Дмитрий Колосов - Крысиный Волк

— Ну вот, скобы на месте. Теперь твоя очередь, Бонуэр. Сейчас ты по трубе поднимешься наверх и прикончишь этого парня.

Его предложение не вызвало у меня восторга.

— Я не полезу.

— Еще как полезешь! — процедил Ламю. — В противном случае я буду отрезать от тебя по маленькому кусочку. Это долго и очень больно, Бонуэр. Поверь на слово. Я знавал людей, которые испытали подобное.

— Но как я смогу выбраться из трубы?

— Так же, как в нее и попадешь. Я дам тебе излучатель, и ты прорежешь точно такую же дыру. Решайся, но быстрее, времени у нас в обрез!

Террорист грозно взирал на меня, поигрывая смертоносным оружием.

— Хорошо, согласен.

Что, простите, мне еще оставалось делать?

Ламю воспринял мое согласие как должное.

— Вот и отлично! Мне нравится, что ты ведешь себя разумно. — Террорист поставил излучатель на предохранитель и, аккуратно подав его мне, тут же извлек второй. — Сунь его за пояс. — Я медлил, и Ламю прибавил, играя желваками: Будет обидно, если у тебя возникнут глупые желания. А теперь слушай. В твоем распоряжении минут двадцать. За это время ты должен добраться до нашего противника и прикончить его. Я постараюсь отвлечь его внимание. Ты все понял?

— Да.

— Тогда ступай.

Делать было нечего. Шагнув к трубе, я нерешительно сунул голову в отверстие. В ноздри ударил щекотливый запах металлической гари, сухости и тлена.

— Давай! — подстегнул Ламю.

— Иди к черту, умник!

Пошарив рукой по стене, я нащупал скобу. Я чуть подтянулся, достал до второй и медленно втащил тело в трубу. В тот же миг под моими ногами блеснул импульс.

— Ты что, сдурел?! — взвыл я. Труба ответила гулким эхом.

— А что, по-моему, очень неплохая идея, Бонуэр! — глухо хохотнул невидимый мне Ламю. — Пожалуй, время от времени я буду постреливать, целясь все выше. Полагаю, это заставит тебя двигаться побыстрее.

— Скотина! — пробормотал я.

Теперь, когда у меня был излучатель, можно было попробовать сквитаться с этим пижоном, но вряд ли мне удалось бы поразить его вслепую. Зато расплата последовала бы немедленно.

Я нащупал еще одну скобу и крепко ухватился за нее. Теперь и ноги, и руки имели опору, я почувствовал себя уверенней и сделал первый шаг. Ламю больше не стрелял. Очевидно, он понял, что я исполняю его приказ, и успокоился. А я начал карабкаться вверх.

Поначалу очень много неудобств доставляла темнота. Спустя какое-то время мои глаза освоились, и я, хоть и не без труда, но различал тускло светящиеся в пыльном полумраке скобы. Однако все это было возможно лишь до тех пор, пока до меня достигал свет из отверстия, проделанного Ламю. Как только оно осталось далеко внизу, темнота плотно обхватила меня. Она была неприятна сама по себе, порождая чувство неуверенности, знакомое каждому, кто ходил по густому безлунному лесу. Вдобавок к этому прибавлялось ощущение замкнутого пространства, именуемое клаустрофобией, что не совсем верно. Клаустрофобия может охватывать и в огромном помещении, ее вызывает наличие стен. Чувство, давившее на меня, было порождением бездны, таящейся под ногами. Я имел все основания предположить, что вентиляционная шахта соединяет двенадцать уровней, а значит, под ногами у меня была пустота, протяженность в двести футов. При падении с такой высоты человек превращается в отбивную. От одной мысли об этом я начинал испытывать неприязнь к жареному мясу.

Впрочем, я уже вполне освоился. Руки действовали, словно хорошо отлаженные автоматы, ноги прыгали на очередную скобу, как заведенные. Излучатель больно жал бедро, и, подумав, я сунул его за пазуху. Так-то надежнее, не хватало еще обронить его где-нибудь по дороге.

Оп! Правая рука, должная схватить очередную скобу, поймала пустоту. Сбиваясь с ритма, соскочили ноги. Вопя от ужаса, я висел в черной пустоте, вцепившись в скобу одной левой рукой, недостаточно сильной, чтоб удержать тяжесть тела.

— Спокойно! — приказал я самому себе. Легко сказать — спокойно! Обливаясь холодным, моментально выступившим потом, я поймал злосчастную скобу второй рукой. Потом нашли опору ноги. Все обошлось. Но в чем же все-таки дело? Я принялся шарить по пыльной поверхности ладонью. Вертикальная стена обрывалась, перерастая в горизонталь, а это означало, что я достиг двенадцатого уровня. Что есть сил, до хруста в пальцах, цепляясь за скобу, я вылез из вертикального ствола и распластался всем телом. Самая трудная часть пути была позади, и я позволил себе отдышаться.

Я лежал и прислушивался к окружавшим меня звукам, точнее, к полному отсутствию их. Тишина была почти абсолютной, если не считать гулких ударов сердца и сопения, вырывающегося из моей глотки. И очень пыльной. В носу засвербило, однако чихнуть я не решился. Металл здорово резонирует звук, и могло случиться так, что мой чих дойдет до неведомого гранатометчика. А мне вовсе не хотелось быть заживо поджаренным.

Не без труда подавив опасное желание, я пополз вперед. Особо усердствовать не следовало. Нужно было лишь подобрать подходящее место и выбраться из металлической кишки.

Достаточно. Полуприсев, точнее, скрючившись, насколько позволяла высота трубы, я извлек из-за пазухи излучатель, снял его с предохранителя, наставил перед собой и нажал на курок. Вырвавшийся из рубчатого ствола ослепляющий луч с треском вонзился в металл. Щедро полетели искры. Большая часть их убегала вперед, растворяясь в полумраке красивыми малиновыми, медленно гаснущими светлячками, меньшая отпрыгивала в мою сторону, причиняя массу неудобств.

Для начала я пробил небольшую дыру, достаточную, чтоб осмотреться. Поплевав на жарко светящиеся края, я осторожно приблизил к отверстию глаз. Подо мной, футах в десяти, виднелся привычно-серый пол. Высота была не самой идеальной для приземления, но могло быть и хуже, а значит, выбирать не приходилось. Отодвинувшись, насколько было возможно, от проделанной дыры, я вновь нажал на курок. Луч, рассыпая искры, медленно рассекал металл неровной малиновой дугой. Искры жгли руки, но я, стиснув зубы, терпел.

Терпел, терпел… Дуга уже достигла двух третей окружности, когда излучатель вдруг поперхнулся, выплюнув последний неровный сгусток энергии. Из моей глотки вырвался стон отчаяния. Я даже не подумал об этом! Проклятый Ламю израсходовал слишком много энергии, и вот теперь мне ее не хватило! И крысиный волк в мгновение ока превратился в крысу, запертую в крысоловке. Путаясь в складках комбинезона, я извлек карту и поднес ее к сочащемуся из щели свету. На табло бегали цифры. Крайними, покуда неподвижными, были единица и восьмерка. Но вот восьмерка дернулась, уступая место предшественнице по ряду. Семнадцать минут. А потом все будет кончено.

Таиться больше не имело смысла. Яростно заорав, я что есть сил ударил кулаками в металлический лоскут, ни на что, собственно, не надеясь. Однако, к моему удивлению, тот чуть подался вниз. Металл был мягким. Это открытие окрылило меня, и я принялся колотить по стенке трубы. Сначала я бил излучателем, разломав его, — кулаками, отбив кулаки, принялся колошматить по металлической заслонке ногами. Она поддавалась — медленно, очень медленно, но поддавалась. Сначала на полдюйма, потом на дюйм, дюйм с четвертью… Щель открывала свой зев с ленивым нежеланием кита, проглотившего Иону. Я утроил усилия. С хрипом выплевывая пыльный воздух, я колотил по металлу с остервенением кузнеца, пытающегося расплющить остывшую металлическую болванку. Эх, если бы в моем излучателе был хоть крохотный запас энергии! Совсем немного, чтоб подрезать край!