Элла Чак - Единичка. Мир, где каждое прикосновение отнимает год жизни

– Нина, что мне делать? Пожалуйста прости! Но я видел!

– Ты уже много чего видел Нестор… видел летающие велосипеды и черный снег.

– Байки, – поправил он ее, – на антигравитации. А снег был серым.

– Этой субстанции нет в природе! Сам объяснял! Антигравитации не существует. И черного снега тоже.

– Но я… – выдохнул он, ударяясь головой о стену, – я могу логически обосновать возможность.

– Обоснуй потом нашей дочери, почему папа поздравляет ее с днем рождения по видео связи из дурки в смирительной рубашке.

– Думаешь, я схожу с ума? Но я видел… Видел девушку… Она управляла силой притяжения. – не стал он говорить «летала».

Нестор знал, его гениальный разум давно балансирует на тонком канате реального и вымышленного. Не канате. Уже нитке. Ну в самом деле! Какой черный снег! Какие парящие над землей люди! И главное, что галлюцинация сказала – будто Нестор станет причиной смерти девяти миллиардов людей. Она вообще знает, что их всего девять миллиардов?! На всей планете?!

– Бред, – сделал единственно верный, пусть и не научный вывод Нестор, – я никого не видел. Ни с кем не говорил. Устал. Мне привиделось. Мой труд спасёт человечество, а не уничтожит. Это стресс. От недосыпания. У меня шизофрения или ранняя деменция. То, что я видел – невозможно. То, что она сказала – ложь. Я пойду ко врачу, как просит Нина. Я не убью мою Систему. Не убью ее!

И Нестор не сделал ничего, о чем просила незнакомка. Или галлюцинация.

На следующий день у Нестора родилась дочь, а небо разразилось катастрофой, получившей в истории название Перерождение солнца. Что это было на самом деле – никто не знал. На восемь минут солнце закрыл черный круг, за которым пробивалось восемь лучей.

Спустя время после этого случая правительства всех стран объявили о прорыве озонового слоя из-за катастрофы. Находиться под открытым солнцем стало опасно для здоровья и жизни. Накопленная радиация, убила бы каждого лет за пять.

Хорошо, что у Верховной Академии нашлось решение. Гениальный ученый Нестор разработал уникальный препарат искусственного экранирования. Формула его хранилась внутри супер-компьютера, такой она была сложной. Некоторые считали машину искусственным интеллектом.

Бета-один, получившая в народе название Единичка, стала мировым спасением. Все опыты на облученных показали положительные результаты. И бета посыпалась на головы буквально с неба. Ее доставляли в самые удаленные уголки планеты, сбрасывая ящиками с самолетов. Раздавали бесплатно всем и каждому.

Оранжевые кругляшки походили на леденцы. У них был приятный запах и вкус апельсина. Дети глотали их, как конфеты. Было достаточно даже одной, чтобы получить пожизненное экранирование и защиту от радиации.

На первые странные смерти особого внимания никто не обратил. Страны перестраивались под новый порядок, пока не появилась Единичка Нестора. А после нее, когда эйфория прошла, началось что-то… не объяснимое. То здесь, то там совершенно здоровые люди падали замертво. Всех возрастов. Во всех точках планеты.

Нестор не понимал, что происходит и виновата ли в этом бета? Все его опыты дали положительный результат. Единичка работала. Но люди продолжали гибнуть. Сотнями. Тысячами. Сотнями тысяч, когда наконец стало понятно, что их убивает.

Убивали прикосновения. Единичка не спасла от радиации. Что-то мутировало в ней. Каждое прикосновение друг к другу лишало людей года жизни. А максимальным возрастом стала планка в сорок. Если человеку было двадцать пять, ему было достаточно получить пятнадцать прикосновений от кого угодно, чтобы погибнуть. Сминуситься. Так это теперь называлось.

Через семнадцать лет от девяти миллиардов остались жалкие сотни тысяч выживших. Нестор продолжал эксперименты, придумывая план, как уничтожить Единичку. Как уничтожить генную кодировку максимального возраста в сорок. Он не понимал, откуда она вообще взялась. И не верил, что галлюцинация, любительница апельсинов, была права, предупреждая его.

В последний год жизни Нестора, пока ему не исполнилось сорок, произошли события, лишившие его остатков разума. Теперь Нестор повторял только три фразы. Он больше не произносил ни слова, кроме тех, что написал семнадцать лет назад соком апельсина на лестничной клетке: «все имеет начало и все имеет конец», «серебряный дождь», «замкнуть круг», «убить Систему».

Плюсовая эра,

34 года после катастрофы Перерождения солнца

Сильвия обыскивала желтое здание городского острова вторую неделю. Весьма полезная домина ей попалась. Кажется, люди приходили сюда «на работу», как делал лет сорок назад ее дедушка Нестор. «Работа внутри бетонной коробки» что это вообще такое? Сильвия не понимала, чем могли заниматься две тысячи человек в одной норе. Да и в две тысячи ей верилось с трудом. Невероятно, что когда-то на Земле жили миллиарды людей. В ее время и десять человек не встретишь. Даже двух. А встретишь, беги или стреляй.

На первом этаже возле лестницы расселся человеческий скелет. Объеденная червями черепушка валялась возле пальцев, сжимающих прямоугольник с разбитым стеклом. Сильвия часто видела такие «черные зеркальца» на городских островах. Кажется, минусовые люди называли их «смартвонами». Или как-то так. Бесполезная плашка. Лупа и моток веревки куда полезнее для выживания.

Почти каждый электроприбор вводил Сильвию в ступор. После окончания минусовой эры вся электроэнергия, любое топливо, телефонные линии – исчезли. Дороги встали. Города опустели. Жизнь словно поставили на паузу, разрешив побегать по планете горстке оставшихся. Без энергии и связи началась эра плюсовых, где ценилось оружие, фольга и количество минусов на счету – оставшихся лет до наступления сорока.

Сильвия ловко перепрыгнула кости скелета и побежала обыскивать комнаты. Она не церемонилась. На пол летели ящики столов, сыпались стопки пожелтевшей бумаги, под ногами хрустела высохшая коричневая листва диких вьюнов. Через разбитые окна семена, попавшие в здания много десятилетий назад, дали всходы. По стенам расползлись сорняки и лианы. Растения пробили корневищами бетонные трещины, быстро разрушая постройки.

Дома превращались в рухлядь. Заброшенными скалами они высились между бушующей зелени, словно суша посреди зеленого моря. Бывшие вершины небоскребов стали называть городскими островами.

Опустевшие унылые коробки напоминали Сильвии надгробия минусовых. Заброшенные, пугающие и одинокие, как могильный мрамор в жухлом бурьяне. Пока оставшиеся не поняли, что прикосновения отнимают годы жизни – улицы городов наполнились трупами. Их никто не хоронил. Мертвых испепеляли фитокроновыми разрядами. Органика превращалась в пепел, отчего в городах постоянно шел серый снег. Это был пепел сожжённых тел.