Пол Андерсон - Настанет время

— А агенты Ээрии не могли нанести удар раньше?

— О, конечно, они могли появиться и подстроить что-нибудь. Но я сомневаюсь, что они стали бы даже пытаться. Никто из них не знает жизни двадцатого века.

— Значит, ты считаешь, что происшедшее и зафиксированное событие изменить невозможно?

От его улыбки мороз прошел у меня по коже.

— Я знаю, что путешественник во времени не может ничего изменить. Я пытался сделать это, но безуспешно. Это было еще в юности, когда я хотел вернуться назад и предупредить отца, что его ждет.

— И? — выдохнул я.

— Док, помните мою сломанную ногу?

— Да. Подожди… Так, значит, это…

— Я зацепился за проволоку на лестнице как раз в тот день, когда хотел отправиться в путешествие… А когда выздоровел и был готов начать снова, я получил экстренный вызов от моей страховой компании и мне пришлось заняться срочными делами. А когда я вернулся в Сенлак, оказалось, что мать окончательно порвала с Биркелундом и нуждается в моем присутствии. Я посмотрел на двух невинных детей, которых она принесла в этот мир, и принял на себя эту ношу.

— Ты думаешь, это вмешался Бог?

— Нет, нет. Это просто логическая невозможность изменить прошлое. Каждое мгновение времени — это прошлое бесконечного множества других мгновений.

— Значит, все мы просто марионетки в руках Времени?

— Я не говорил этого, док. Более того, я не верю в это. Мне кажется, что все мы являемся частью какого-то грандиозного механизма. И чем больше мы не знаем, тем шире диапазон нашей свободы.

— Значит, это похоже на наркотики. Человек добровольно принимает химическое соединение, которое закрепощает его мозг.

— Может быть, может быть. — Хэйвиг шевельнулся в кресле, глядя в ночь. Затем сделал еще глоток виски. — Пожалуй, у нас нет времени на философские размышления. Ищейки Уоллиса охотятся за мной. Они кое-что знают из моей биографии и могут выследить меня.

— Поэтому ты так долго избегал встреч со мною?

— Да. — Он положил руку на мое колено. — Пока была жива Кэйт. Вы помните?

Я кивнул.

После этого он заговорил быстро, не вдаваясь в подробности, давая только общую схему своих действий. Он быстро распределил все свое состояние по банкам, положив вклады на вымышленные имена. Таким образом Дж. Ф. Хэйвиг исчез со сцены. А так как в двадцатом столетии у него не было никого из близких, кроме матери и доктора, никто не удивится его внезапному исчезновению. А их он сможет предупредить письмом.

— Мне ты посылал в основном открытки, — сказал я. — И заставил меня понервничать. — После паузы я спросил: — Где же ты был?

— Замаскировав свои следы, насколько это было возможно, я отправился обратно в Константинополь.

Па пожарищах и развалинах Нового Рима был восстановлен относительный порядок. Прежде всего правительство и оккупационные войска нуждались в пище и воде. Поэтому жителей города нельзя было больше грабить и держать под страхом смерти. Им нужно было обеспечить возможность спокойно трудиться. Позже Болдуин Фландрский, наместник императора в этой части мира, куда входил и Константинополь, решил выжать из своих подданных побольше. Но вскоре он в войне с болгарами был захвачен в плен и умер в тюрьме. Его преемник Анри Первый продолжал его линию. Король латинян мог принижать греков, ввергнуть их в бедность, брать их в солдаты. Но за все это он должен был обеспечить им относительную безопасность.

Ксения к тому времени находилась в женском монастыре. Хотя она была здесь всего лишь гостьей, ее содержание было довольно строгим. Она встретилась с Хэйвигом в холодной комнате с кирпичными стенами под неусыпным надзором сестры-монахини. Ксения была одета в накидку из грубой темной шерсти и не смела даже коснуться руки своего посетителя-мужчины, несмотря на его щедрые дары монастырю. Однако Хэйвиг смог увидеть ее глубокие темные глаза, заметил, что, несмотря на все трудности и лишения, которые ей пришлось перенести, тело ее округлилось, наполнилось женственностью, а звуки ее голоса вернули его назад, в те счастливые дни, когда он, она и ее отец…

— О Хаук, милый Хаук! — Она тут же испуганно отшатнулась, перекрестилась, стала опускаться на колени, бормоча: — Я… извините меня… благословенный…

Старая монахиня нахмурилась и шагнула к ним.

Хэйвиг замахал руками.

— Нет, нет, Ксения! — воскликнул он. — Я такой же смертный, как и ты, клянусь. Случилось нечто странное. Может быть, я смогу объяснить тебе позже. Но поверь мне, моя дорогая, я всего лишь человек и ничего больше.

Она всхлипнула, но вовсе не от разочарования.

— Я… я так рада… Я рада, что ты пойдешь в рай после смерти, но… — Но сегодня он не входил в число ее строгих и хмурых византийских святых.

— Как твоя мать? — спросил он.

— Она постриглась в монахини, — едва расслышал он. — И убеждает меня сделать то же самое…

Тонкие пальцы стиснулись в кулаки, так что даже косточки побелели, глаза, полные ужаса, смотрели на него.

— Я должна сделать это? Я ждала тебя, чтобы ты сказал мне…

— Не поймите меня неправильно, док, — сказал Хэйвиг. — В монастыре все было нормально. Однако там были слишком строгие правила, слишком много ограничений. Вы же католик и можете себе представить. Ксения любила своего Бога, и она любила читать. Книги были частью ее жизни. Но в ней был слишком силен дух классической античности, и у меня не хватило духа разочаровывать ее. Ведь в конце концов и я приложил свои усилия, чтобы она так рано познала реальный живой мир. А сейчас впереди у нее были лишь молитвы и служение Богу, и ничего, кроме смерти, не откроет перед нею двери монастыря. А ведь она родилась свободным ребенком, жившим под вечно ласковым солнцем.

— И что же ты сделал?

— Я нашел престарелых супругов, которые согласились взять ее. Они были бедны, но я помог им деньгами, они были бездетны и чрезвычайно обрадовались, когда всевышний в моем лице подарил им дитя. Она тоже привязалась к ним. Так что все устроилось хорошо.

— Разумеется, ты периодически появлялся у них.

Хэйвиг кивнул. Мягкая улыбка тронула его губы.

— У меня было много своих дней, но в последующие три года я несколько раз навещал Ксению. И мои посещения становились все чаще и чаще.

Этот корабль был огромным тримараном. С мостика Хэйвиг смотрел на чистую широкую палубу, отделанную твердыми сортами дерева. Он видел люки, стрелы грузовых лебедок, моторы, экраны солнечных батарей. Цивилизация Маури испытывала недостаток в металлах, и он использовался только в самых крайних случаях. Каюты тримарана были украшены пышными тропическими цветами. На каждом носу корабля стояла вырезанная из дерева фигура, представляющая одного из Троицы, — колонна из абстрактных символов. Создатель Танароа — в центре, Йезу Харисти со своим крестом — слева, а справа — Пан с зубами акулы, олицетворяющий смерть и темные стороны жизни.