Людвиг Герхард - Роботсмэн. Сто лет спустя

– Вы летите один?

– Супруга ещё не знает. Побегу домой, сообщу и спрошу. Конечно, я не смогу без неё, но надо у неё спросить. Мне её жалко, ей только двадцать три. Она гуманитарий, социолог, как её прабабушка. В полёте пройдут годы. Да и на Земле опасно. Мы только поженились. – Корэф задумался, глядя в никуда, но тут же оживился, посмотрев на коллег: – Прощайте, друзья мои.

Дома никого не было. Корэф постоял в гостиной, прошёл в спальню, потом в бюро. Ему собирать ничего не нужно было. Это о нём сказал Цицерон три тысячи лет назад: «Всё своё ношу с собой». Корэф носил глубже – в себе. Собеседнику Корэфа было незаметно, когда он, беседуя с ним, в то же время переговаривался с кем-то по радиосвязи. Он мог говорить об одном, но размышлять совершенно о другом и перечитывать страницы документов. Корэф был многоканален не в образном смысле, а в реальности. Так были устроены все роботсмэны.

Корэф сел за стол. Перед ним светилось табло часов. Но это была потребность его супруги. Часы были внутри него, и время постоянно наблюдал его квантовый мозг, как и многое в его окружении, подвергая анализу и обобщению. Вскоре Корэф как будто оживился. Это он разговаривал по связи с супругой. Она только что, пару месяцев назад, закончила университет, где ректором трудится профессор Корэф, ставший её мужем. Корэф познакомился с ней двадцать три года назад, приняв её в руки крошкой при родах её матери. Будущую супругу Корэфа назвали Этной. Этна была копией своей прабабушки Анжи, профессора с Тэрглобос и президента планеты Земля сто лет назад. Анжи тогда стала женой Корэфа, первой его супругой. Её правнучка Этна оказалась с теми же чертами характера, тем же темпераментом и вкусами. Она была проницательной и мудрой, решительной и бесстрашной. И специальность она предпочла всё ту же – социолог. Корэф не мог налюбоваться Этной, он вырастил её с пелёнок, он выучил её с домашней школы до университета. Корэф также принял в родах и вырастил отца Этны, Строна. Строн стал астрофизиком. Этна так привязалась к Корэфу, что не заметила, как полюбила его, и сама призналась ему и родителям, что хочет быть с ним и дальше вместе и быть ему женой.

Внезапно дверь распахнулась. Вбежала стремительная Этна. Бросилась в объятья Корэфа. Они молча слипшейся парой покачивались, стоя посреди бюро.

Дверь снова распахнулась, вошли родители Этны. Не выпуская супруги из объятий, Корэф сообщил:

– Мы улетаем. Этна, тебе на сборы полчаса. А вы, ребята, не волнуйтесь. Летим на пару лет. Вернёмся – созвонимся.

Мать Этны Лантана осторожно приблизилась и отобрала дочь из объятий Корэфа. Строн подошёл к Корэфу и жестом предложил сесть, присел и сам.

– Корэф, я не знаю, но могу лишь догадываться о причинах столь поспешного бегства на Землю. Так что случилось? Этна – наша единственная дочь. Риски велики. Но кроме того… Кроме того, у неё ещё нет своих детей. Мы полагали, она здесь, дома станет матерью в спокойной обстановке. У тебя должны быть очень серьёзные основания для столь внезапного порыва.

– Видишь ли, Строн… Перебирая в голове нерешённые задачи, наткнулся на одну геофизическую проблему. Это загадка феномена ротации. Ну, ты знаешь. Остались на Земле убедительные следы того, что она переворачивалась. Есть реальная угроза катастрофы. Я сопоставил все результаты исследований. Столетиями предпринимались попытки установить точную периодичность феномена, создать точную временную модель этого процесса. Трудность расчётов была в том, что в созданной формуле остаётся множество неизвестных или весьма приблизительных показателей. Но это ещё мелочи. Распределение массы в планете неправильной формы, с неизвестной конфигурацией её ядра, не измеряемые параметры его – вот это камень преткновения! К тому же происхождение ядра – загадка. Что это за материал? Во всём одни предположения и гадания. Сотни лет ношу в себе эту задачу и продвигаюсь постепенно в её решении. Но то, что мы знаем о Земле сегодня, я использовал в своих расчётах, и получилось, что катастрофа может возникнуть лет через одиннадцать. Вчера утром мне показалось, что решение само возникло в моём «кванте», – Корэф так всегда называл свой головной квантовый компьютер, – но лишь сегодня во время лекции моей молодёжи я окончательно убедился, что откладывать моё вмешательство рискованно. При студентах я пересчитал, и результат был идентичен. Хотя я опираюсь на устаревшие исследования и замеры на Земле. Поэтому всё это нуждается в переосмыслении на месте, чтобы лично перепроверить расчёты, дополнив информацию новыми исследованиями геофизиков. А вдруг я прав? Тогда можно будет успеть за пару лет спасти людей и роботсмэнов, спокойно всех переселив на Марс. Придётся параллельно готовить Марс к массовому заселению. Всё это – колоссальная работа.

– Понимаю, – задумчиво ответил Строн, – как коллега, как астрофизик понимаю. Но… Но по-человечески я не могу смириться с тем, что это будет стоить нам дочери!

– Когда мы сто лет назад прибыли с Анжи и нашими детьми на Тэрглобос… Кстати, среди них была и твоя мать Силиция. Тогда родители Анжи об этом тоже говорили. – Корэф включил в себе запись, и Строн услышал голоса родителей Анжи: «Мы думали, что ты погибла и мы тебя больше никогда не увидим». – Но Анжи вернулась! И привезла им внуков! Привезла им и меня!

– Ну да, конечно, тебя! – не поднимая головы, ответил Строн с заметным сарказмом.

– Погоди, Строн, – заговорил Корэф спокойнее и тише и положил руку на руку Строна, – это что? Ты осмеиваешь моё значение для Анжи? Мою роль в жизни Этны? Мне это неприятно. – Корэф встал. – Кто из людей был бы вашей семье так верен, предан, поколениями, круглые сутки, от родов до смерти, в образовании и в профессии, кто был рядом во всех трудностях и опасностях? Кто за последние сто лет, как ствол, удерживает ветви, а вы, как ветви в зелени, сияете талантами и образованностью?

– Корэф, я как человек имею право иметь сомнения и страх. Не всё подчинено логике, тебе привычной. Я не хотел тебя ничем унизить. Сдержать пытаюсь обычные инстинкты отца. Всё во мне восстало непроизвольно за моего ребёнка.

Корэф снова присел рядом со Строном и спокойно продолжил:

– Я не холодная и равнодушная машина, как ты, наверное, меня воспринимаешь. Я не секс-игрушка для Этны. Она меня любит, как любила Анжи. Любит за всё, что есть я в целом. За душу и за тело. В конце концов, и люди притягиваются друг к другу, как секс-игрушки. На что ещё толкает их инстинкт при виде сексуального партнёра, кроме как слиться в близости? И люди женятся лишь для того, чтоб секс-игрушкой беспрепятственно играться. Никто не помышляет о рождении детей или об эфемерной «целесообразности» в природе. Слипаются два тела магнитом силы жизни. Не управляет ими разум, но только страсть к другому телу. Поэтому переживаются трагедии разводов сильнее наслаждения браков. Страдания сильнее счастья.