Николай Зеляк - Дорогу осилит идущий. Фантастическая повесть

Год Веков, шеф хронопутешественника Глеба Дронова, твёрдо настоял, чтобы в конец X века нашей отечественной истории «нырнул» именно его подопечный, а не кто-то другой.

И почему, понятно. Муромский заповедный край, это вам не цивилизованная и предсказуемая Европа. Там нет, милой сердцу каждого цивилизованного европейца, святой инквизиции, костерков на центральных площадях, рыцарских турниров и перманентных войн между феодалами за клочок земли. Там нет милой европейской традиции, где вас, запросто, могут прихлопнуть в любом тёмном закоулке, из-за кошелька с несколькими монетами. Кстати, могут прихлопнуть и в светлом закоулке, тоже. Демократия, ведь…

Муромский край – это совсем другое. Это необъятные просторы и могучие, ни разу не хоженые, леса. Никакой тебе толерантности и демократии. Сплошная вольница. В небесах летает Змей Горыныч. На прямоезжих дорогах свистят Соловьи-разбойники. А в дремучих лесах сплошь шуруют лешие да кикиморы. Не говоря уже о бабах-ёжках…

Опасно. Но Глеб Дронов – тёртый калач. Вот его и отрядили под город Муром, навестить Илью Ивановича, который сиднем сидел на лавке, и разгадать загадку его богатырской личности для исторической науки.

Экипирован хронопутешественник был по моде того времени, и выглядел записным щёголем. Белые полотняные портки, да белая полотняная рубаха в шитых узорах, могли сразить наповал любого модника. Но это ещё не всё. Талию его стягивал широкий кожаный ремень с массивной кованой пряжкой. На поясе висел армейский нож, с которым он никогда не расставался. На ногах красовались красные, сафьяновые сапожки. Позаботился Дронов и об имидже собственной физиономии. Отрастил, по этому случаю, растительность на лице и русые кудри. А если присовокупить, ко всему этому, ещё и синие глаза с белозубой улыбкой, то получился не молодец, а одно загляденье…

Село Карачарово. Глеб, с интересом, оглянулся. Несколько десятков изб. Все из дерева. Крыши соломенные. Срубы из толстого бревна, крепкие. Окошки маленькие, похожие на амбразуры. А, может, они таковыми и являлись, чтобы, в случае чего, отстреливаться от врага. Окошки затянуты бычьим пузырём. Избы рассыпаны свободно. Связаны они были между собой тропами и длиннющей улицей с переулком. Ни названия улицы, ни номеров на избах. Попробуй, угадай, где чья? Село выглядело пустынным. Видно, обитатели его, все поголовно, ушли. Кто на охоту, кто на пашню. Но были и такие, кто сидел на печи.

Глеб, постояв несколько минут в раздумье, двинулся вглубь села, в надежде кого-нибудь встретить. И ему повезло. Из-за угла ближайшей избы, в его сторону, шустро перебирая босыми ногами, шла седовласая женщина.

Дронов вежливо её окликнул:

– Ай, же ты, добрая женщина, позволь спросить тебя?

Женщина остановилась и с нескрываемым удивлением уставилась на ладного молодца, в модном костюме. Причём, он был настолько высок да ладен, что, поначалу, она не поверила глазам своим. Сильно усомнилась она, что таким может быть выходец из здешних мест: уж больно пригожим он ей показался!

Женщина оказалась на удивление коммуникабельной, но немного подозрительной.

– Гой еси ты, добрый молодец, кто сам-то будешь? Я тут долго живу уже, но такого молодца как ты, вижу впервые. Откуда пожаловал к нам, сокол ясный?

Дронов обезоруживающе улыбнулся.

– Ой, же ты, добрая женщина, пришлый я.

Туманно добавил:

– Издалека пришёл…

Она ещё раз окинула своим цепким взглядом его стройную фигуру и подозрительно белый, немятый костюм.

– Видно, что издалёка…. Видно-видно…. В наших краях таких молодцев не найти.

Подняла глаза к небу.

– Уж не оттуда ли ты?

Глеб снова улыбнулся.

– Почему так считаешь, добрая женщина?

– Чистый ты шибко, добрый молодец, для дальней дороги-то…. Нет ни пылинки, ни на сапожках диковинных, ни на платье твоём.

Хронопутешественник смутился.

– Из Мурома-града я. А одежду свою оберегал, потому и чистая она.

Старуха, в знак одобрения, закивала головой. Подозрение во взгляде потускнело.

– В Муроме-граде, чай, все в такой одежде ходят?

Дронов сказал первое, что пришло в голову.

– Все поголовно, матушка. Не найдёшь никого, чтобы не в такой одежде ходил. Кроме купцов, конечно. У тех товар из чужих земель. Те совсем гоголем выступают.

После пространного отвлечения, женщина, наконец, вернулась к истоку разговора:

– О чём спросить-то хотел меня, добрый молодец?

Глеб обрадовался тому, что разговор вернулся в нужную колею.

– Об Илье – свет Ивановиче хотел спросить я, о нехожалом молодце.

Женщина настороженно уставилась на чудного, пришлого человека.

– Зачем спрашиваешь о нём? Али встречался раньше?

Глеб немного смутился.

– Нет, не встречал я раньше этого доброго молодца.

Настороженность женщины усилилась.

– Тогда откуда знаешь его?

Гость из будущего неопределённо повёл глазами.

– Земля слухами полна…

Седовласая собеседница, неожиданно для Дронова, смягчилась.

– Ох, полна земля слухами, добрый молодец, ох, полна…

Задумчиво пожевала губами, и ударилась в лирические воспоминания.

– Был богатырь, Илюшенька – свет. Молодец – одно загляденье. Все девицы красные села нашего Карачарово, заглядывались на него. А село – то у нас, ой, какое большое. Тайно они воздыхали, глядучи…

Выдавила потайную слезу.

– И моя Алёнушка, тоже… эх…

Утёрла уголком платка слезинку. Всхлипнула:

– Да не судьба, видно, быть им вместе… не судьба…

«Ага, – подумал Глеб, – получается, что Илья раньше-то был жив – здоров, раз девицы-красавицы на него заглядывались. Отсюда вывод: нехожалым он стал совсем недавно, а не был им с раннего детства. Это уже любопытно».

Дронов почувствовал, что беседа его со словоохотливой собеседницей выводит его к конечной цели.

– Да где же его изба будет, добрая женщина? Увидеть его хочу.

Женщина показала рукой на избу, которая стояла на отшибе, в конце улицы.

– Вон она. Сидит в ней Илюшенька – свет, как в темнице. Света белого не видит…

Снова выдавила скупую слезу.

– Ой, бедная его головушка…

Всхлипнула от великой жалости.

– А такой молодец был, такой красавец…

Тускло посмотрела на Дронова.

– Иди, добрый человек, посмотри… Только ни к чему всё это. Ох, ни к чему. Силушка его богатырская уж больше не возвернётся к нему. Не станет больше Илюшенька на свои крепкие ноженьки. Не пройдёт он ясным соколом по селу, подбоченясь. Не улыбнётся больше моей Алёнушке, зазывно. Ой, беда-то, какая…

Дронов поблагодарил словоохотливую женщину поклоном и на прощанье спросил:

– Как зовут тебя, добрая женщина?

Та охотно ответила:

– Пелагеей Ивановной кличут меня…

Он не мог не спросить о девушке, имя которой она упоминала. Это ему было нужно для полноты картины.