Михаил Лекс - Волшебники. Начало. Книга 1. Роман-сказка о будущем и прошлом нашей планеты

– А, это ты, Крысюк. Заходи.

По той паузе, какую выдержал Чёрный, по его внешнему виду, по тому тону, с каким Чёрный начал свой разговор, Крысюк понял, что случилось что-то хорошее.

– Что прикажете? – загадочно спросил Крысюк.

– Крысюк, – издалека начал Чёрный, продолжая стричь ногти на правой ноге, – а не засиделся ли ты в прапорщиках?

– Я, Ваше благородие, с годами становлюсь всё тупее и тупее, а потому не сразу понимаю, что умные-то люди, люди, которые денно и нощно пекутся о своём творческом развитии, говорят. Не трудно ли будет Вам, Ваше Благородие, уточнить вопросик?

– Крысюк, – торжественно произнёс Чёрный, закончив стричь ногти на ногах и одевая ботинок, – с тебя пятьсот тысяч.

– За что, Ваше Высокопреосвященство? – грохнулся на пол Крысюк. Пощадите. У меня же дети, у меня жена больная, мать-старуха, брат безумный, сестра дура, хомяки у меня. Пощадите. Крысюк грохнулся на колени и ползком добрался до ботинок Чёрного и стал их целовать.

– Встань, полковник, – приказал Чёрный.

Крысюк застыл. Какое-то время он молча смотрел на ботинок Чёрного, затем достал из кармана носовой платок, протёр ими оба ботинка Чёрного и поднялся с полу.

– Ваше Благородие, господин ротмистр, я не совсем хорошо слышу, – тихо так заговорил Крысюк, – Вы как изволили меня назвать?

– Какой я тебе ротмистр, Крысюк? Уже пять часов я генерал-полковник Имперской Службы Безопасности и первый заместитель директора Имперской Службы Безопасности, – гордо произнёс Чёрный. – Ну, а ты, следовательно, полковник.

– Ваше Благородие… господин генерал-полковник… отец родной, – залепетал Крысюк, – какие там пятьсот тысяч, да я Вам… да мне Вам… Пять миллионов, не меньше, и чтоб я сдох, если после всего, что Вы для меня сделали, я не буду Вас почитать более чем отца и мать своих. Хотите, я сейчас, чтобы только доказать Вам свою преданность, отрекусь от матери-старухи, а жену свою отправлю в монастырь? Хотите? Детей – в детский дом, а брата – в психиатрическую лечебницу, а сестру самолично задушу вот этими ручищами, – Крысюк показал Чёрному свои натруженные на взимании и даче взяток, ладони. – Хотите? И мне, вот верите, господин генерал-полковник, плевать на то, что будет с моими хомяками. Могу даже съесть их сырыми на Ваших глазах, если Вам так будет угодно, господин генерал-полковник.

– Довольно, Крысюк, довольно. Вижу твоё усердие и верю в тебя, – благодушно ответил Чёрный. – Сейчас иди, меняй форму. Завтра в шесть утра жду тебя у себя. Многое надо обсудить. Нас впереди ждут, по-видимому, большие дела. На кону, как мне думается, триллионы в десятой степени. Скоро конкурс религий. Победителю достанется всё. Мне думается, что всё дело именно в этом. Впрочем, Крысюк, не знаю. Не уверен. Поживём – увидим.

От этих слов разум Крысюка несколько помутился. Он задумчиво вышел из кабинета. Первое, что он сделал, дал в морду капитану Скунсу, которого встретил по пути, и который частенько издевался над бывшим прапорщиком. Дело было так.

Капитан шёл по коридору навстречу Крысюку. Завидев Крысюка, Скунс обрадовался, что сможет вдоволь поиздеваться над нижестоящим в звании и должности.

– Прапорщик Крысюк, – заорал капитан Скунс на весь коридор, – ко мне, ползком на спине.

Крысюк, как ни в чём не бывало прошёл мимо капитана, делая вид, будто того вообще нет. Капитан обалдел от такой наглости.

– Крысюк, – завизжал он вслед удаляющемуся Крысюку, – стоять, мать твою.

Крысюк остановился, медленно повернул голову, внимательно посмотрел на капитана.

– Ты мне? – удивлённо спросил Крысюк.

– Что? – не понял столь наглого к себе обращения капитан. – Капитана Имперской Службы Безопасности, начальника Отдела Связи, да на «ты»? Да я тебя… Да ты у меня…

Крысюк не спеша подошёл к капитану, подошёл он так близко, что чуть ли не носом своим касался груди капитана.

– Ты что сказал, капитан? – спросил Крысюк, не поднимая головы.

– Смирно! – заорал капитан.

Крысюк резко дал капитану коленом в пах, а когда капитан согнулся от боли пополам, добавил ему ещё и кулаком по лицу. Удар шёл с правой руки, короткий, резкий, в нижнюю челюсть. Скунс рухнул на спину и стал кататься по полу, корчась от боли. Крысюк ещё пару раз ударил капитана носком своего сапога по его носу и пошёл в свой кабинет.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Большие, круглые, сантиметров пятьдесят в диаметре, часы, что висели на стене кухни в доме полковника Никитина, показывали два часа ночи. Сам полковник не спал. Он внимательно разглядывал новые документы Беломора, но теперь уже на имя Лютого Александра Сергеевича. Что-то подсказывало Никитину, что его земная жизнь подошла к своему логическому завершению. Он так чётко вдруг это осознал, что у него и тени сомнения на этот счёт не было, и переживаний по этому поводу тоже.

Полковник Никитин умел, даже будучи в сильно пьяном виде, трезво смотреть на вещи и верно оценивать ситуацию. Всё, что его теперь занимало, как именно Лютый его убьёт? В том, что Александр Сергеевич его убьёт, Никитин не сомневался.

Полковник не боялся смерти, поскольку верил в Бога и даже возглавлял несколько религиозных сект, и в свои семьдесят лет, получил от жизни всё, что хотел, о чём мечтал и даже более того. Никитин, если честно, уже серьёзно устал от жизни. Он бы и сам давно застрелился или повесился, но инстинкт самосохранения и страх перед Богом, фотография которого висела в углу кухни, не позволяли ему этого сделать.

Он семь раз был женат. От каждого брака у него были дети. Со всеми, как с жёнами, так и с детьми, да и со своими внуками, Никитин поддерживал хорошие отношения. Будучи материально независимым человеком, он ни в чём не отказывал всем своим бывшим жёнам и своим детям.

В Первом Союзе не так много миллиардеров, всего-то двести пять человек. Одним из них и был полковник Никитин.

Где-то лет сто назад богатейшие люди планеты собрались на свой очередной съезд. Одна из основных задач съезда – урегулировать ненормальную ситуацию по обогащению людей в Первом Союзе.

Так случилось, что Первый Союз, в силу многих причин и разного рода обстоятельств, стал самым богатым государством планеты. Естественно, что и люди в Первом Союзе стали обогащаться. Но то, как обогащались граждане Первого Союза, пугало всю мировую бизнес-элиту. В общем, это грозило крахом мировой экономической системы.

Дело в том, что поведение тех граждан Первого Союза, кто становился очень богатым, более походило на поведение психически больных людей. То, на что они тратили деньги, то, куда они их вкладывали, их общее отношение к деньгам, не только порочило звание миллиардеров, но и ставило под сомнение и ценность самой денежной системы, и всю мировую экономику, основанную на этой денежной системе.