Юрий Кривенцев - Пентакль. Пять повестей

– Да, да, приступ бронхиальной астмы. Фамилия? Мария Степановна Каргина, улица Кирова, дом 56, квартира 118, третий подъезд. Приезжайте скорее, пожалуйста.

Все! Рубикон пройден.

Внутри вдруг становится легко, в области солнечного сплетения какое-то щекочущее чувство. Может, так и чувствуют себя те, кто продал душу князю Тьмы?

Она понимает, что после совершенного не в силах вновь войти в комнату обреченной женщины. Замерев у входа, кричит сквозь распахнутую дверь:

– Не волнуйтесь, Мария Степановна, скорая быстро приедет. Минут двадцать, не больше. Держитесь.

В сердце разгорается вдруг острое запоздалое чувство неправильности происходящего: «Так нельзя! Что я делаю?», но она беспощадно давит его: «Все. Уже поздно».

Как трудно ждать. Каждый щелчок секундной стрелки настенных часов – словно очередная капля на череп пленника, терзаемого известной китайской пыткой.

Время идет. Уже около часа. Звуки дыхания агонизирующей становятся все тише, прерывистее.

«Господи, как долго. Страшно».

В ту же секунду дыхание страдалицы останавливается навсегда.

Юная убийца замирает в оцепенении, ее вновь трясет.

Усилием воли она гонит панику и начинает думать. Верные решения приходят мгновенно.

Первое: звонок. Она вновь набирает номер скорой и, теперь уже по настоящему делает вызов, повторяя те же фразы, стараясь придать голосу плачуще-панические нотки.

Второе: ингалятор. До приезда врачей времени достаточно. Она влезает в туфли и, в домашней одежде, мухой летит к ближайшей аптеке, расположенной рядом, через дорогу. Очереди нет. Через пять минут она уже дома, прячет использованный баллончик и ставит новый рядом с остывающим трупом.

Готово! Теперь ее никто не заподозрит.

Дальше все происходило, как в тумане, словно некая незримая гильотина отсекла внутри все, что отвечает за чувства, восприятие.

Апатичная, равнодушная, она тупо смотрела на суету пришлых посторонних. Сначала медики «скорой помощи», констатировавшие смерть и забравшие тело в морг, затем участковый полицейский, подозрительно быстро составивший какой-то протокол. Апофеозом свершившейся трагедии стал неожиданный визит сотрудника церемониальных услуг. Его холодные, стального цвета глаза, старались избегать взгляда новой хозяйки. Оказалось, что чувствовавшая приближение кончины женщина заранее оплатила свое будущее погребение и все затраты, связанные с оным. Так что от проблемы организации похорон девушка была избавлена.

После того, как входная дверь наконец-то захлопнулась за последним посетителем, Лена почувствовала, как ее повело вдруг в сторону. С усилием сохранив равновесие, она доковыляла до своей постели и забылась глубоким сном.

Она не узнает свой мир. Он стал каким-то тусклым, больным, монохромным, словно припорошенным сухим серым пеплом.

Невидимая невесомая бесплотная, словно дух, она парит высоко над землей.

Внизу – бескрайнее море темно-зеленых лесных зарослей, взрезанное знакомыми извивами родной речушки Сольги, тонкая темная нить пыльного большака и… что-то невообразимое на том месте, где должна быть та деревушка, где провела свое детство Ленуська Ступакова.

Она спускается ниже, еще ниже.

Боже!

И без того хлипкие хатки по окна вросли в жуткую клейкую массу, заполонившую все. Что это? Черные смоляные наплывы поглощают селение. Она смотрит и обнаруживает вдруг, что густая субстанция движется, медленно, еле заметно глазу. Это живое! Это жаждет сожрать то, что осталось от ее малой родины!

Нет!

Внутри разгорается пламя дикой ярости. Словно огненный болид, девушка-призрак врезается в тухлую аморфную мерзость, превращаясь в некое подобие перманентного взрыва, терзая квазиживую плоть, уничтожая ее, высушивая, испепеляя.

Минута, и все кончено. Деревня свободна, очищена от скверны.

Что-то влечет дальше. Она летит вперед и видит родную лачугу. Проникает внутрь.

Сказочным образом, как это бывает иногда во сне, происходит метаморфоза: изнутри жалкая халупа превращается вдруг в роскошный двухэтажный особняк.

Отца нет. Внутри только двое: ее престарелая, прикованная немощью к постели мама (Боже, как она подряхлела, словно минули целые десятилетия) и незнакомая невзрачная молодая девица очень маленького роста, ее сиделка.

На прикроватном столике – уже заверенные документы, включая дарственную на имя пронырливой коротышки.

Дочь смотрит в глаза юной незнакомки и с содроганием читает в них уже принятое решение. Приговор.

– Не-е-ет!!! – кричит она и выныривает из кошмара в холодном поту.

Проснулась Леночка отдохнувшей, посвежевшей, переполненной бурлящей энергией молодости.

Ого! 7.35. Утро следующего дня. Выходит, она проспала почти сутки.

Время не ждет. Надо довести дело до конца.

Быстро позавтракав, одевшись, собрав все нужные бумаги, она отправилась вступать в права на наследство.

Все происходило фантастически быстро (словно темные боги помогали ей). Уже к четырем часам дня девушка держала в руках полный пакет документов, свидетельствующих о том, что она, Елена Георгиевна Ступакова – единственная и неоспоримая хозяйка элитного жилья. Не верилось, такое сокровище – роскошная трехкомнатная квартира в самом центре города.

Цель достигнута, но радости почему-то не чувствовалось. Какой-то червячок неудовлетворенности ворочался в мозгу, не позволял во всей полноте насладиться победой.

«К бесам все!».

Первое, что она сделала дома («в своем собственном жилище, надо же!») – припрятала бумаги понадежнее. Мало ли…

Не успела расслабиться – телефонный звонок.

– Алло.

Какое-то шуршание, скрип, помехи…

– Говорите.

Из динамика прорезался-таки мужской сипловатый тенорок:

– Алло, вас Самара беспокоит. Кто у аппарата?

«Вот нахал, сам не представился, а…», – она внутренне ощетинилась.

– Это улица Кирова, 56, квартира 118? – не унимался незнакомец.

– Да.

– Я – Виктор Васильевич Каргин, сын покойной Марии Степановны и единственный ее наследник.

«Объявился, паразит», – Леночка была готова к этому разговору и знала, что ответить:

– Так вот, Виктор Васильевич, постараюсь развенчать ваше заблуждение. Я – Елена (фамилию называть не буду, не заслужили) – единственная законная обладательница названного жилья. Если желаете убедиться, приезжайте, смотрите, все документы, включая договор дарения, оформлены идеально.

– Ах ты, сявка, малолетняя, – голос на той стороне линии захрипел от негодования, – куда лезешь? Я сын ее родной.

– Ух ты! Вспомнил, сыночек. А где же ты был, когда она слегла? Хоть раз за 15 лет приехал, навестил старушку? Сколько раз она звонила тебе, говорила, что погибает, умоляла, чтоб забрал к себе. Что ты делал? Трубку бросал, молча, подлец. А сейчас явился на готовенькое. Нет уж. Я столько корячилась, такое вынесла… Как ни крути, эту хату я честно заслужила. А если не согласен – подавай иск. Любой суд на мою сторону встанет, сам знаешь.