Сергей Бушов - Миссия в пыли

Какой сегодня день? Неужели я тут уже почти сорок дней? Я думал, что лежать будет утомительно, но время летит очень быстро. Пытаюсь читать книгу Рудого. Стало получаться, дошёл уже до места, где появились первые подозреваемые – робот-слуга, брат убитого и сестра жены. Склоняюсь к последней, но, честно говоря, книга не нравится. Как детектив, она слабая, улик не хватает, чтобы самому решить проблему, всё откроется только в конце. Конечно, как всегда у Рудого, прилагается куча рассуждений о смысле жизни, намёков, которые я не понимаю, и прочей ненужной лабуды, которую так любит Иблик.

Иногда меня развлекают врачи. Особенно 239, который считает своей обязанностью рассказывать мне тупые и несмешные анекдоты. Вот один для примера:

«Встречаются два человека, оба мёртвые. Начинают спорить, кто из них мертвей. Один говорит – меня вообще никто уже не помнит из живых. А другой – меня помнят, но так ненавидят, что мечтают забыть, потому что я работал коллектором».

В общем, я так понял, что второй в споре победил. И это очень похоже на меня, так что анекдот у меня вызывает грусть. Я тоже за свою жизнь навредил такому количеству существ на разных планетах, что вряд ли искуплю свою вину даже смертью. Конечно, некоторым и помог. Но вот взять, к примеру, теракт на Гнате. Да, я выяснил, кто виноват, но жизни погибших это ведь не вернуло. Да, благодаря мне на Рослине произошли изменения, но принесёт ли это рослингам реальное счастье? Никто не знает.

Я часто думаю, что мне делать дальше. Склоняюсь к тому, что буду продолжать служить. Мне наплевать на советы Панадеру. Некуда мне идти. Возможно, я поменяю подразделение, но мне хотелось бы выполнять миссии. Кроме них, я не годен ни на что. И всё-таки остаются сомнения, мешающие мне принять решение окончательно. Кому нужны эти миссии вообще? Делают ли они чью-то жизнь лучше?

У меня ещё есть время подумать. Когда меня выпишут, у меня останется почти сто дней отпуска. Так что я позволяю себе расслабляться. Я переслушал столько различной музыки, что разбираюсь теперь во всех жанрах и направлениях. Аньела Курц, кстати, стала одной из моих любимых исполнительниц. Я знаю наизусть все её песни. С другой стороны, мне кажется, моя память настолько улучшилась, что я вообще запоминаю все тексты, что прослушал. И с концентрацией у меня удивительные успехи…

– Это вы молодец, – говорит Бирн, подёргивая рукой. – Сам не похвалишь, как говорится, никто не похвалит.

– Я опять всё говорил вслух? – удивляюсь я.

– Ага, – отвечает Бирн. – Отличная привычка для шпиона, как мне видится. Зато благодаря этому я имел возможность проанализировать ваше психологическое состояние. И оно меня радует. Мне кажется, вы вышли из того саморазрушительного замкнутого круга, в котором находились несколько лет.

– Да? – удивился я. – Не замечаю.

– Вы же не психолог, – парировал Бирн. – Позвольте мне решать. Конечно, вам нужен отдых и положительные эмоции, но я чувствую в вас крепнущую силу. Да и нога ваша, похоже, практически зажила.

– Бирн, вы лезете не в свою область, – вмешался Эрдэпфель. – Лавустри с вами и так уже не разговаривает после того, как вы решили отменить все таблетки. Теперь моя очередь обижаться. А вы, ыкс-майор, скажите лучше сами, устраивает ли вас состояние вашей ноги?

– Не уверен, что я смогу бегать прямо сейчас, – отвечаю я, вставая возле кровати. – Хотя сгибается нормально, и хожу, почти не прихрамывая.

– Вам пора начать заниматься физкультурой, – говорит Эрдэпфель. – Немного ходьбы, плавание, командные игры. Только следите за ощущениями. Если почувствуете что-то неприятное, сразу прекращайте.

Я хочу возразить, что всегда чувствую что-то неприятное, но вдруг замираю с приоткрытым ртом. Я так привык говорить, что всё время чувствую боль, что эти слова вылетают из меня почти автоматически. Но правда ли это? Да, я ощущаю каждую клеточку тела и могу мысленно разобрать его на молекулы. Но я будто наблюдаю это со стороны. Я научился не принимать это как боль. Как это получилось? Благодаря мадам Лавустри? Или музыке?

Что такое человек? Я вижу каждого насквозь и знаю, что человек – это просто сгусток пустоты. Он может развалиться от ветра, от страхов, от боли. Но если в человеке ещё есть силы бороться, жить, то пустота сгущается, уплотняется и держится в нужной форме. И сейчас я – цельный, крепкий. Это приятно ощущать.

– Хорошо, – говорю я. – Буду очень осторожен. Так что же… Вы меня выписываете?

– А какой смысл вас держать? – отвечает 239. – Вирус всё равно никуда не денется, а чувствуете вы себя неплохо. Приходите на осмотр по мере необходимости, на перезарядку инъектора через пару лет. В общем, собирайтесь. Будем оформлять выписку.

Небо над Эгозоном серое, тучи бегут по нему так быстро, что узор меняется прямо на глазах. Кажется, скоро начнётся дождь. У меня в кармане походный зонтик, который может создать надо мной защитный купол, прикрывающий от капель, но, думаю, что он мне не понадобится. Потому что я уже пришёл, путь не так уж и далёк. Даже нога не успела заболеть. Вывеска на невысоком здании со стеклянными балконами сообщает, что я вхожу в отель «Чихекончик».

– Ну почему вы всё время к нам, господинка Аж? – говорит лысеющий портье за стойкой, воздевая к небу руки. – Мало, что ли, гостиниц? То вы пересажали половину персонала за нарушение законов, известных только вам, то теперь требуете услуг, которые мы не оказываем!

– Обязаны оказывать! – возражает старушка, висящая в летающем инвалидном кресле прямо перед ним. – В радиусе десяти километров от отеля нет деревьев Киспела, соответственно, вы должны обеспечить меня соком бесплатно!

– Да этот закон был придуман не для Эгозона! – возмущается портье. – Здесь не растут такие деревья.

– Какая разница, для чего закон придуман? – не соглашается старушка. – Главное, что он здесь действует!

Тут она замечает меня, и её морщинистое лицо с искусственным глазом расплывается в широкой улыбке.

– О! Сэм! Какими судьбами? Очень рада вас видеть! – потом оборачивается к портье и хмурится. – А с вами мы ещё продолжим вечером…

– Здравствуйте, господинка Сджутка, – говорю я. – Специально решил остановиться в этой гостинице, чтобы вас увидеть и посоветоваться. Да и просто поболтать.

Сджутка подлетает ближе к портье:

– Срочно дайте господину майору номер! Если успеете за две минуты, то, так уж и быть, не буду закрывать ваш отель.

– Минуточку… – говорит портье. – Вам как всегда?

– Да, – отвечаю я. – И никакой ароматизации, разумеется.

Через несколько минут мы уже, как в добрые старые времена, сидим на балконе в номере Сджутки и пьём чай. Кроме того, что на балконе сидеть приятнее, он ещё и не прослушивается, а это в наше время гигантский плюс. Хотя, конечно, нельзя защититься от пролетающих в воздухе дронов, экосимов и прочей техники. Но я стараюсь быть начеку.