Алекс Сайлент - Великий Дух

На втором этаже всё оказалось чуть более приятным и привычным глазу – десять больших спален, но, конечно же, все они были очень разными. В одной из них был большой балкон, с которого по спиральной лестнице можно было подняться на третий этаж, который оказался не менее причудливым и нелогичным, чем первый. Конечно же, во всём доме не было никаких современных технологий, всё было предельно архаичным, настоящим приветом из доисторических времён. Современный человек вряд ли смог бы прожить в таких условиях хотя бы неделю. Они закончили осмотр, вернулись на второй этаж и задержались в одной из спален, которую отличало отсутствие целой стены. Они встали на расстоянии в несколько метров друг от друга у самого края и начали смотреть на озеро. Бессмертный не обращал внимание на Катэра, который устало прижался к стене и через несколько минут начал очередную попытку пробудить в хозяине желание отвечать на вопросы, осознав, что пока не готов уходить и желает высказаться:

– В моём мире есть слово для обозначения вашего народа – «парантеденио». Его можно перевести как «презревшие смерть». Мне никогда не нравилось это слово, хотя я признаю его правомерность. Я всегда считал, что вас в равной степени можно назвать «презревшими жизнь».

– Понимаю.

– Понимаешь? Ну да, конечно, вы же всё на свете понимаете. Вы подлинные мудрецы.

– Мне не нравится ни одно из названий, данных нам жителями других миров.

– Почему?

– Назвать значит заклеймить. Значит ограничить. Создать иллюзию завершённости.

– Да, но всё же названия необходимы, чтобы не путаться. И если ты не хочешь ничего говорить, то скажу я. Да, все знают, что много тысяч лет назад вы презрели смерть, но ради чего? Разве это можно назвать жизнью? Вы остановили историю. Вы сделали свой мир статичным. Вы не позволяете появиться ничему новому, появиться новой жизни. У вас нет детей, нет семей, нет страсти, жажды, стремлений, мечтаний. Вы не мертвы, но и не живы. Я смотрю на тебя, и у меня не возникает ощущения, что ради такого существования стоило прерывать естественный ход вещей – останавливать борьбу за энергию и прогресс. Скажи, ради чего ты продолжаешь жить в этом непонятном трансе, на этом берегу, в этом абсолютном одиночестве? Это не жизнь, а какое-то извращение, насмешка над природой, жалкая прихоть горстки стариков, которые цепляются за своё убогое существование на этой невзрачной планете, помимо которой вы ничего не видели, не знали и не хотите знать!

Катэр был почти уверен в том, что этот монолог точно сможет пробудить хоть какие-то эмоции в бессмертном и заставить его говорить, пойти на откровения, но нет. Рогон даже не посмотрел на собеседника и, сделав привычно большую паузу, невозмутимо ответил:

– Надо быть верным бессмертию.

– О да, ваш знаменитый девиз! Это всё, что ты можешь ответить? Цель вашей истории была в том, чтобы заслужить бессмертие. Но ради чего?!

И после этого вопроса наконец-то свершилось чудо, бессмертный не стал отмалчиваться и выдал свой самый большой монолог, растянувшийся на несколько минут, потому что говорил он всё так же натужно, словно из последних сил:

– Твоя логика исходит из краткости твоей жизни. Любая вещь преломляется через этот срок. Всего 60—70 лет. Это очень мало, чтобы увидеть всё со всех сторон. Для нас всё иначе, поверь. Я не смогу объяснить это. Мы не всегда были такими. И велик шанс, что однажды всё изменится. Мы снова станем одержимыми, как в ту эпоху, когда заслужили, отвоевали бессмертие, даровали ему право на существование. И страсти могут вернуться. Мы переживаем бесконечное число форм, ничто не абсолютизируя и не превознося, не делая идеальным. Мы прожили тысячи лет и понимаем, что твой вопрос не имеет смысла. Цель есть игрушка для смертных. Нам она не нужна.

– Вы были одержимы? И как же это было? Как вы завоевали бессмертие?

– Ты ещё не готов услышать и понять это.

– А может, это ты ещё не готов рассказать?

Наконец-то Рогон повернул голову и посмотрел на собеседника, после чего ответил с каким-то едва уловимым, но всё же новым оттенком в голосе, которого не было прежде:

– Возможно.

Катэра, конечно, не могли удовлетворить подобные ответы, но он смог сдержаться и не стал провоцировать конфликт – он решил, что сможет ещё немного продержаться и понаблюдать. Да, он хотел наблюдать и не хотел уходить, а хозяин и не пытался его выгнать. Он не стал спрашивать о том, когда Катэр собирается уходить, как он оказался здесь и что собирается делать, он вообще ничего не спрашивал – либо его это совершенно не интересовало, либо он мог каким-то непостижимым образом всё понять сам. Через несколько минут он спокойно объявил, что ему пора браться за дела. И на этом всё. Он не стал призывать гостя уйти или предлагать присоединиться, он просто вышел из комнаты. Катэр задержался на несколько минут, ещё раз всё обдумал и пошёл следом. Ему было интересно найти обратный путь самому, но вполне предсказуемо это не было лёгкой задачей. Он нашёл бессмертного в той же комнате, где принимал пищу. Тот заканчивал сборы вещей и вскоре направился в сторону башни. По искусно сделанной винтовой лестнице он спустился прямо к берегу и неспешно принялся за те самые дела. А Катэр оставался немного в стороне и час за часом наблюдал за ним, ничего не спрашивая и не говоря, словно желая постичь что-то очень важное – его не отпускало мучительное любопытство. Он понимал, как рискованно оставаться здесь на целый день, он мог опоздать к началу турнира, но он не мог уйти, ведь в происходящем было нечто мистическое и завораживающее. Рогона не смущали наблюдения, словно пришельца не существовало или же всё это было такой привычной мелочью. Дела растянулись на весь день, то есть почти на десять часов. Сначала он добывал глину и работал над созданием новых блоков – они были разной формы и разных размеров. На берегу хранилось огромное количество таких блоков, готовых к продолжению строительства. Он в равной степени работал с помощью рук и с помощью энергии своего тела, обрабатывая и придавая форму блокам, не прикасаясь к ним. Затем целый час он просто сидел на берегу и смотрел вдаль – это вполне можно было назвать медитацией, которой не мешали лучи солнца. Катэр сидел позади в тени обрыва и тоже погружался в мысли, вспоминал всю свою жизнь и в очередной раз пытался ответить на самые главные вопросы.

После этого перерыва бессмертный начал обход озера. Он собирал крошечные кристаллы экзистенциума, в песке и в воде, находя их каким-то непонятным образом, просто чувствую их близость. Гость шёл следом и молча наблюдал за каждым движением. Вполне закономерно это заняло более двух часов. На ходу он также отвлекался на охоту, если это можно было так назвать, потому что поймать этих существ не было проблемой даже для этого человека, двигавшегося словно в замедленной съёмке. По берегу в поисках энергии жизни ползало и ходило огромные количество малоприятных тварей, которые не сильно отличались друг от друга, но всё же они явно не были представителями одного вида. Они были разных размеров – совсем маленькие и большие в несколько метров. Почти у всех была раковина причудливой формы серого цвета, из которой торчала голова и три антенны, на которых были глаза. По всему телу у них было множество осязательных щупалец, и большинство ползало с помощью некоего подобия кисти руки, пугающе похожей на человеческую, которая составляла нижнюю часть их тела, но они были слишком медлительными. Они выглядели крайне странно и неприятно, в мире Катэра не было ничего похожего на этих существ. Они позволили бы убить себя без протеста и борьбы, но Рогон не делал этого – он выбирал тех, что упитаннее, у которых из-под панциря торчало больше мяса, подходил и спокойно отрезал его, что не приводило к смерти рукообразного. Этот берег был плодороден и позволял накапливать достаточно энергии, и они могли быстро регенерировать потерянные части тела. На минуту Катэру стало мерзко от мысли, что именно это мясо он и ел, но опять же, он не был привередливым аристократом-домоседом и потому быстро смог примириться с этим, тем более что его живот работал без перебоев, а это самое главное. Бессмертный складывал кристаллы в один сосуд, что поменьше, а мясо во второй. Таким нехитрым способом за эти часы он насобирал как минимум неделю жизни. Люди на других планетах могли только мечтать о подобном – о том, чтобы самое ценное вещество во Вселенной и самую ценную валюту можно было в таких количествах просто собирать под ногами, а ведь он делал это уже немыслимое количество лет. Рогон оставил добычу в доме и вернулся на берег, чтобы ещё час посвятить медитации, после чего он спустил на воду старую лодку и поплыл к центру озера, оставив гостя на берегу. У него было всего одно весло и он плыл так невыносимо долго. Наконец-то достигнув центра, он остановился и начал бросать в воду большие горшки, обвязанные верёвкой. Затем он поднимал их со дна и внимательно процеживал почву, в которой почти всегда удавалось найти ещё немного ценных кристаллов и прочих приятных мелочей, которые можно было использовать для создания всех тех причудливых вещей, что наполняли его дом. Затем ещё несколько часов на созерцание и мысли на берегу, облагороженные столь приятной усталостью. Вот так легко и спокойно наступил вечер. Затем Рогон неожиданно подошёл к гостю и сказал о том, что закончил с делами и что теперь пора возвращаться домой, чтобы поесть и готовиться ко сну. Они поднялись по лестнице, и на кухне Катэр первым делом спросил: