Игорь Григорьян - Иллюзия вторая. Перелом

– Смотрите, смотрите, – Агафья Тихоновна резко схватила Артака за лапу и сжала её что было сил.

При этом, она подняла голову вверх, щурясь и высматривая там что-то пока ещё невидимое.

В самом верху, среди ярого, жёлтого, оттенком напоминающего глаза дракона света, появилось интенсивная и насыщенная, ослепительно-белая, слепящая точка.

Она не увеличивалась, но и не уменьшалась; она не разгоралась и не затухала; она не уплотнялась и не рассеивалась. Небольшая пульсация внутри белого шара как бы подсказывала, намекала на то, что где-то в глубине этого отчётливо-живого, палящего сияния происходят какие-то действия, что там течёт полноводная и неиссякаемая река. Даже не река с её пучинами и водоворотами, и не озеро с его тихими и глубокими омутами – но целое море или океан, во всём своём многообразии различных форм и проявлений.

А может и не океан вовсе.

Может – вакуум, может – ничто – да, да, может это было чистое и ничем незамутненное Ничто.

Но что бы ни было внутри белой точки – оно было.

И оно было вечно.

Оно подпитывало и кормило самое себя, оно утилизировало ненужное внутри самого себя, оно рождало новые рисунки, образы, очертания.

Каждое мгновение и каждый проходящий невесомый миг оно пульсировало, жило, существовало.

Понимание этой простой и необычной вещи охватило акулу сразу и целиком.

Понимание не доказывало, не убеждало, не спорило.

Оно не препиралось и не вступало в дискуссию.

Не соперничало и не соревновалось.

Не объясняло и не вразумляло.

Оно просто было.

Оно – понимание – просто констатировало факт – простой факт – этот пронзительный, пронизывающий всё белый свет был вечен. Он не мог родиться или умереть, он не мог возникнуть, он не мог появится из ниоткуда. Впрочем и появиться откуда-то от тоже не мог. Наоборот, этот свет – эта сверкающая, блистающая, эта сияющая звезда сама была в состоянии породить всё что угодно. И вот теперь она появилась здесь и просто была, присутствовала – робко, но негасимо дополняя жёлтое и тёплое свечение сознания своим белым, алебастрово-молочным излучением.

Дракон поднял голову.

Он заметил это необыкновенное огнище и отпечаток белого пламени коснулся его глаз. Жёлтый зрачок впитывал живое, неподвластное человеческому пониманию свечение, а сам дракон наполнялся какой-то диковинной, не поддающейся никакому человеко-разумному объяснению энергией. Именно благодаря этой диковинности, туманности и непостижимости, жемчужно-белое свечение становилось ещё более желанным, оно ясно демонстрировало свою чудесную природу, а спустя одно лишь мгновение, сияние белого света стало не только желанным, но и необходимым.

Стало.

Жизненно.

Необходимым.

Как летние каникулы в детстве.

Как вера в чудеса при чтении детских сказок.

Как глоток свежего воздуха при погружении на глубину.

Как родник посреди пустыни.

Как свеча на столе для чтения.

Как этот белый свет.

Единожды глянув и осознав природу пульсирующего и необъяснимого излучения, никто уже не мог устоять перед соблазном зачерпнуть из этого источника ещё и ещё – пусть взглядом, пусть умом, пусть чувствами.

Одно созерцание этого света давало силу. Силу и мощь. Созерцание предоставляло всесилие…

Этот свет не подпитывал – он именно питал. Питал качественно и авторитетно. Питал величественно, солидно и строго. Питал справедливо, добросовестно и свято.

Он не мог подвести. Не мог обмануть. Он был честен всегда, он был честен сейчас и он же – тот же самый свет – будет честен вечно.

Дракон улыбнулся, но промолчал.

– Что это? – акула смотрела наверх и её раздирало любопытство. Она была уверена – дракон точно знает природу этого явления…

Артак смотрел на горящую звезду и не мог оторваться от её созерцания. Спустя какое-то время он кивнул головой, словно сбрасывал с себя оцепенение, и повернувшись к Агафье Тихоновне, просто и внятно произнес всего лишь одно слово.

Одно только слово, которое смогло объяснить сразу и всё.

Целиком и полностью.

Не оставляя недомолвок и слепых пятен.

Одно только слово…

– Жизнь. – Дракон усмехнулся одними глазами и взгляд его приобрел какую-то мягкую отрешенность. – Это и есть жизнь, в её человеческом понимании. Она возвращается в тело. Сейчас он придёт в себя. Будьте готовы!

– Быть готовой к чему?

– Быть готовой вернуться в подъезд многоэтажки, – Артак засмеялся, окончательно теряя оцепенение – будьте готовы вернуться и помочь нашему хозяину справиться с его состоянием.

Чисто-белый и от этого – необычный, снежный, меловой рассвет возвращающейся жизни занимался над головами пораженных наблюдателей.

«Ничто» никогда не менялось, «Ничто» просто дало команду вернуться туда, откуда недавно, всего лишь на одно мгновение, оно выпрыгнуло, прячась от боли, сковывающей сломанную конечность.

Сама жизнь возвращалась в один из физических, материальных объектов, а если быть точным – жизнь возвращалась в самое обыкновенное человеческое тело со сломанной нижней конечностью.

– Это жизнь? – акула заворожено смотрела на пульсирующую точку.

– Да. Это и есть жизнь, – спокойно и уверенно подтвердил дракон.

– Она будет увеличиваться? Будет поглощать?

– Нет. Ей это незачем. Она и так везде.

– Но почему мы видим лишь одну светящуюся точку, почему она не наполняет собой всё остальное пространство?

– Наполняет, – Артак ухмыльнулся, – ещё как наполняет. – Просто для того чтобы оживить горстку молекул и частичку всеобщего разума нет необходимости занимать всё существующее место.

– Она может прийти и уйти?

– Конечно, может. И более того, она обязательно это сделает. И уйдёт и придёт. Как дыхание. Как вдох и выдох.

– И тогда человек умрёт?

– Ну что вы, это совсем необязательно. Ведь любое проявление сознания, и человек в том числе – вечно и постоянно. Тело может рождаться и умирать, но сам человек бессмертен. Конечно, если он смог стать человеком, – Артак улыбался одними глазами и их теплая, бархатная желтизна, уже смешанная со светящейся белой пульсирующей точкой, окатила Агафью Тихоновну какой-то целебной, живительной энергией, – ведь родиться человеком недостаточно для того чтобы им быть. Родиться и сразу быть можно камнем, растением, в конце концов, животным – но человеком – нет! Человеком необходимо становиться каждое прожитое мгновение и этот процесс, возможно, даже более болезненный, чем сами роды, – Артак рассмеялся, – кстати, а вы не задумывались, что роды болезненны не только для матери, но и для ребенка? – дракон, пошевелив ноздрями, медленно втянул в себя воздух и так же медленно выдохнул.

Немного помолчав, он продолжил рассуждения: