Андрей Умин - Троица

Мария проснулась очень рано, словно по старой привычке держа себя в тонусе плотного графика. Но в этот первый день изменившейся жизни девушка не желала следовать никаким распорядкам и бежать по делам, не имевшим глубокого смысла. Все планы и занятия стали совершенно необязательны и даже чуточку ненавистны, хотелось вырвать их из виртуального органайзера и пустить по летящему ветру вместе с календарем, в котором осталось лишь девять беззаботных месяцев жизни, вместо желаемой ей легкомысленной траты оставшихся лет. А по факту еще на пару-тройку недель меньше, как указывал тест на беременность. Девушка подошла к окну подышать свежим воздухом, который сразу же окатил прохладой ее припухшее от ночного плача лицо и развеял лохматые, запутанные пряди волос. Освещенный утренним солнцем лесной парк жил своей прекрасной, цветущей жизнью, статные деревья шушукались между собой – шелестели молодыми майскими листьями. Они оставались невозмутимы в любой ситуации, не обращая внимания на обстановку. Внизу же, наоборот, глубоко погруженные в меркантильные хлопоты люди создавали значимость своих утренних дел.

Они бегали между домом и выстроенными в цепочку машинами, готовя рабочий визит Машиного отца. Раньше она обязательно выбежала бы вниз повидаться и попрощаться с ним до вечера, но теперь что-то внутри ее изменилось. Возможно, ее пугал страх перед отцовским гневом, который обязательно разразится, расскажи девушка ему всю правду в самый неподходящий момент. Она с пониманием относилась к политическим переговорам, новым законам и необходимости их принимать. Поэтому ее замешательство было тем сильнее, чем яснее становилось осознание ситуации, в которой ее тело внезапно собралось этому новому закону перечить. На улице мелькнула расчесанная и плотно уложенная гелем прическа отца, потом девушка увидела его во весь рост. Охранники и помощники, уже успевшие заскучать на своих позициях в ожидании главного действующего лица, снова засуетились. Он всегда так задерживался, если предстояло появление перед камерами, участвовал в долгих обрядах собственного гримера, делавшего из обычного человека идеальный образ мужчины и спасителя отечества в одном флаконе. Мария так и не сдвинулась с места у окна своей спальни, считая секунды до отъезда отца, взяв волю в кулак, чтобы ненароком не сорваться и не побежать к нему в понимающие объятия, которые сразу же дадут заподозрить неладное. Ее лицо сияло необычным светом, а взгляд уже навсегда потерял наивное детское выражение.

С чувством великого облегчения девушка увидела, как от главного входа отъезжают лимузин и машина охраны, на всякий случай проводила их взглядом до ворот у выезда на дорогу, которые скрывались от нее за длинными рядами зеленого барбариса. Она радостно закрыла окно, предвкушая впереди целое бескрайнее утро, когда можно быть собой и делать что вздумается, а именно спать. Мария заставила себя отгородиться от разделивших ее жизнь надвое новостей. Представила, что ничего особенного не произошло. Изо всех сил удерживая себя в равновесии, она вернулась в свою кровать с приятным чувством свободы и отсутствия всяких проблем до вечера – тогда предстояла встреча с отцом на каком-то публичном мероприятии. В отсутствие трагически ушедшей матери девушке часто приходилось сопровождать его, если того требовали правила этикета или советы политтехнологов. Ну а пока она отрешилась от мира за пределами ее спальни и просто поплыла по течению сладкого утреннего забвения, наслаждалась последними часами спокойствия без необходимости решительных действий, ничего не планировала, а просто спала.

За окном в ускоренной в сотни раз съемке проплывали облака и образовывались новые, которые затем опять исчезали вдали. Внизу подали завтрак, убрали его и начали готовить обед. Зеленые листья на деревьях очень медленно и незаметно росли. Самый лучший из оставшихся моментов в жизни девушки неумолимо заканчивался вместе со сном, который уже не мог удержать на себе ее усыпленное внимание. Постепенно она вновь приходила в себя, чувствуя все сильнее кончики пальцев рук и ног, окружающие звуки и лучи дневного света. Как расслабленный сгусток мягкой материи, поворачивалась с боку на бок в попытках догнать уходящий в беззаботное прошлое сон.

Но в итоге пришлось смириться с его растворившейся теплотой. Девушку начало бесить повторение одних и тех же панических мыслей, уносящих прочь от проблемы. Она встала с кровати в решительности начать распутывать клубок нежданных проблем, чтобы не пришлось потом винить себя за бездействие. После быстрого прохладного душа она заскочила в уютную гардеробную, сбросила полотенце и, не обращая внимания на десяток отражений своего отдохнувшего чистого тела, надела первую попавшуюся уличную одежду, толком не оценив, насколько подходят друг другу ее элементы. Пытаясь поскорее навести порядок в спальне и в жизни, Мария спешно разложила брошенные с вечера вещи по их привычным местам, наводя при этом занятии порядок и у себя в голове, расставляя мысли по полочкам, между делом занимаясь привычными хлопотами. Постепенно приходила в себя после долгого расслабления в кровати, схватила свою любимую сумочку и отправилась наводить марафет в оставшихся областях мимолетного бытия. Невесомый балдахин над ее застеленной кроватью еще колыхался, а девушка уже выскочила из комнаты в направлении обеденной зоны, где вновь накрывали самый поздний в истории поместья завтрак. Не в силах преодолеть свалившийся на нее страх, Мария пошла на самообман, сделала вид, что все в полном порядке. Ей надо было привыкнуть к своему положению, а самым лучшим помощником в этом является время.

Электронная кукушка объявила два часа пополудни. Цифровая прислуга с неестественно идеальными лицами, сделанными специально, чтобы не путать их с живыми людьми, накрыла овальный стол посреди большой столовой с коврами и высокими окнами. Первый этаж был еще выше второго, под очень модную старину, тогда как на ground floor располагались конюшни и комнаты для лакеев, а сами хозяева, конечно же, спали высоко над грязной и непопулярной в те годы землей. «Всякая мода рождается еще в незапамятные времена, а потом лишь повторяется множество раз», – думала девушка, разглядывая свой свеженарезанный завтрак посреди огромной комнаты, набитой множеством слуг. Только в отличие от давних времен, все эти горничные, дворецкие и кухарки были не просто рабами, а полноценной собственностью, без права на собственные мысли, душу и даже клочок земли на ground floor. Шаблонные машины с человеческой внешностью, как и многие похожие на них люди, были полностью удовлетворены своим положением. Девушка даже не знала, где хранились все эти гибкие механические создания, но была очень довольна их искусством готовить пищу. Аппетитные запахи разносились по всему этажу, пока на столе, освещенном отражением солнца из огромных витражных окон, остывали золотистые круассаны, теснились друг на друге румяные оладьи, покрывалась налетом изысканности манная каша без единого микрокомочка. Столовые приборы, два заварника с чаем и теплая кружка с ванильным эспрессо. А позади всего этого обязательного разнообразия томились в сладостном предчувствии своего звездного часа нарезанные кружочками и кубиками тропические фрукты, выращенные где-то неподалеку. Мария облизывалась от вида свежего манго, бананов, арбузов и маракуйи. Схватила один из этих бордовых плодов и уселась на твердый стул, который сразу же впился в ее расслабленные мягкой кроватью мышцы спины, заставляя ерзать на его жестком каркасе от непривычки. Пока никто из слуг не заметил, она разрезала маракуйю и начала выскребать ее содержимое чайной ложкой, будто ела приготовленное всмятку яйцо. Не успев насладиться его утренней сладостью натощак, она услышала предсказуемый и унылый совет ее вездесущих помощников о вреде обратного порядка приема пищи. Впрочем, руки ей не заламывали, и девушка относилась к такой шаблонной помощи с большой долей иронии. Перепробовав все фрукты и выпив кружку зеленого чая, она принялась за основной завтрак. Манная каша без комочков медленно остывала в глубокой тарелке, а в голове прокручивались имена друзей, которым можно было довериться в такой деликатной затее – сделать аборт, пока никто не заметил ее новый секрет. Большой тяги к внезапному появлению детей без любящего мужа она не испытывала, а желание помочь отцу в такой ответственный момент переговоров о запрете рождений пересиливало еще только возникавший материнский инстинкт. Поэтому в самом логичном и очевидном шаге избавления от плода ей требовались только подельники, не задающие лишних вопросов, которым можно было искренне доверять.