Хидзирико Сэймэй - В час, когда взойдет луна

— И что, он в самом деле уйдет и больше не появится?

Человек в очках держал руку вдоль края чашки — то ли грел, то ли просто задумался о чём-то и остановился в движении. Как он пьёт этот чай…

— Не знаю, уйдет ли он совсем. Ему здесь нравится. Но, по крайней мере, постарается не сталкиваться с вами.

— Вот как. С моими интересами считается высокий господин… Чем же я заслужила такую честь?

Человек пожал плечами.

— Это ваше озеро.

— Вы пытаетесь сказать мне, что среди них есть… хорошие люди?

— Нет, — решительно покачал головой телохранитель. — Хороших людей среди старших нет. Это физически невозможно. Функционально. Порядочных довольно много.

— Странно. Я думала, это одно и тоже. Точнее… что хороший человек не может быть непорядочным. Порядочность — это… есть такое латинское выражение, я его забыла…

— Conditio sine qua non, — кивнул телохранитель.

Да, конечно, их там, где-то «у них», там, за пленкой поверхностного натяжения, естественно учат латыни. И, может быть, искусству аранжировки букетов.

— И вы немного неправы. Хороший человек может быть непорядочным — если у него нет порядка в голове или в сфере психики. Это случается, и сам человек тут по большей части не виноват, потому что это задается воспитанием. Часто бывает и так, что хороший, но непорядочный человек со временем становится плохим. Как вы сами понимаете, непорядочность в отношениях с людьми приводит к тому, что люди начинают такого человека избегать, и тогда он либо наводит в себе порядок, либо ожесточается. А вот что непорядочный старший становится плохим старшим — это правило без исключений. Человеку в такой ситуации позволяет сохраниться собственная слабость. Собственная смертность. А у них более чем достаточно времени для того, чтобы пройти всю дорожку, до самого низа.

Ей показалось, что она поняла.

— Примеряете на себя?

— Нет, — покачал головой человек. — Мне и пробовать смысла нет.

— Мне интересно, — уголки губ Пинны поехали в стороны, — что означает слово «порядочность» в применении к индивидууму, который живет за счет тех, чьи жизни отбирает.

Ей вдруг стало холодно. Она сидит в кафе с телохранителем людоеда — и обсуждает…

— Любая элита существует за счет жизней. Это, пожалуй, единственное, где воскрешенцы не врут. Мы пока не научились устраиваться по-другому. Вопрос в том, что идет обратно, и стоит ли оно цены.

— И вы мне, конечно, будете доказывать, что стоит…

— Далеко не всегда. Причем для обеих сторон.

— Тогда почему вы… с ним? И, кстати, кто он?

— Потому что это именно тот случай. А он — Волков Аркадий Петрович. Советник при правительстве Европейской России.

«Какая… честь».

— И вы… довольны собой? своим положением?

Человек весело посмотрел на нее

— Своим положением — чрезвычайно. Собой — большей частью нет, но это не имеет отношения к выбору профессии.

— А что так? Хлебное место? — Пинна тоже развеселилась. — Ведь опасность — это, как вы сказали, conditio sine qua non?

— В основном, интересное. Во всех смыслах.

Пинна подыскивала ещё один язвительный вопрос — как вдруг сбоку от нее возник…

— Вадим Арович, простите, что прерываю беседу, но нам пора. Кстати, представьте меня даме.

— Инна Сергеевна Козырева — Аркадий Петрович Волков.

Она кивнула как марионетка. Последние пять минут телохранитель даже не пытался смотреть вниз — только на нее — и она забыла, начисто, совсем забыла…

— Очень приятно, — Волков улыбнулся. — Это не формальность: действительно очень приятно. Мы вас не слишком обеспокоили? Вы придете завтра?

— Ещё не знаю.

— Будет очень жаль, если вы не придете. Вы… подходите к этому месту. Вы молчаливы, сосредоточенны. Я даже удивился — сейчас таких людей мало. Довольно трудно уйти в себя, если никого нет дома.

Пинна поклялась себе не приходить — но на следующий день зачем-то пришла.

В «стекляшке» сидел не телохранитель, а сам Волков.

— Здесь отвратительно заваривают чай — вы не находите? До сегодняшнего дня я считал, что хороший цейлонский лист нельзя испортить.

Она кивнула.

В таком городе, как Москва, невозможно совсем избежать общества высоких господ. Они напоминали Пинне змей — блестящие, чешуйчатые — и пока они здесь, невозможно смотреть на что-то другое. А от Волкова почему-то можно было отвернуться. Он не занимал пространства. И не излучал спокойствия. Пинна всегда чувствовала, когда на нее давят — с того дня. А тут просто можно было повернуть голову к стеклу. Посмотреть на верхушки деревьев. Наверное, она потому и забыла вчера, что он внизу.

— Есть две возможности поправить дело, — улыбнулся Волков. — Первая — пить кофе. Впрочем, он здесь тоже неважный. Вторая — отправиться туда, где чай умеют готовить. Я совершенно случайно знаю человека, который восхитительно готовит чай.

Она вдохнула, надеясь про себя, что сделала это коротко и незаметно, и посмотрела на людоеда прямо:

— Зачем я вам?

Тот прикрыл глаза.

— Мне нравится это озеро. И больше всего мне нравится в нем ваше присутствие. Вы сюда вросли. Без вас изменится пейзаж. Заставить вас приходить сюда я даже не то что не хочу. Это бесполезно. Мы ведь видим не только глазами. Сейчас вы… Я хочу, чтобы вы перестали меня бояться. Чтобы относились ко мне, ну хотя бы как ящерице на камнях.

— Ваш… человек так быстро меня отрекомендовал вчера. Не сомневаюсь, что вам известно обо мне все. В том числе и — почему мне сложно к вам так относиться.

— Не так уж и сложно, — как-то совершенно незаметно они уже спускались по лестнице. — Вы говорите это больше в силу привычки. Пока вы не знали, кто я, — вы не боялись. Если вам удастся развлечься — вы снова перестанете бояться. Ведь из сложившегося образа я, согласитесь, выпадаю.

— Я не знаю, каким должен быть ваш образ. Тот, что пытался меня, — она тщательно выговорила это, — загрызть… тоже, наверное, выглядел прилично.

Она не понимала, почему она не кричит. Почему не бежит вниз по лестнице, забыв обо всем, кроме животного ужаса. Страх был, но его удерживало в рамках… всего лишь желание избежать неловкости.

— Вы ошибаетесь, Инна Сергеевна, — сказал спокойный вежливый голос из пустоты слева. Отчество он произнес, проглотив двойное «е»: «Сергевна».

— Вас не пытался загрызть зверь. Вас ударила шестерней разладившаяся машина.

— Можно подумать, что я не попала бы под ту же машину, если бы она не разладилась. Я же знаю. Такие, как я… таких, как вы… интересуют в первую очередь.