Роберт Шекли - Игра агента X

Уничтожению подлежали и железнодорожная станция, и обувной магазин Купера, и бензоколонка, и магазин греческих деликатесов, и многие другие достопримечательности. Первая пресвитерианская церковь должна была исчезнуть (оставался только шпиль), начальная школа уничтожалась полностью — со всем штатом учителей.

Но мы — те, кто остался в живых, — мы жили счастливо в нашем полузатонувшем городке. Многими зданиями можно было пользоваться. Вы могли, не спеша, выгрести из своей комнаты на широкую улицу и плыть мимо рядов деревьев — стволы в воде, и видны только кроны, как огромные цветы на воде.

Спустя годы я оказался в Венеции и увидел, что мои детские мечты воплотились в жизнь и даже приумножились. Город оказался полон таких деталей, каких я и представить себе не мог. Например, ряды бесчисленных каменных львов смотрелись куда лучше, чем наши пушечные ядра времен гражданской войны, и сказочные дворцы понравились мне больше, чем дома в неоколониальном стиле. А множество колец для привязывания гондол были интереснее счетчиков парковки. Больше того, мне и в голову не приходило то, что я увидел в Венеции по части всевозможных плавучих средств: паровые катера и молочные баржи, катера скорой помощи с их сиренами и огнями, и лодки мусорщиков, и лодки зеленщиков, черные с золотом похоронные лодки, украшенные фигурками рыдающих ангелов…

Видно, детская мечта о многоводном городе догнала меня. И сейчас, на ступенях Салиццада ди Сан Панталоне, я чувствовал, что оживаю. Каналы Венеции окружали меня, её обитатели пихали меня со всех сторон, а бесчисленные храмы не спускали с меня глаз. Казалось, что Форстер целиком принадлежит серому убожеству Местре, но Венеция была моей, только моей.

Я и не подумал следовать инструкциям Гвеши, и добрался до кафе «Паразидо» тем путем, который мне больше понравился. Усевшись за столик, я заказал бокал вина и принялся, не спеша, его потягивать. К тому времени, когда появился Гвеши, я уже расстался со своим детством и наслаждался обступающей меня реальностью.

Гвеши заказал «Лакрима Кристи», выпил за мое здоровье и набросился на меня с вопросами:

— Ради Бога, что случилось в аэропорту? Как вы могли позволить им обмануть вас?

Мне не понравился тон этих расспросов. Человека с моей репутацией нельзя так просто обвести вокруг пальца.

— С чего вы взяли, — поинтересовался я, — что меня кто-то обманул?

— Что вы хотите этим сказать? — опешил Гвеши.

Я понятия не имел, что именно хотел сказать, но чувствовал, что могу потерять доверие Гвеши, а это могло угрожать всей операции.

— Я знал, кто они такие. Это было очевидно.

— Так почему же вы дали им себя похитить?

— Потому что мне самому это понадобилось, — объяснил я, и мои губы тронула тонкая, едва заметная улыбка.

— Но зачем? — настаивал Гвеши.

Действительно, зачем?

Я отхлебнул из своего бокала и произнес:

— Решил составить собственное представление о Форстере. Для этого и направился на встречу с ним.

— Но это же абсурдно! — не сдержался Гвеши. — Почему вы решили, что он вас отпустит?

— Не в его интересах было удерживать меня.

— А если бы он посчитал иначе?

— В таком случае я был бы вынужден… — Тут я сделал паузу и, закурив сигарету, продолжил: — Да, был бы вынужден переубедить его — так или иначе.

По мне, это звучало довольно правдоподобно, но проглотит ли такое Гвеши? Судя по его глубокомысленному виду, он мне поверил.

— Все эти сказки о вас, мистер Най, очевидно, вовсе не сказки. Но что до меня, то я не хотел бы оказаться один на один с Форстером в одной комнате.

— Да, это фигура, — согласился я, — впрочем, несколько расплывшаяся.

Во взгляде Гвеши смешались раздражение и восхищение. Наконец, он пожал плечами и сдался. Думаю, он подозревал меня во лжи, но ложь эта была столь ярко раскрашена, что не могла ему не импонировать. Как позже признался мне Гвеши, он и сам терпеть не мог мелочиться. Как настоящий венецианец, он предпочитал стиль смыслу, искусство — прозе жизни и более верил в форму, нежели в содержание. Он в одно и то же время верил в судьбу и в свободу воли. Жизнь он воспринимал как мелодраму эпохи Возрождения, полную неожиданных проявлений и исчезновений, нелепых совпадений, перепутанных близнецов, тайн происхождения, — и все это в сентиментальной дымке благородства и чести. И, конечно же, был в этом совершенно прав.

Гвеши заказал мне комнату в отеле «Эксельсиор», куда мы и направились, покончив с выпивкой. Из окна номера открывался вид на Большой канал. Гвеши развалился в шезлонге, полузакрыв глаза и покуривая сигарету. Свое деловое обличье он, вероятно, оставил в седле мотоцикла, и сейчас передо мной был ужасно старый и мудрый вельможа эпохи кватроченто.

Я понитересовался, каким образом мне предстоит увезти из Венеции Кариновски. Мой неосторожный вопрос пробудил в Гвеши философа.

— Побег из Венеции, — поведал он мне, — это серьезная и трудноразрешимая проблема. Можно сказать, что убежать из Венеции немыслимо, ибо наш город есть подобие мира, его модель.

— В таком случае поговорим о том, как сбежать от Форстера, — предложил я.

— Боюсь, и такой подход нам не поможет. — В голосе Гвеши звучала скорбь. — Если Венеция есть мир, то Форстер — его извечный враг, которого мы называем Смерть. Нет, мой друг, в абсолютных категориях всякий побег представляется невозможным.

— Может, попробуем поговорить в относительных категориях?

— Придется так и действовать. И все равно нас ждут неисчислимые трудности. Сама природа этого города противостоит нам. Венеция — во многом иллюзия, а не реальность. Это город зеркал — дворцы отражаются в каналах, а каналы — в окнах дворцов. Расстояния в ней обманчивы, в ней смешались земля и воды. Венеция выставляет напоказ фальш и прячет сущность. В этом городе нельзя ничего предвидеть и предугадать, как, например, в Генуе или Милане. Относительное и условное способно неожиданно превращаться в абсолютное и нерушимое.

— Все это ужасно интересно, — сказал я, — но не хотели бы вы попробовать предсказать, весьма условно, конечно, как мы будем отсюда выбираться?

Гвеши вздохнул,

— Сразу видно человка действия. Дорогой мой Агент Х, вы до сих пор не уяснили себе тщету суеты. Полагаю, вам просто не терпится проявить свои хваленые таланты.

Я покачал головой:

— Мне просто хотелось бы вытащить отсюда Кариновски наиболее простым и безопасным способом.

— Ваши требования изначально противоречат друг другу, — сказал Гвеши. — В Венеции то, что просто, не может быть безопасным. А уж то, что безопасно, оказывается настолько сложным, что и представить себе невозможно. Тем не менее, я не теряю надежды. Завтра вечером нам представится возможность сделать это и просто, и безопасно. Относительно, конечно.