Владимир Колин - Зубы Хроноса

И все больше боюсь разочароваться…

Устремляя в пространство свет круглых глаз, какието блестящие животные передвигаются между темными силуэтами. Чаще всего они идут один за другим длинными рядами, скользя у подножия клеточных массивов.

В отличие от нашей мощной, но не окрашенной растительности, здешние растения даже ночью не могут отказаться от игры красок, характерной для бурной жизни мира, в котором я нахожусь. Ярко окрашенные молнии загораются и гаснут на их телах, горячечно крутятся и излучают свою жизненную энергию в ярких сочетаниях красок. Я отклонил предположение, что их равномерное излучение может заключать в себе какойнибудь смысл. Если один и тот же цвет гаснет и появляется опять, трудно предположить, что он выражает что-либо кроме простого позыва, бессознательного порыва жизни.

Я добрался до края нагромождений. Четко ограниченное пространство покрыто здесь странными белыми и черными формами, назначение которых мне непонятно. Я снова спрашиваю себя, не являются ли эти предметы со столь точным геометрическим рисунком — вертикаль, пересеченная горизонталью — аппаратами неизвестного мне назначения. Может быть, они обеспечивают климатические условия, благоприятные для расположенной за ними огромной плантации? Каждый предмет стоит на небольшом возвышении, покрытом зелеными стебельками, среди которых я замечаю ярко окрашенные пятна невообразимой хрупкости.

Одно из блестящих светящихся животных, продвигающихся вдоль растительных массивов, вдруг застывает; его круглые глаза теряют свой блеск и в тот же момент в аэродинамическом теле загорается свет, боковая щель в блестящей покрышке открывается и выпускает две странные формы, такие странные, что я опускаюсь, чтобы разглядеть их получше. Я было решил, что присутствую при родах, но анатомические различия между тяжелым животным и вышедшими из него фигурами слишком велики. Может быть, это просто паразиты? Словно бы испытывая облегчение, животное гасит внутренний свет и, вновь включив свои круглые глаза, скользит дальше, с тем же равнодушием…

Странные существа остались одни. Как мне их описать? Это тонкие продолговатые фигуры, опирающиеся на два элемента, которые соединяются в стволе, оканчивающемся сферой. На сфере (несовершенной по форме) блестят два глаза, расположенные по обе стороны некоего выроста, под которым находится нечеткий горизонтальный разрез. Два боковых продолжения ствола бессильно свисают или движутся независимо от него, двигая на окончаниях пятью членистыми придатками…

Я понимаю, как неудовлетворительно такое описание, но не могу преодолеть его неточность. Облик этих существ настолько отличается от наших простых и стройных форм, что я не нахожу сравнений, способных передать невероятную хрупкость их сложения. Я не могу себе представить, какое место занимают они в иерархии животного мира голубой планеты, но предполагаю, что эти беспомощные создания, передвигающиеся с помощью ритмических движений двух элементов, поддерживающих их продолговатые тела, могут числиться лишь среди самых незначительных.

Поэтому я не считаю больше нужным следить за тем, как они мельтешатся среди гордых силуэтов плантации.

Все мои мысли уносятся к высшим существам этого странного мира, и я тщетно пытаюсь представить себе, как они выглядят и где живут.

… Прошло некоторое время. Мой взгляд, кажется, освоился с ярким цветовым излучением, появляющимся, через равные промежутки времени, на оболочке растений. И я решаюсь подойти к ним.

Большая часть стенок растительных клеток светится, и я с удивлением замечаю, что светящиеся участки стали прозрачными и позволяют мне видеть сквозь них структуру целого. Еще более странен тот факт, что множество паразитов, подобных тем, которых я только что описал, расположилось в этих клетках. Неподвижные или непринужденно движущиеся, они, кажется, организовали здесь сложную жизнь, удивительно осмысленно используя строение клеток. Ибо у этих массивных растений совершенно необычное строение — пористое, основанное на сериях клеток, внутренняя структура которых повторяется лишь в самых общих чертах.

Внутри некоторых из этих растительных элементов я различаю формы, назначение которых мне непонятно: плоская поверхность, поддерживаемая четырьмя крохотными столбиками, и все это окружено несколькими подобными же формами, гораздо меньших размеров; параллелепипед, в котором как раз роется одно из крошечных существ, кажется, наводнивших планету; странные, плоские, но дающие иллюзию рельефа полотнища, навешанные на стенки клеток; наполненные светом шары, белые, сверкающие и светящиеся формы с углублениями различных размеров, разноцветные наросты, множество совершенно неописуемых элементов… Я никогда бы не подумал, что морфология растений может быть такой сложной. Но особенно поражает меня ловкость, с которой паразиты сумели обжить эти естественные формы клеток и приспособить их к своим потребностям. Правда, неподготовленному наблюдателю может показаться, что все обстоит как раз наоборот, что сами паразиты создали эти тщательно разработанные декорации, в которых они живут — так естественны и спокойны все их движения. Сейчас, например, целая группа таких существ разместилась на странных предметах, состоящих из плоских поверхностей, установленных на четырех подпорках, в товремя как подвижные отростки, которыми наделены паразиты, передвигают некие разноцветные фигуры, расположенные на большой плоской поверхности, вокруг которой они собрались. Я впервые замечаю, что у продолговатых существ есть детеныши — существа еще меньше, чем они, но совершенно на них похожие.

Вглядываясь в них внимательнее, я убеждаюсь, что их сферические окончания, наделенные парой глаз, не так уж однообразны, как мне показалось сначала. Мельчайшие детали, касающиеся пропорций и окраски отдельных элементов, отличают их друг от друга и придают каждому из них если не индивидуальность, то хотя бы некоторую характерность. Среди них есть фигуры более высокие и более низкие, их различает цвет глаз (странный и, насколько мне известно, не встречающийся в нашем животном мире факт), подвижные сферы, венчающие тела, в разных количествах покрыты черной, белой, желтой или красной растительностью, имеющей самые разные оттенки, и даже покрышки самих тел иные у каждого индивида. Конечно, я не знаю, что следует отнести к миметизму и что является их собственными свойствами, но чем больше наблюдаю я за этими жалкими паразитами планеты, тем больше убеждаюсь, что им нельзя отказать в известном разуме. Трудно предположить, что один инстинкт помогает им совершать те сложные манипуляции, которые они производят на моих глазах. С другой стороны, если даже у этих простейших паразитов можно обнаружить рудиментарные зачатки разума, я с восторгом думаю о создателях цивилизации голубой планеты, и мне не кажется слишком смелым предположение, что они могли даже превзойти нас в некоторых сферах деятельности.