Уильям Бартон - Бунт обреченных

Вокруг не было ни единой живой души, и мы гуляли по ночному Тарасаю в полном одиночестве.

Туземцы копошились где-то невдалеке, но их нам не удавалось увидеть, лишь только слышалось негромкое шуршание.

Через некоторое время я взял Марии за руку, которая поразила меня холодом и неподвижными, напряженными пальцами. Остановившись, я прильнул к ее холодным губам, расстегивая пуговицы на блузке, лаская грудь, целуя мягкие, соски. Осторожно развязав пояс на ее брюках, я спустил их вниз и, опустившись на колени, зарылся лицом в волосы внизу живота, лаская языком податливую плоть. Бросив девушку на спину, я быстро разделся, взобрался на нее, и мы занялись любовью, лежа на земле чужой планеты.

Для меня эти слова «заняться любовью» как нельзя лучше выражали мои чувства, но Марни, очевидно, думала по-другому. Она не проявила абсолютно никакой инициативы, не произнесла ни слова, ни вздоха, просто расставила ноги, позволяя делать мне все, что заблагорассудится и так долго, как мне хотелось.

По возвращении домой мы, раздевшись, улеглись в постель и снова занялись любовью. После этого изнурительного, но приятного занятия мы обняли друг друга и забылись сном. Ночью я проснулся, ощутив легкое подрагивание хрупкого тела. На груди расплывалось целое море слез. Конечно, любой бы поступил на моем месте так же и попытался бы успокоить плачущее создание. Прижимая Марни к себе, я поглаживал ее спину, шепча успокаивающие слова, однако мои действия не возымели должного эффекта. Утром Марни приготовила завтрак, улыбнулась, когда я одевался, поцеловала, и я отправился на войну.

Внезапно лес кончился, и мы с Лэнком захрустели гравием, выйдя на открытое пространство. Черное небо Земли было усыпано миллиардом звезд, таких знакомых и таких чужих; на горизонте виднелись контуры полуразрушенных зданий. Кое-где поблескивало оранжевое зарево — это люди жгли костры, а около них плясали чудовищные тени, в коих, лишь приглядевшись, можно было узнать очертания моих соплеменников. Лэнк хлопнул меня по плечу и задумчиво произнес:

— Дом вдали от дома.

Я молча стоял, тоскливо оглядывая руины, пытаясь понять, где мы находимся.

— Мне кажется, я помню это место. Где-то недалеко был торговый центр, я махнул рукой в направлении разрушенного низкого строения.

Брат согласился: — Да, верно, торговый центр Кармилла. Помнится, раньше ты любил здесь околачиваться.

Любопытно, ведь Кармилл пережил Вторжение, но что же произошло с ним потом? Не выдержав, я задал этот вопрос Лэнку. Он, хрустя гравием; прошел вперед и двинулся по направлению к кострам:

— Захватчики через пару лет после твоего отъезда расстреляли башни бизнес-центра, несколько офисов, а торговый центр рухнул сам по себе. Он ведь очень старый.

Мы прошли мимо перевернутых грузовиков, старой стоянки с открытым входом и вошли на территорию лагеря. Перед глазами предстало большое количество палаток, убогих шатких лачуг и костров. Брат пояснил:

— Карборрр по-прежнему является диким поселением, совершенно незаконным и не разрешенным властями. Когда-нибудь они точно разрушат его до основания, а жителей отправят на поселение в Чепел Хилл. На этом месте останутся лишь развалины, поросшие вьюном, очень быстро уничтожающим все следы пребывания людей. Неужели жителям нравится ютиться здесь, в развалинах старого торгового центра на территории бывшей стоянки? Может, это напоминает им о прошлом? Кто знает…

Наконец мы обогнули последнюю лачугу, и тут я услышал звук мотора дизельного генератора. Внизу находилось какое-то строение, к нему вели выщербленные ступени. Что самое удивительное, на доме висела неоновая реклама, тускло светящаяся какимто странным, бледно-индиговым светом. «Дэвис» было написано на ней, буква «с» мерцала через определенные промежутки. Найдут ли они новую вывеску, чудо современной техники, и повесят ли на это древнее здание?

Открытый вход загораживали лишь двери в стиле старых салунов маленькие хлопающие створки.

Сквозь них лился довольно яркий свет, напоминающий пламя, такой же желтый. Брат оживился, быстро спустился по лестнице, открыл двери и красивым баритоном пропел:

— Это… это я вернулся с моря…

Из глубины бара донесся не менее звучный, хотя и немного хриплый голос:

— Ах, отвали, старый осел…

Лэнк радостно произнес:

— Дом, милый дом! — С этими словами он вошел, знаком приглашая меня следовать за ним.

Взгляду открылась большая квадратная комната, заставленная столиками, с огромными каминами, располагающимися в противоположных ее концах, но они не горели — лето все-таки. Пол был щедро посыпан опилками. Думаю, зимой здесь бывает чертовски уютно. В потолок оказались вмонтированы электрические вентиляторы, лениво гонявшие теплый воздух. Генератор, шум которого я слышал на подходе к зданию, питал их энергией. Источником желтого света являлись висящие керосиновые фонари.

В дальнем углу комнаты, напротив камина, располагалась небольшая эстрада. С удивлением я обнаружил довольно неплохой выбор инструментов, ждущих своих хозяев; контрабас, пару, гитар, ударные.

На краю сцены сидело несколько тучных, средних лет мужчин, попивающих прямо из бутылок нечто, похожее на пиво. Музыканты, наверное…

Вдоль стены тянулась барная стойка со стульями, а внизу, по желобу, беспрерывно струилась вода, вливающаяся из дыры в одной стене и выпивающаяся сквозь отверстие в другой. Да, неплохо задумано.

Барная стойка и любители пива, которые могут безостановочно тянуть свой любимый напиток и мочиться прямо здесь, в желобок, не отходя к писсуарам. Однако в барс было полно женщин, и, как мне думается, когда возникала естественная физиологическая потребность, им приходилось нелегко. Кроме того, надо иметь известное мужество, сноровку и мастерство, чтобы сходить по малой нужде на виду у всех и попасть в желоб. Не знаю, как умелы и смелы земные женщины, но представительницы слабого пола в легионах умеют делать это отменно.

Лэнк ринулся к бару, оттаскивая от стойки каких-то мужчин, явно недовольных таким нахальством и пытавшихся отвоевать жизненное пространство. Я втиснулся рядом с братом, работая плечами и тесня посетителей. Мой сосед по стойке повернулся ко мне лицом — его пьяные глаза налились кровью и метали молнии, а рука уже сжалась в кулак… Но удара не последовало. Он уставился на меня, краска понемногу сошла с лица, рот приоткрылся, и оттуда вырвалось растерянное бормотание:

— Дерьмо собачье… — С этими словами пьянчуга повернулся к остальным и толкнул в бок моего соседа: Им оказалась крупная мясистая тетка. — Ну-ка подвинься, толстуха чертова! — Та же, хихикнув, ударила его локтем в бок.