Павел Амнуэль - Капли звёздного света. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 2

Мы прошли в комнату, где было всего одно выходившее на улицу окно с широким подоконником. Старый диван, несколько стульев, письменный стол с пишущей машинкой (принадлежность истинного писателя, о пишущей машинке я в то время даже не мечтал!), полки с книгами, стоявшими не по порядку, а, как мне показалось, совершенно хаотически. На диване, на столе и на любой плоской поверхности – кое-где на полу тоже – лежали книги, книги, книги… Собственно, моя память только это впечатление и сохранила от первой встречи: книги, много книг.

Вошла молодая (это я теперь понимаю, что молодая, а тогда она показалась мне чуть ли не пожилой) светловолосая женщина, смотревшая на нас с Борей гораздо приветливее известного писателя, и Генрих Саулович представил меня своей жене:

– Валентина Николаевна Журавлева.

И только тогда я ее узнал – видел же много раз на фотографиях в «Технике-молодежи», где публиковались ее рассказы! Не помню, что я ответил – скорее всего, стоял столбом и переживал второй шок. Как же – шел знакомиться с писателем-фантастом, а познакомился сразу с двумя, да еще с самыми лучшими, каких я только мог себе представить!

Не думаю, что в тот вечер я произнес хотя бы одно слово. Я вообще был скованным, молчаливым мальчиком с множеством комплексов. Полная противоположность Боре, у которого комплекс был только один – он вообще не признавал, что у кого-то могут быть комплексы. Но, должно быть, в моем молчании Альтов усмотрел нечто большее, чем тупое незнание и неспособность сказать умное слово. Во всяком случае, после того вечера мы с Борчакой стали приходить к Альтову регулярно – раз в неделю, иногда чуть реже, иногда чаще. Вскоре я уже принимал участие в беседах – разумеется, в основном, о фантастике, но и многом другом тоже: о тайнах мироздания, о воображении, о летающих тарелках и парапсихологии…

Я набрался смелости и принес Альтову один из своих неопубликованных рассказов. В то время мои отношения с редакцией «Техники-молодежи» испортились окончательно: после публикации «Икарии Альфы» я возомнил себя опытным автором и отправлял в журнал по рассказу в месяц – разумеется, такие же подражательные и невразумительные, как мое первое «произведение». Даже хуже, если такое вообще возможно. Не получая ответа, я отправлял в редакцию письма с вопросами типа: «Как вам понравилось то, что я прислал, и почему вы не сообщаете, когда рассказ будет напечатан?» Наконец от Келера пришло письмо, которое давно затерялось, но помню я его практически текстуально.

«Если Вы будете заваливать редакцию своими письмами, – писал Келер, – это ничего не изменит в нашем решении публиковать Ваши рассказы или нет. И не нужно в каждом письме указывать, что Вы учитесь в девятом классе и что Вам пятнадцать лет. Об этом знаем не только мы, но, с нашей помощью, и десять миллионов наших читателей. Один раз Вам была сделана скидка на возраст. Однако писать Вы стали хуже. Или Вы начнете работать над собой и тогда действительно сможете войти в число наших авторов, или…»

Что там было «или», я не помню, но это и так понятно. А тут еще и статья в «Литературке»… В общем, рассказ свой я принес Альтову не потому, что был смелым и не боялся критики. Мне представляется сейчас, что это Борька – большой мастер на провокации – убедил меня показать очередной опус Генриху Сауловичу. Не помню, что мне было сказано после прочтения. Помню ощущение: все очень плохо. Текст был исчеркан красными чернилами, как после отвратительно написанной контрольной по литературе.

Я понял, что писателя из меня не выйдет, но и в управдомы переквалифицироваться не хотел. Правда, я уже тогда знал, что буду астрономом, так что, если литература не для меня, то ведь оставалась наука.

* * *

Как-то я пришел к Альтову один; то ли принес почитать новый свой опус, то ли, наоборот, хотел узнать, что думает Генрих Саулович по поводу уже прочитанного. Погода была плохая, лил дождь, дул ветер – типичная бакинская осенняя погода. Может, из-за погоды, а может, по иной какой-то причине Генрих Саулович начал вспоминать – чего прежде не делал – годы своей отсидки в сталинских лагерях. В тот вечер я вернулся домой поздно – кажется, за полночь. Разумеется, рассказ был подобен пунктиру – Альтов подробно останавливался на каких-то, возможно, не очень важных эпизодах, а важное пропускал, я не перебивал, но не уверен, что запомнил все. То есть, наверняка уверен, что всего не запомнил. А больше такого случая не представилось.

Позднее, много лет спустя знакомые тризовцы говорили, как Альтов во время семинаров – когда вечерами обсуждали в гостинице проделанное за день – рассказывал им о своей молодости. Похоже, что рассказ его был практически таким же – возможно, в тот дождливый вечер Генрих Саулович проверял на мне реакцию будущих слушателей? Впрочем, вряд ли – тогда он не мог знать, что лет через десять будет ездить на семинары, где станет рассказывать не только об основах ТРИЗ, но и об истории этой науки – и своей собственной истории…

* * *

Генрих Альтшуллер и его друг Рафаил Шапиро окончили Бакинский индустриальный институт вскоре после войны. У них уже были свои изобретения – например, паровой катер, который молодые люди испытывали в бассейне. О том, как это происходило и чем закончилось, Генрих Саулович рассказал в одном из немногих своих опубликованных воспоминаний. И еще они изобрели газотеплозащитный скафандр, в котором можно было находиться даже в самом центре пожара. Они прочитали все, что могли найти, о психологии изобретателей, изучили состояние изобретательства в Советском Союзе и поняли, что дела обстоят не лучшим образом. Проанализировав проблему, Генрих и Рафаил обобщили свои соображения в большом письме, которое направили лично вождю всех народов и отцу всех изобретателей Иосифу Сталину. А на тот, видимо, случай, если вождь не найдет времени или желания ответить, они отпечатали сорок (!) копий этого письма и разослали в сорок газет – начиная с самой главной: «Правды».

Оба, кстати, по образованию были химиками и изобретали разные химические соединения: смесь для дыхания под водой, а еще смесь, ингредиенты которой можно купить в любой аптеке и получить вещество огромной взрывной мощности. Такой, что даже сказать страшно. Если эта смесь попала бы в руки врага, то враг сумел бы (о ужас!) взорвать парад на Красной площади.

Почему-то именно это – возможность взорвать именно парад на Красной площади – запомнилось мне тогда больше всего. Конечно, я и в тот вечер, и позже много раз просил Генриха Сауловича раскрыть секрет и сказать, какие именно препараты нужно купить в аптеке, чтобы получить «сверхдинамит». Ни тогда, ни позже Альтов мне на этот вопрос не ответил – одно время я даже думал, что и отвечать ему было нечего, и ужасная смесь является плодом его фантазии. Но – вряд ли. Ведь именно попытка взорвать парад на Красной площади была одним из пунктов обвинительного заключения против Альтшуллера Г. С. Значит, действительно в своем письме Сталину они таки упоминали об изобретенном ими веществе страшной разрушительной силы.