Николай Зеляк - Дорогу осилит идущий. Фантастическая повесть

Увидев пригорюнившуюся дочь, она спросила:

– Доченька моя, почему ты такая печальная?

Алёнушка подняла свои заплаканные глаза на матушку.

– Беда пришла, матушка, большая беда…

Её синие очи снова утонули в слезах.

– Не знаю я, что делать мне, и как быть мне дальше…. Ой, бедная моя головушка!

Мать ласково положила свои руки на её вздрагивающие плечи.

– Алёнушка, не терзай так сердечко своё. Поведай мне о своей печали-кручинушке

Попыталась поймать её безутешный взгляд.

– Или кто обидел тебя, дитятко моё?

Алёнушка прижалась головой своей к руке матери, как бы ища у неё защиты. Из уголков глаз её текли прозрачные слезинки.

– Никто меня не обидел, матушка. А услышала я весть страшную, сердечко моё поранившую.

Мать нежно погладила её по голове.

– Говори, дитятко моё. Облегчи своё сердечко.

Алёнушка ответила дрожащим голосом:

– Матушка моя, с Илюшенькой приключилась беда великая. Поранился он тяжко.

Пелагея Ивановна всплеснула руками.

– Ох, напасть – то, какая! А живой ли?

Живой, – всхлипнула Алёнушка, – только…

Губки её изломались и задрожали.

– Только нехожалый он теперь, совсем не хожалый.

Пелагея Ивановна постаралась успокоить свою дочь.

– Доченька моя, Илюшенька выздоровеет. Он крепкий. Дай ему только срок.

Попыталась улыбнуться. Получилось это у неё неважно.

– Вот увидишь…

Слова матушки успокаивающе подействовали на, упавшую было духом, дочь.

Она взбодрилась.

– Правда, матушка? Он снова станет ходящим?

Матушка Алёнушки ласково кивнула.

– Станет, голубка моя, обязательно станет.

Чуть подумала и добавила:

– Ты бы наведалась к Илюшеньке. И сама бы успокоилась, и ему стало бы легче переносить свою напасть.

– Матушка, а хорошо ли ходить девице к жениху в дом, до свадьбы?

Пелагея Ивановна её успокоила,

– Хорошо, Алёнушка. Ведь уже все знают, что Илюшенька твой суженый. А ещё болен он. Ну как не навестить такого.

Алёнушка встрепенулась.

– Хорошо, матушка. Я завтра же, поутру, наведаюсь к Илюшеньке.

Снова взгрустнула.

– Только вот будет ли он мне рад…

Илья сидел на дубовой лавке и угрюмо смотрел в мутное пятнышко окошка. Сквозь оболочку бычьего пузыря, натянутого на небольшой проём в бревенчатой избе, ничего не было видно. Но он, хоть, пропускал дневной свет и это уже хорошо. С ним было не так тоскливо сидеть в сумрачной бревенчатой клети. Интерьер избы изысканностью не отличался. Он был прост и груб, как сама жизнь. Время тогда было такое. Суровое и неласковое.

Илья никого не ждал. Ни гостя, ни друга. Да и не желал он их видеть. Ведь начнут вспоминать о былом, да жалеть его. А он сильный и гордый. И всё это стало бы для него невыносимой пыткой. Другое дело Алёнушка, его ладо. Хотя, и её он уже не хотел видеть. Потому что сильно любил свою зазнобушку. Потому, что не желал избраннице своей несчастной доли…

Он уже стал понемногу привыкать к своему тягостному одиночеству.

Неожиданно в дверь кто-то постучал. Илья вздрогнул и повернул свою кудрявую голову в сторону двери. Произнёс густым, молодым голосом:

– Входи, добрый человек.

Дверь робко скрипнула и на пороге показалась Алёнушка. Вся в белом. Светлая и чистая, как утренняя заря. Она робко улыбнулась и сделала несмелый шаг в горницу. Тихо притворила за собой дверь.

В полумраке избы, Илья не сразу разобрал, кто вошёл. Гостья подала голос:

– Здравствуй, Илюшенька! Это я, Алёнушка.

Взгляд молодца невольно потеплел. Он тихо ответил:

– Здравствуй, Алёнушка!

Но лицо его тут же исказила гримаса глубокой внутренней боли.

– Ты пришла ко мне, но мне больно видеть тебя, ладо моя. В тебе вижу я свою прошлую жизнь, которая больше не вернётся ко мне никогда. А думы о ней причиняют мне страдания. Да такие великие, что жизнь моя становится не люба мне.

Гостья робко улыбнулась.

– Позволь, Илюшенька, сесть рядышком с тобой, да поговорить ладком.

Илья кивнул.

– Садись, Алёнушка, коли хочешь.

Горько усмехнулся.

– И станет всё, как… встарь?

Печально покачал головой.

– Только не нужно всё это теперь, люба моя. Ой, не нужно…

Алёнушка села рядом с молодцем. Взяла его большую, сильную ладонь и погладила её.

– Не надо так говорить, Илюшенька. Слова твои больно точат моё сердечко.

Илья посмотрел в её широко распахнутые, доверчивые глаза. Спросил честно и прямо:

– Скажи мне, Алёнушка, зачем ты пришла?

Девица недоумённо хлопнула своими густыми ресницами.

– Как это зачем, Илюшенька? Аль не люба я уже тебе? Мне горько слышать от тебя такие обидные слова.

Снова погладила своими хрупкими пальчиками его могучую ладонь. Её глаза засветились нежностью.

– Соскучилась я по тебе, Илюшенька, вот и пришла.

Доверчиво заглянула ему в глаза.

– Без тебя свет мне не мил, Илюшенька.

Мужественное лицо молодца посветлело. По всему было видно, что слова Алёнушки ему были по душе. Однако суровая действительность не отпускала его ни на миг.

Он тяжело вздохнул.

– Мне светло на душе от твоих слов, любушка. Но, нынче, не к месту сказаны они. Ох, не к месту…

Она крепко сжала своими хрупкими пальчиками его тяжёлую ладонь.

– От чего же, ладо моё?

Илья посмотрел ей прямо в глаза. Во взгляде его отсвечивала безысходность.

– Не пара я тебе уже, Алёнушка. Ох, не пара.

Губки её обиженно сжались.

– Почему, Илюшенька? Ты люб мне, я люба тебе, так от чего же мы не пара? Не понимаю я!

Илья сдвинул к переносице свои густые брови и отвернулся. Она услышала его глухой голос:

– Нехожалый я. Калека увечный. Потому и не пара я тебе!

Она наклонилась, пытаясь заглянуть ему в глаза.

– Илюшенька, это не беда, что ты нехожалый. Люб ты мне, вот и весь сказ! Заполонил ты моё сердечко так, что никому другому не осталось в нём местечка!

Илья повернул голову в её сторону. Глаза влажные. По нему было видно, что он сильно переживает и едва сдерживает себя, чтобы не заплакать.

– Не рви моё сердце на части, любушка. Оно и так у меня несчастное…

Он немного помолчал, собираясь с мыслями. Лицо его обрело спокойное выражение.

– Ты, Алёнушка, как весенний цветок, который только-только распустил свои тонкие лепестки. Цветок чистый и нежный.

Взгляд его помрачнел.

– И я не желаю, чтобы он безвременно увял рядом со мной.

Гостья попыталась возразить:

– Что ты такое говоришь, Илюшенька? Я не хочу слышать такие слова из уст твоих. Слышишь, не хочу!

Он перебил её:

– Послушай меня до конца. Я сирый и убогий. Зачем я тебе такой?

Взгляд его помрачнел ещё сильнее.

– Придёт пора и ты, Алёнушка, горько пожалеешь о своей несчастной доле. И виной тому буду я. Ты люба мне, а потому я хочу видеть тебя счастливой.