эту тему:

– Только после свадьбы, если сумеешь дождаться!

Она как отрезала, сказав эту фразу снова тем самым взрослым тоном и видом, от которого у меня опять пошли мурашки по спине. Конечно, я прекрасно понимал, что краткое удовольствие сейчас может привести к долгому страданию потом, а я очень не хотел причинить ей боль и несчастье.

Я поклялся себе и ей, что смогу дождаться её, что с моей стороны это не просто влечение к её прекрасному телу, а настоящая любовь на всю жизнь. Я был категорически не согласен со словами известной песни из кинофильма « не обещайте деве юной любови вечной на земле» и готов был с этим поспорить, доказав обратное. Мой юношеский протест выразился именно в этом.

Мы давно уже по-настоящему целовались и обнимались, но не более. Я перестал к ней приставать, изнывая от возрастающей страсти, хотя чувствовал, что ей держать себя в руках даже сложнее, чем мне себя. Аля значительно сильнее меня характером, я это понял ещё в детском садике.

И тут произошло непоправимое на излёте зимы в выпускном классе. Мои родители и младший брат уехали в гости к знакомым. Я отказался от развлечений в пользу подготовки к поступлению в ВУЗ, поэтому остался дома. Пришла Аля, и мы вдвоём делали уроки. На улице было уже темно, часов семь вечера. За окном поднялась пурга, как это обычно бывает в конце зимы, когда погода никак не хочет отдать права неотвратимо подходящей весне. Вдруг на полуслове Аля осеклась, посмотрела на меня и почему-то побледнела.

– Что такое? – забеспокоился я, – что-то не так мы сделали в этой задаче.

Я полез в учебник проверять условие.

– Нет, Саша, тут иное. Я не могу это точно описать, но сейчас что-то произойдет.

– Что именно?

– Не знаю. Что-то ужасное.

– Где? Здесь?

– Нет, не здесь… далеко, – Аля была бледнее полотна, и я очень испугался за неё.

– Давай, приляг на диван.

Я помог ей перейти на диван, а её всю трясло, руки были холодные. Мой взгляд упал на настенные часы. Семь часов десять минут. Алю словно дёрнуло электрическим током, она чуть вскрикнула. Я не понимал, что с ней происходит, но после этого вскрика, больше похожего на стон страдания, она порозовела и быстро пришла в себя.

– Не пугай меня так, Алечка, – тревожно гладил я её руки, сидя на коленях возле дивана, – что с тобой?

– Со мной уже всё в порядке, – она с неподдельным сочувствием смотрела на меня, – это было предчувствие, но теперь всё свершилось.

– Господи, да что свершилось-то?