Павел Амнуэль - Опоздавшие к смерти. Cобрание сочинений в 30 книгах. Книга 28

– Лучше с посыльным, – сказал Штерн. – Мне понадобится оригинал.

Закончив с Бен-Шломо, Штерн позвонил пограничникам. Он хорошо знал майора Авиезера Кахану, который был начальником участка еще несколько недель назад. Кахана работал на этой должности много лет, Штерн не раз сталкивался с ним по службе, когда нужно было получить чьи-нибудь показания, отношения у них сложились доверительные, хотя дистанцию оба соблюдали, для видимости блюдя честь мундира. Но Кахана ушел со службы весной, и зная причину, Штерн жалел старого знакомого: у Каханы обнаружили рак, и все говорили, что он не доживет до осени. С новым руководителем пограничной службы района Штерн еще не имел никаких дел, и начинать знакомство с обвинений не хотелось.

– Полковник Симхони в настоящее время отсутствует, – отрапортовал, будто комара пришлепнул, жесткий баритон – трубку, видимо, поднял адъютант, также Штерну не известный; естественно, новый начальник и обслугу приводит свою. Интересно, куда он дел Наву Бармин, работавшую в приемной много лет – столько, сколько сам Штерн помнил себя на своем посту?

Спрашивать, где полковник в настоящее время присутствует, Штерн не стал – адъютант новый, наверняка неправильно поймет, – и потому попросил:

– Передайте полковнику, что звонил следователь Штерн из управления полиции. Срочное дело. Пусть свяжется со мной, когда вернется. Мой телефон…

Положив трубку, Штерн задумался. Когда позвонит Симхони – неизвестно. Объясняться с вдовой Аль-Джабара, не имея информации от пограничной службы, тоже смысла не было. Женщина, конечно, убита горем, но все-таки достаточно владеет собой, если уже успела подать жалобу на медиков. Значит, разговор явно коснется не только того, каким хорошим человеком был покойный адвокат.

Кстати, что означало это слово – «хороший» – применительно к палестинскому патриоту, мечтавшему дожить до дня, когда на всей территории нынешнего Израиля будет развеваться флаг государства Фаластын? Аль-Джабар был врагом, таким он и воспринимался Штерном в первые месяцы после их знакомства. Столкнулись они, когда Штерн вел дело некоего Саиба Даватше, в доме которого в том же Шуафате был обнаружен целый арсенал – по нынешним временам ничего особенного, но дело было в самом начале интифады, когда пистолет в доме палестинца воспринимался как событие, из ряда вон выходившее. Даватше держал под матрацем три пистолета – две «беретты» и «кольт», – а в сумке его при обыске нашли три коробки патронов, причем хозяин дома даже не успел придумать сколько-нибудь убедительную версию наличия оружия, на которое у него не было и не могло быть разрешения.

Навел Штерна на Даватше личный осведомитель следователя, с которым он время от времени встречался в Старом городе, куда житель Шуафата возил на рынок свои керамические поделки. Адвокат Аль-Джабар, взявшийся вести дело Даватше, пытался сначала тонкими наводящими вопросами выпытать у следователя источник его информации, но с этой проблемой Штерн справился достаточно быстро, сказав:

– Послушайте, адвокат, мы гораздо быстрее найдем общий язык, если не будем пытаться лезть в профессиональные тайны друг друга.

Аль-Джабар перевел разговор и больше к этой теме не возвращался. Было много других тем, достойных обсуждения. Дело Даватше и для Аль-Джабара было совершенно ясным, он не пытался, как это сделал бы другой, менее опытный юрист, обвинить израильтян в том, что оружие в дом его клиента подбросили при обыске. Нет, он упирал на святое право каждого человека обеспечивать собственную безопасность, особенно сейчас, когда на оккупированных Израилем территориях вспыхнуло справедливое народное восстание, которое не могло не отозваться и на жизни в лагерях беженцев, таких, как Шуафат, где стало опасно появляться на улицах – восстание восстанием, но под этой маркой подняли голову и криминальные элементы. Даватше всегда был законопослушным гражданином, но его дважды ограбили по дороге на рынок, что ему оставалось делать? Не идти же на самом деле в израильскую полицию и просить разрешения на хранение оружия? Да его бы и на порог не пустили, верно?

Штерн вынужден был согласиться, что так оно и было бы. Конечно, аргументы Аль-Джабара были логичны, но шиты все же белыми нитками, судья Шохар все это видел, но время тогда было более либеральное, а о том, к чему приведет интифада в ближайшие годы, догадывались немногие. Даватше получил три года плюс два года условно, и после оглашения приговора Штерн неожиданно для себя подошел к Аль-Джабару и сказал:

– Послушайте, адвокат, почему бы нам не пообедать у Ахмеда? У меня к вам есть несколько вопросов.

Ахмедом звали хозяина небольшого ресторанчика, расположенного на въезде в Шуафат, в трех минутах езды от городского суда.

– Почему бы нет? – с некоторым удивлением переспросил Аль-Джабар и сказал после недолгого размышления: – Согласен, тем более, что и мне есть что сказать следователю полиции.

Полчаса спустя немногочисленные посетители ресторана с интересом слушали громкую перепалку между двумя интеллигентного вида мужчинами, обсуждавшими причины и следствия арабо-израильского конфликта. Недели через две, когда Штерн впервые приехал к Аль-Джабару домой (причина была вполне официальной, правда, сейчас следователь уже не помнил, в чем было дело), адвокат сказал ему:

– А вы смелый человек, господин Штерн. Вы так кричали у Ахмеда, что я боялся – вас растерзают на месте. Все-таки, публика там, знаете…

– Ах, знаю, – махнул рукой Штерн. – Был я там сто раз, и моя точка зрения всем постоянным посетителям известна.

– Вот как? – только и сказал адвокат, проникшись, должно быть, к следователю еще большим уважением.

Оба были согласны с тем, что двум народам на одной земле никогда не удастся жить в мире и дружбе. Не было еще такого в истории и никогда не будет. Пример Советского Союза ни Штерна, ни Аль-Джабара не вдохновлял, оба считали, что межнациональная рознь есть и там, не может не быть, наверняка и стычки происходят, а может, и что-то более серьезное, просто коммунисты никогда не допустят, чтобы эти сведения стали известны всему миру. И в свое время именно межнациональные войны развалят империю окончательно. Когда начались события в Карабахе и в Абхазии, а Прибалтика задумала отделяться, Аль-Джабар и Штерн почувствовали себя пророками, что, впрочем, никак не отразилось на их дискуссиях, ставших уже привычными…

Когда зазвонил телефон, Штерн с трудом отогнал нахлынувшие вдруг воспоминания и поднял трубку. Слышимость была довольно плохой, что-то посвистывало, собеседник говорил, видимо, с сотового телефона.

– Полковник Симхони, – услышал Штерн. – Вы меня искали, господин Штерн?