Дмитрий Колосов - Крысиный Волк

Я остановился у бронированной двери, дожидаясь, когда она распахнется, а у противоположной стены, не решаясь приблизиться ко мне, стоял Лоренс. По лицу его катились крупные прозрачные слезы. Больше всего на свете он хотел жить, но он знал, что жизнь его через миг оборвется, потому что он не сможет убить меня. Лоренс даже и не пытался сделать это. Я сочувствовал ему, но в сердце моем не было жалости — слабые обречены на смерть.

Раздался негромкий скрежет. Дверь отворилась, и я вошел внутрь. Через миг бронированные плиты вернулись на свое место, отрезав меня от Лоренса и мертвых обитателей башни. Я стоял, прислушиваясь к едва различимым воплям Лоренса и отзвукам ударов — он пытался пробить преграду, отделяющую его от жизни. А потом стало тихо. Думаю, в башню пустили газ. И голосок Версуса приветствовал меня:

— Поздравляю с победой, господин Бонуэр! Заслуженной победой! Признаться, вы удивили меня. Скоро прибудет гравитолет, и для вас все закончится. Ждите.

— Я жду! — прошептал я тихо, чтобы не быть услышанным. — Жду…

Вновь ожидание. Я вновь был в узком каменном мешке, как две капли воды похожем на родную камеру в тюрьме Сонг. Та же серость, то же ограниченное пространство, то же вечное ощущение недостатка воздуха. Удобное место, чтобы прикончить меня.

Меня собирались прикончить. Я не сомневался в этом, и не потому, что некая Ханна Оуген поделилась со мною своими откровениями. Просто смерть была наиболее логичным выходом из сложившейся ситуации. Общество отпустило мне грехи, но это не означало, что оно желает принять меня в свое лоно. Я был зверем, диким и опасным. И вдобавок неусмиренным. А такие должны жить либо в клетке, либо не жить вообще. Меня выпускали из клетки…

Итак, меня должны убить. Но это случится не сейчас. Сначала меня покажут всему миру — смотрите, какой он, Дип Бонуэр, зверь в обличьи человека! Это позволит Корпорации Иллюзий заработать еще несколько миллиардов кредитов. Потом меня посадят на корабль и где-нибудь в дальнем космосе тихо прикончат. А освободившееся место займет киборг-онг, наделенный моей внешностью, голосом и отпечатками пальцев. И даже сердцем, почти неотличимым от человеческого. В течение многих лет он будет жить на одной из отдаленных планеток, улыбаясь и напоказ радуясь жизни, а потом, когда все позабудется, его тихо уберут, вскользь упомянув, что некий Дип Бонуэр, в прошлом отпетый негодяй, покинул этот свет. И участник очередной игры, какой-нибудь сто восемьдесят седьмой по счету, скажет в мой адрес несколько громких слов, нечто вроде:

— Как жаль, что он сдох! Мне так хотелось прикончить этого ублюдка собственноручно!

Идеальный сценарий! Лично я организовал бы все именно так. Простенько и не подкопаешься. Вряд ли Версус отличается большей фантазией. Скорей всего, он наметил примерно такой план действий. А значит…

Значит, опасность грозила мне лишь спустя определенный промежуток времени, вполне достаточный, чтобы крысиный волк мог исчезнуть в темноте подземных ходов.

И все же я победил. Я еще не до конца сознавал это. В это нелегко было поверить. У меня были очень сильные противники — Баас, Ламю, Фирр, Снелл. Но я победил их, хотя первоначально был слабее. Я с усмешкой припомнил, как удирал от Бааса. А потом я обрел силу и прикончил его одним ударом ножа, мягко вошедшим в живот. А теперь я мог убить взглядом. Именно так убивает крысиный волк. Он редко пускает в ход клыки. Он просто заглядывает жертве в глаза, приказывая ей умереть. Это просто. Даже очень просто. Но чтобы уметь это, нужно быть крысиным волком. Смешно, но Поурс умер, так и не веря во все то, о чем говорил. Он лишь подозревал о существовании крысиного волка, но не верил в него. Он руководствовался чисто умозрительным рассуждением, подобным тому, что кровь — не более чем красная жидкость. И вовсе не имеет значения, что она еще и теплая, и солоноватая, и пахнет жизнью, а порой смертью — смотря что несет.

Я оглядел истрепанный комбинезон. Он был щедро окроплен красным. Тут смешалась кровь Бааса, Ламю, Раузи и еще многих, кого я не убивал, но к чьей смерти был причастен. Ведь для того чтоб убить, вовсе не обязательно нажать на курок или воткнуть нож. Достаточно подумать, и, если мысль твоя будет действительно мыслью, твой враг умрет. Пожелание смерти, обычное, но доступное очень немногим, то есть никому, кроме меня.

Внезапно подумалось: как умер Лоренс? Как крыса, отравленная газом? И сейчас он лежит на полу в луже блевотины и испражнений, а на лице — выражение ужаса, сменившее обычную нахальную ухмылку. На месте Лоренса вполне мог быть я. Ему нужно было лишь как следует прицелиться. Но он позволил убедить себя в том, что Дип Бонуэр неуязвим. Он поверил в то, что на свете есть крысиный волк, которого невозможно убить, и рука его дрогнула. А перед этим дрогнуло сердце. Человек с дрогнувшим сердцем обречен на проигрыш. Я говорю это вам — всем, чьи сердца дрожат от страха перед смертью больше, нежели чем из страха перед позором; вам, обезьяны, дерущиеся за переспелый плод среди полуденного леса; вам, крысы, давящиеся украденной корочкой сыра; вам, близкие и оттого отвратительные! Я готов любить вас, но лишь на расстоянии, как образец некоей сути, ее оригинал. Но я ненавижу растиражированные с него копии, и я буду истреблять их!

Неясное движение за одной из бронированных плит. Сознание отчетливо уловило его. Свист, очень отдаленный, почти нереальный. Я понял, что за мной пришли, и поднялся с пола.

Едва я сделал это, как стена, на которую я смотрел, плавно отодвинулась в сторону.

Солнце! Бездна солнца! Яркого, обжигающего, плодотворящего, того самого, что покрывает кожу пигментными пятнами. Я зажмурился, но лишь на крохотный миг, скорей, отдавая дань привычке. На самом деле я уже не боялся солнца.

В желтом прямоугольнике света образовался шарообразный силуэт.

— Добро пожаловать на свободу, господин Бонуэр!

Толстяк улыбался. Гримаса на его лице походила на жуткий оскал тыквы, какой пугают на веселый праздник Хеллоуин. Толстяк подал мне руку.

Я шагнул на свет, но протянутую руку нарочито не заметил. Улыбка на лице Версуса стала чуть более скупой, но радушия не утратила. Он умел улыбаться. И я тоже научился этому.

— Прошу в гравитолет.

Скосив глаза в ту сторону, куда указывал представитель Корпорации Иллюзий, я увидел черный корпус гравитолета. В этот миг над головой стремительно пронеслась пара острокрылых птиц, чьи тени кляксами черкнули по серому бетону крыши. Птицы были свободны, почти как я.

— Вам нехорошо, господин Бонуэр?

Я усмехнулся: