Дилара Александрова - Предел – афелий. Призраки солнечного ветра

Эти слова заставили Майера задуматься. Повезет ли цивилизации снова? Сможет ли она удержать собственные амбиции и не влезть в гибельное соперничество? Сотни лет назад Земля находилась на пороге третьей мировой войны. Напряжение нарастало, никто не хотел идти на уступки. Все чаще вспыхивали локальные войны, метастазирующие, словно раковая опухоль и превращающиеся в поле борьбы за влияние лидирующих государств. Казалось, пузырь нетерпения вот-вот лопнет и небо вспыхнет огнем ядерных взрывов. В этот момент и произошла трагедия, которая, ко всеобщей неожиданности, предотвратила еще большую трагедию. Пандемия, прошедшая своей смертельной волной по всему земному шару стерла в прах не только амбиции многих стран, но и их экономики. Впрочем, ненадолго. Страны, бросившие значительные ресурсы в разработку вакцины заявили о собственном привилегированном положении. И мало кто мог с этим поспорить. Так продолжалось около тридцати лет. Ровно до того момента, когда вторая волна совсем иной болезни не уравняла всех. Цивилизация, понесшая значительные людские потери, с растерзанной вдрызг экономикой, не могла оправиться полвека. Можно сказать, повезло, что она не поглотила сама себя. С тех пор начались совсем другие времена. Человек вдруг осознал, что не имеет спасительного аэродрома. Осознал со всей той глубиной ужаса, что заставляет остервенело искать решения в ситуациях, казалось, безвыходных. Готовность сотрудничать и слушать друг друга взлетела до небес. До небес в прямом смысле этого слова. С бешеным энтузиазмом началось освоение космоса. Наученная горьким опытом, ни одна страна мира не стала продвигать свой язык в качестве единого космического. Общим решением им стал эсперанто – нейтральный, универсальный, объединяющий.

Влияние покорения звездного пространства изменило мир до неузнаваемости. Эсперанто стремительно ворвался в быт не только колоний, но и самой планеты Земля. Улетавшие и возвращавшиеся со временем покорители космоса использовали его уже как основной. Сложилась необходимость изучать язык по всему миру. Прошло совсем немного времени, а эсперанто уже стал вторым государственным во множестве стран. Этому поспособствовала и единая валюта «монеро», в которую обращались все вложения общего космического бюджета.

Ученый прекрасно понимал, чего от него ждут и чего хотят. Несмотря на всю правильность вышесказанного, условия спонсорства, без сомнения, будут содержать передачу права на патент. Это могло означать только одно: спутники и планеты-колонии окажутся не у дел.

– Я не могу передать вам права на наши с отцом разработки – это общечеловеческое достояние, – юноша нашел в себе силы с уверенностью объявить свою принципиальную позицию.

– Сколько вам предложили? – наконец, заговорил худощавый Гаунд, чуть наклонившись к собеседнику и обескураживающе взглянув в его глаза.

– Чтобы воплотить проект в реальность, требуется оборудование. Очень дорогое… Даже при современном развитии технологий. Я не говорю уже о том, сколько понадобится времени для теста безопасности основных элементов… – слова не содержали ни капли лжи, но паренек явно набивал себе цену.

Худые, короткие пальцы с большими костяшками сильней сжали кожаный портфель, вызвав тем самым характерный хруст.

– Мы предложим больше, но монополия останется у нас. А у вас – деньги и слава. Навсегда.

Ученый сомневался. Он не знал, о какой сумме идет речь, а озвучить желаемую у него не хватало моральных сил. И если совсем уж честно, главная причина сомнений заключалась вовсе не в финансовом вопросе, а в нежелании отдавать права на разработки. Сделать это – означало переступить через собственные принципы, гордость, и, в какой-то степени, предать все человечество.

– Полтора миллиарда вас устроит? – Ллевид, стоявший все это время у окна и внимательно слушавший собравшихся, неожиданно повернулся.

Если бы Майер в этот момент все-таки пил кофе, от которого так предусмотрительно отказался, то наверняка поперхнулся бы. Немного оцепенев, он смотрел на приблизившегося президента, беззаботно облокотившегося о спинку дивана. Пребывая в невольном замешательстве, ученый испытал двоякие чувства. С одной стороны, стремительное развитие событий заставило впасть в некоторый ступор, с другой – испытать стыд. То ли оттого, что оцепенение не позволило должным образом поприветствовать такую важную персону, то ли потому, что при всем своем обширном образовании молодой мужчина не в состоянии оказался вспомнить, сколько же нулей было в озвученной только что сумме.

– ОЗК выделит вам полтора миллиарда монеро. Это, конечно же, для начала. При условии, что вы согласитесь со всем, предложенным ранее, – беспечная улыбка Ллевида совсем не вписывалась в контекст создавшейся атмосферы.

Доброжелательный взгляд чуть прозрачных голубых глаз оставался убийственно спокойным. Ллевид остался доволен проделанной работой, но виду не подал. В конце концов, мир выбрал его на должность президента не просто так.

Майер нашел в себе силы вскочить с места, но что делать дальше – понятия не имел. Подойти и пожать руку через диван? Будет ли это уместно, учитывая, что официальная церемония знакомства давно прошла? Которой, впрочем, как таковой и не было.

– Господин президент, – сказал Майер и просто поклонился.

Ллевид, не стирая с лица мягкой, приветливой улыбки, слегка кивнул в знак одобрения, а затем продолжил:

– Не стану ничего скрывать. Ваши разработки и гибкость ума выделяют вас на фоне остальных. Однако, вы далеко не единственный, кто занимается этим вопросом. Свое финансирование мы могли бы направить совсем в другое русло, и ведь пути назад не будет. Что бы сказал господин Гонтар, узнав, что труд всей его жизни так бездарно загублен? Что кто-то менее одаренный, но более целеустремленный достиг желанной цели? – шло явное давление, почему-то не чувствовавшимся таковым. Скорее, создавалось ощущение, будто кто-то старший журит нерадивого подростка за неподобающее поведение.

– Предложение ошеломительное… Но я хотел бы подумать, – только и смог выдавить из себя Майер. – Это так неожиданно…

– Ну, подумайте, подумайте… – прозвучал ответ с тонкой ноткой разочарования.

Ученый опустил голову. Ощущение, что он стоял в кабинете директора и отчитывался перед всем преподавательским составом набирало силу. Как тогда, более тринадцати лет назад, когда он сжег школьную химическую лабораторию, по дурости перепутав реагенты. Уже тогда юноша заканчивал школу экстерном, чтобы скорее поступить в университет под предводительством своего отца. Усталость брала свое, и сей инцидент был совершен по запарке. Помнится, влетело тогда по первое число. Не помогло даже то, что Варгандфида-старшего уважали и знали все. Более того, от него-то как раз подростку и досталось больше всего.