Ирина Сергеевна Молчанова - Под контролем будущего

Всплывающий стенд опустился на пол при приближении человека. Ирон задал временной период, данные которого требовали анализа и подождал, когда из стенда выдвинется искомая ячейка. Находившийся внутри неё миниатюрный жесткий диск был помещен в портативный компьютер и Ирон произвел копирование данных. Он поспешил добраться до дома, чтобы незамедлительно заняться поиском подозрительных сведений. Он ничуть не сомневался, что таковые отыщутся.

Время бежало, чуть не посмеиваясь над его стараниями. Вот только большего доверия вызывала собственная интуиция. И в этот раз она оказалась бесспорным победителем.

На экране красовалась отметка, вызывавшая не просто подозрения, а представлявшая собой обоснованное выдвижение обвинения. Несанкционированные преодоления одно за другим пришлись на XXI век. На тот период времени, в котором активно проводились изыскания в сфере искусственного интеллекта. А повышенный энергетический всплеск отмечался у каждой группы преодоленцев при их возвращении.

Отмечая на листе бумаги подозрительные факты, Ирон не имел ни одного предположения, с чем те могли быть связаны. Но и эту задачу он должен был сформулировать перед отбытием Моны.

Правильность сквозила во всем пространстве, и источал её каждый член общества. И даже он, спрограммированный оптимальным образом для создания комфорта, обязан был вести себя надлежащим образом. Справляться удавалось без усилий, ибо за его поведенческие реакции отвечала программа. Но она не предусматривала ощущения дискомфорта, присутствовавшего в нем при нахождении с людьми, в том их виде, какой они приобрели. Идеальные. Вычленившие из себя пороки. Ответственные. Уравновешенные. Спокойные. Они ввели себя, как роботы, но были живыми. Внутри. Просто прекратили это транслировать вовне. Или он ошибался?

Бистрис присел на краешек белоснежного дивана в комнате, переполненной светлыми тонами. От света и полированной шаблонности хотелось сбежать. Для него предусматривался лишь один вариант бегства от действительности – на разборку. С такими роботами никто не стал бы возиться. Кроме неё. Тоже правильной, рассудительной, не склонной к совершению ошибок. Разве что, иногда перебиравшей с напитком, расслаблявшим её до критического состояния. В такие моменты он понимал, что был нужен ей. И тогда-то он задавался вопросом, почему она не впустила в свою жизнь человека. И ответ появлялся сам собой. Спутниками жизни люди перестали обзаводиться по довольно весомой причине: они стали замкнутыми системами, не нуждавшимися в дополнениях.

Он так не мог. Впрочем, для него не предусматривалась спутница жизни. И какая жизнь могла быть у робота?

Поднявшись с дивана, он пожалел, что не мог ощущать его мягкости. Как когда-то давно. В нем проявилось и это воспоминание об ощущениях.

Очередная и последняя имитация преодоления завершилась на её пользу. Мона похвалила себя за проявленную выдержку, не сорвавшись с намеченного пути. Физические показатели соответствовали граничным, что считалось допустимым. Снимая костюм, поистрепавшийся от многократных имитаций преодоления, она провела рукой по рваным краям. Одеяние обладало собственной историей, тесно связанной с той, что создавал человек. Практически все, чего касался человек, подлежало крушению, изменению. Ничего не оставалось прежним. Как и сам человек. Постепенно все менялось. Ей казалось, что раньше перемены происходили, куда более стремительнее и заметнее.

– Что-то не так? – оператор тренировочного полета внимательно наблюдал за действиями Моны.

– Нам повезло жить в этом времени.

– Согласен. Но что именно заставило тебя об этом подумать?

– Неизбежность перемен на нас не отражается так быстро, как на прежних людях.

Оператор отвел взгляд в сторону, вспоминая века, которые ему удалось посетить.

– А ведь ты права. Человек несколько веков тому назад не только жил в разы короче, чем мы, но и старился быстрее. Время для наших предков неслось слишком быстро.

– Оно несется с равной скоростью для всех, – Мона не полагалась на время и какие-либо иные факторы, не концентрировавшиеся непосредственно внутри человека.

– В чем тогда дело? – ему нравилось узнавать мнения других людей, дополняя ими собственное либо отвергая, если то не резонировало с его взглядами.

– Мы смогли подчинить время и забрали для себя его больше, чем имелось в распоряжении прежних людей.

– Ты избегаешь называть их предками.

– Да. Мне не нравится это слово.

– Почему? – он старался не отягощать беседу многословностью. В некоторых моментах чужие слова обладали большей значимостью, нежели собственные.

– Тела лишь временное воплощение наших квантовых субстанций. Периодически мы возвращаемся. Кто и нет. А кто и впервые приходит сюда. Я отождествляю себя не с телом, а с квантовой субстанцией. О какой такой связи с прежними людьми может идти речь? Просто прежние воплощения, и то не всех из нас, – Мона старалась и саму себя убедить в том, что тело не наделено первостепенным значением.

– Впрочем, ты права. Никакой связи у нас с ними нет, кроме того, что мы относимся к одному биологическому виду, – оператор выхватил из сказанного собеседницей лишь ту смысловую часть, что волновала непосредственно его самого.

– Вот именно. Мне куда важней близость на уровне нашей внутренней сути. Она определяет все, – она и не желала касаться в беседе темы физического воплощения. Некоторых тем следовало избегать, дабы сохранять безмятежность. Так ей советовали родители, а им она верила.

– Возможно, твое преодоление заставит тебя расширить свое представление о людях, что жили раньше.

– Я этого очень хочу.

Знание должно придавать силы, но оно способно оторвать от действительности. Особенно, если его обладатель не имеет представления, как им распорядиться. Тогда знание превращается в груз. Ирон осознавал масштаб тайны, скрывавшейся на стыке времен. Где-то между веками затаилось зло. И он начинал догадываться об этом, что уже виделось немалым достижением, но полной ясности не имелось. И он не рассчитывал, что девушка, заполучившая возможность пройти сквозь времена, сумеет разобраться с этой тайной. Он в неё не верил. Другого человека, который бы сумел попытаться это сделать, он попросту не знал. Не успел отыскать. Случай подбросил ему вариант, и он принял его.

Собравшись впопыхах, он лишь на улице заметил, что надел наизнанку свитер. В противовес рекомендуемой эстетике внешнего вида, он продолжал считать, что одежда не должна отражать сути личности. Изредка он убеждался в ошибочности своих суждений, но в целом полагал, что обладал правотой мировоззрения.