Михаил Панферов - Рыжая ведьма и Мальчик-шаман

«Ты здесь откуда?» – подумал он, поднимая губку с земли.

«Не твое дело, отпусти». – Губка разговаривала. Пожалуй, это было странновато даже для сна.

«Ты что, одна из… этих ?»

«Если ты о тех, кто приходит в ваши сны погреться, то да», – вспыхнуло в голове. Это были не слова, а скорее мгновенное прозрение, когда еще не успел задать вопроса, а уже знаешь ответ.

«Почему вы прячетесь? Хотели меня убить, а теперь прячетесь…» – поинтересовался Науали.

«Ты сильный, мы не можем тебя убить, – прилетел ответ. – Мы хотели только погреться».

«А мне так не казалось», – заметил он.

«Ты боялся, – пояснила губка. – Вокруг тебя было много жирного вкусного страха, и мы приходили. Теперь ты не боишься, нам незачем приходить».

«И все? – разочарованно вздохнул юноша. – Все настолько глупо? И… скучно?»

«Если захочешь, тебе больше никогда не будет скучно»: – бодрым уверенным тоном отозвалась губка.

«Как это?»

«Тебе скучно, потому что от тебя ушло твое маленькое человеческое счастье. Ты считаешь себя несчастным и даже не догадываешься, что на самом деле счастливее большинства людей».

«Как это?» – повторил он.

«Для тебя открыты двери сна. Многие люди отдали бы что угодно даже за половину твоей силы. Твой сон – это дорога. Она ведет в бесконечные миры. Счастье, которое ты потерял, нельзя даже сравнить со счастьем, которое ждет тебя там ».

«Может, ты и права, – задумчиво протянул Науали, – но я почему-то тебе не верю».

«А мне не надо верить, – продолжала наседать губка. – Летим со мной и сам все увидишь. Хочешь?»

Он долго молчал, а потом не очень уверенно произнес:

– Хочу.

В следующую секунду Науали уже летел к яркому лучистому пятну золотого света – к выходу из пещеры. Только что неровно очерченный лаз был на расстоянии вытянутой руки; теперь Науали летел к нему бесконечно долго: чем дольше, тем сильнее он уменьшался в размерах. Когда юноша все-таки приблизился, выход стал щелью шириной чуть больше его запястья. Науали растерялся, но голос в голове приказал:

«Ничего не бойся, вперед».

Науали толкнулся в упругую преграду. Она была как будто из плотной гуттаперчи. Ему потребовались все силы, чтобы просунуть туда голову. Вокруг был только золотистый свет: яркий, но не ослепляющий. Как в симфонии в сплошном звуковом потоке слышатся отдельные ноты, так и в этом свете был плеск теплого моря, нежная улыбка Иксочитли, мамина песня из детства, тысяча других вещей. Таких прекрасных, что он чуть не плакал от радости.

Науали рванулся вперед, но гуттаперчевая перепонка плотно держала, не давая освободиться. Он с ужасом подумал, что застрял, и теперь никогда не выберется отсюда. Рванулся еще раз, вытащил руки, с силой надавил на что-то невидимое, дернулся и все-таки выбрался наружу…

– А я вам говорю, она еще слишком молода для этого, госпожа Уайокойотль.

– Но ей уже восемнадцать, господин Ичпочеке, я в ее годы…

– Не сомневаюсь, что это так, госпожа Уайокойотль, но, знаете, родство с таким уважаемым семейством, как ваше… моя дочь недостойна такого прекрасного молодого человека. Вам стоит еще раз хорошенько посоветоваться со своими домашними.

– На этот счет, господин Ичпочеке, можете быть спокойны. Я уже написала в столицу сыну и невестке: родители Тепочтли брак вполне одобряют…

В это солнечное летнее утро старики вовсю отдавали дань замшелым традициям, а молодежь подслушивала их разговор. Насмешник Тепо теперь казался солиднее. Может, повзрослел, а может, невесте просто надоел его старозаветный пучок на затылке. Теперь он причесывался на обычный косой пробор. Иксочитли тоже изменилась. Стала еще красивее, женственнее, мягче. Ее гладкие черные волосы заметно отросли: она больше не завивала их, подражая заокеанской кинодиве.

– Ну что там? – спросил Тепо у невесты.

Иксочитли стояла, прижавшись ухом к стене там, где была небольшая дыра, заклеенная обоями.

– Все то же самое: папочка отказывает твоей бабуле, – усмехнулась невеста. – Он в ударе: прямо-таки воплощение этикета времен древних богов.

– Ну, теперь они будут договариваться, пока пятое солнце не погаснет, – хмыкнул Тепо.

– Надеюсь, что нет. – Девушка отошла от стены, присела на кожаный валик дивана. Тепочтли опустился рядом. Посмотрел на нее снизу вверх озорными карими глазами:

– И вот мы сидим в четырех стенах. Подслушиваем нудные стариковские препирательства… Цветочек, тебе, случайно, не надоело?

– Ты сегодня сама проницательность, милый, – улыбнулась Иксочитли.

– Тогда давай сбежим, а? – Дверь во внутренний дворик была приоткрыта, но Тепо даже не взглянул в ее сторону. Схватил Иксочитли за руку и резко потянул к окну. – Представь, что за нами гонится ягуар!

– Эй, поосторожнее, сумасшедший!

– Не тревожьтесь, юная госпожа! Воин ягуара вас спасет! – Он повернул на окне рычаг. Вертикальный штырь оконной задвижки приподнялся вверх. Рамы распахнулись. – Вперед!

– А обязательно делать это настолько экстравагантным способом? – с трудом удерживаясь от смеха, поинтересовалась Иксочитли.

– Обязательно, госпожа, ибо ягуар не дремлет! – Тепо вскочил на подоконник, спрыгнул вниз. Невеста быстро скинула туфли. Подобрала подол белого крепдешинового платья в мелкий горошек с широким отложным воротником. Тоже влезла на подоконник и с радостным визгом шагнула вслед за Тепо. Жених, поймав ее за талию, аккуратно поставил на траву. Одноэтажный дом господина Ичпочеке – оранжевый, с плоской крышей и карнизом в лепных листьях агавы, выходил фасадом в переулок Острых стрел. Окна комнаты Иксочитли смотрели на задворки. Отсюда по извилистой тропинке, петляющей между зарослями чапараля, было совсем недалеко до их любимого пустыря.

– А теперь бежим! – скомандовал Тепо и опять потянул ее вперед.

– Помешанный! – радостно кричала Иксочитли. – Патологический тип! Не так быстро!

С непривычки мелкие сухие веточки кололи ступни, но она почти не обращала на это внимания. Бежала вслед за Тепо и с восторгом думала, что он такой один на свете: абсолютно ненормальный, чокнутый. Наверно, именно за это она его и любит.

Через высокий кустарник, извиваясь зигзагами, тропинка вывела их на пустырь. Но к развалинам храма они не пошли. Спустились к каменистому берегу реки, огибающей пустырь слева и долго целовались, сидя у воды, под старым кипарисом. Быстрые зелено-голубые волны, искрясь на солнце, извивались торопливыми змейками. От реки тянуло приятной в это жаркое утро сыроватой свежестью. У ног Тепо лежал осколок старинной каменной плиты, покрытой рисунками и глифами.