Кирилл Берендеев - И ты, Гомер! Фантасты о писателях

– Ты чего? – у нее глаза распахнулись на пол-лица.

– Да ничего. Я ее сам еще не прочитал. А вообще, эта книжка моего деда. А он не терпит вмешательства посторонних в наши внутренние дела.

Олег забормотал:

– Апельсины являются основой экспорта Кампанде… В одном ящике двадцать килограмм апельсинов… корабль из Кампанде в Туапсе плывет девять суток… Пограничный контроль… Растаможка… как они Чебурашку пропустили? – Чебурашка спал. Тысяча тонн апельсинов разгружаются и грузятся в рефрижераторные вагоны… трое суток. Итого до Москвы шестнадцать суток минимум. А если вагонов нету? Восемнадцать. За сутки Чебурашка съедает… спит в уголке ящика… там бумажки… сколько же он какает?

– Ага! Вся компания в сборе.

Мы, все трое, обалдело уставились на входную дверь. Та была распахнута настежь, сквозняк пролетел по дому, вырвался за балконную дверь, вернулся с горстями снега и принялся издевательски закидывать нас. В проеме входной двери возвышался Мефодий Маркович собственной персоной.

– Когда впервые начали появляться черные книги, никому и в голову не приходило связать их с кострами святой инквизиции… А ведь именно предательство книг, сожжение порождает эту особую субстанцию, наделенную волей и желаниями. Отдайте мне книгу, Эдуард! В ваших руках – это зло в чистом виде.

Он шагнул в зал и протянул руку, чтобы вырвать у меня книгу. Жилы у него на запястье вздулись и я вдруг впервые подумал: «А ведь ему много лет». И отступил к окну.

– Наш век – время беспрецедентного предательства в отношении книг… их хранят в сараях, выбрасывают на помойки, жгут… из книг выпиливают безделушки – как из особой породы древесины! … их не читают.

Мефодий подбирался ко мне, а я все отступал, кружа по комнате вокруг стола под музыку «Войны миров».

– Если бы не такие писатели, как Минор Ласточкин – мир уже давно погряз бы в пучине войн и пожаров… к счастью, его книги, сгорая, превращаются в простой пепел без капли черной горечи – так он служит делу спасения мира…

Я заметил какое-то движение и скосил глаз на Сырбачеву. Она держала на коленях какую-то книгу и быстро-быстро листала ее – одними кончиками пальцев.

– Отдай мне книгу, малыш… Я тысячу лет не сплю ночей, жду ученика… но тебе еще рано… – Мефодий покачнулся, мягко оседая и удивленно глядя на Вику. Клюнул носом в ее сторону, запнувшись на ходу – и обрушился на пол, роняя журнальный столик и торшер. Зазвенели осколки хрусталя, запрыгали во все стороны.

Огромная фигура, распластавшись, заняла все свободное пространство в зале. Я перескочил через торшер, склонился над библиотекарем:

– Мефодий Маркович! Вам плохо?

Его глаза были закрыты, я нерешительно коснулся воротника пальто. Огромная ручища схватила мое запястье – какие у него огромные худые руки! – и Мефодий просипел:

– Эдуард, что… не трогай черную книгу… не… нельзя, но я… не успел… ты, надо читать, я…

– Что надо читать? Что с вами?

– Я сейчас… – и вдруг выдохнул горячим шепотом на одном дыхании: – Эдик, я кончился – время пришло. Я стал книгой. Читай меня, чтобы вернуть. Оживить. И ты – ты сам – не пользуйся! – ты чернокнижник, и я – но забудь все заклинания, иначе… Читай меня, пожалуйста! Мы одной крови!…

Его лицо потемнело, рука ослабела, соскользнула с моего запястья. Весь он как-то уплощился, сделался как будто картонным, потом карикатурно-картонным, шире и короче, – фигура начала меняться в пропорциях и уменьшаться в размерах. Ветер снова распахнул балкон.

Ощущение нереальное, как будто вдруг понимаешь, что спишь.

Мысли сбились в кучу и заскакали – и я вправду начал видеть сон.

Я ищу на полке книгу. Сбоку на соседнем стеллаже слышится шелест и падает книга на пол. Падает, превращается в женщину в голубом платье и уходит. Я продолжаю искать. Не найдя своей книги, я оборачиваюсь к столу, на котором, как водится в библиотеках, лежат стопки книг. Со стола соскальзывает одна из книжек, страницы распахиваются желтоватым облачком. Облачко вырастает в гриб, затем в сутулого человека в сером костюме. Человек разворачивается, скользнув по мне взглядом – и уходит. Я собираюсь уходить тоже. Оглядываю библиотеку в последний раз, в тщетной попытке уловить присутствие иголки в стоге сена. В дальнем углу под столами слышится шорох. Я наклоняюсь и вижу, как из норки в стене протискивается в комнату книга, попутно приобретая человеческие черты. Книга с женским лицом – глаза голубые… крыса с человеческим лицом… фигура распрямляется – это девушка. Она приближается, глядя мне прямо в глаза, обходит меня и распахивает дверь, чтобы исчезнуть в вечерней толпе.

Я развернулся лицом к библиотеке и увидел библиотекаря. Всклокоченные волосы, очки в медной оправе, засаленное черное платье… сутана. Он пристально смотрел на меня и, поймав мой взгляд, протянул мне руку. Не то улыбка, не то просто желание ободрить – что-то в его лице придало мне уверенности и я протянул руку в ответ. И очнулся.

И замер с протянутой рукой.

На полу лежал огромный старинный фолиант в темном кожаном переплете.

* * *

– Ой! Что случилось? – Сырбачева подняла со своих коленок и положила на стол Черную книгу. Точь-в-точь такую же, как та, что я недавно у нее отобрал.

– Аааа! Он исчез! исчез! Аааа! где он? – откуда-то из угла кубарем выкатился Олежка и заприседал, заоглядывался вокруг стола: – Ну где он?

Он подобрал с полу упавший фолиант, обсмотрел со всех сторон, запустил на стол, схватил из вазочки печенье, засунул в рот и снова заорал:

– Где он?! Что это?!

Во все стороны полетели крошки.

Вика недоуменно смотрела на него, шевеля губами. Я прислушался – она повторяла выкрики Подчебучина.

Я дернул ее за книгу. Черная книжка, казалось, приросла к Викиным рукам.

– Я сегодня взяла в библиотеке. Я тебе говорила.

– Ты что-то прочитала, от чего он исчез. Что?

Вика уставилась в книгу:

– Вот это: «Чернокнижие уб…»

– А… не надо! – я зажал ей рот ладонью. – Ты же не хочешь, чтобы я тоже исчез?

Вика вытаращилась на какую-то точку в стене:

– Ты что, думаешь, это я?! Ты думаешь, это из-за меня?! – она медленно повернулась ко мне: – Это все из-за меня.

Голос у Вики осел.

– Эх, Сырбачева… хоть ты и отличница, а дура-дурой. При чем тут ты? Ну прочитала что-то вслух, ну совпало это с чем-то, но ты же понятия не имела что так получится! Короче, я разберусь, не боись.

Сказал так, как будто сам в это поверил. Только почему-то мне казалось, что уже ничто не будет легко и просто. Я поднял с пола книгу и выпал в осадок. То есть, просто потерял все мысли, слова, всякое соображение – и даже время. Я не заметил, как мои друзья ушли. Я осторожно трогал книгу, будто боясь обжечься. Я буквально по миллиметру изучал обложку – кожа, без намека на буквы – ни автора, ни названия – как будто обложка у планшета. И пожелтевшая первая страница без намека на слова. И огромные буквы на третей странице: