Пётр Безруких - Контракт на два дня. Трилогия. Книга вторая. Дорогами войны

Комендант остался лежать на земле, злобно глядя на полковника. Тогда тот наклонился, схватил одной рукой немца за грудки и поставил его на ноги перед собой.

– Hör mal zu, du, Abart! Ich mag die deutsche Kultur sehr und ich respektiere das deutsche Volk. Aber das deutsche Volk ist Schiller und Goethe, Beethoven und Mozart, aber nicht so ein Mob wie du. Ich bin seit langem von einer Frage gequält, wie konnte das größte deutsche Volk so viel Scheiße zur Welt bringen? Vielleicht ist eine erhabene Tat von einer abscheulichen um einen einzigen Schritt entfernt, 19 19 Слушай сюда, ты, ублюдок! Мне очень нравится немецкая культура и я уважаю немецкий народ. Но немецкий народ – это Шиллер и Гёте, Бетховен и Моцарт, а не такая мразь, как ты. Меня давно мучает один вопрос: как великий немецкий народ мог родить столько дерьма? Видимо, от великого до отвратительного всего только один шаг. ( нем .) – сказал полковник ему прямо в лицо и оттолкнул от себя коменданта, так, что тот снова повалился на землю.

– Ihr werdet für die Verspottung der Kriegsgefangenen vor Gericht gestellt. Bitet Gott darüber, dass ihr einfach erschossen werdet! Sonst werdet ihr nach Kolyma fahren und dort erfahren, was das bedeutet, vor Hunger und Kälte zu krepieren. Unglücklicherweise kann das Böse nur durch das Übel ausgerottet 20 20 Всех вас будут судить за издевательства над военнопленными. И молите бога, чтобы вас расстреляли! В противном случае вы отправитесь на Колыму и узнаете, что значит подыхать от голода и холода. К сожалению, зло может быть уничтожено только злом. ( нем .) , – громко сказал полковник, обращаясь ко всем немцам.

Он повернулся и, выйдя на середину площади, громко обратился к военнопленным:

– Товарищи! Утром мы постараемся доставить в лагерь продукты питания, полевые кухни и новое обмундирование. Может, конечно, возникнуть задержка, ведь время военное и кругом идут бои. Но не переживайте, мы всё равно это сделаем в ближайшие сутки. Кроме этого, завтра к вам приедут медики, всех осмотрят, проведут санобработку и после этого вас помоют. Затем с каждым из вас побеседуют следователи управления НКВД по расследованию преступлений нацистов. Вы расскажете им всё подробно о том, что происходило с вами в плену, что вы видели своими глазами. Не бойтесь, вас никто преследовать не будет. Согласно приказу ГКО СССР номер двести семьдесят один от десятого ноября сорок первого года те из вас, кто будет признан годным по состоянию здоровья, направятся для прохождения дальнейшей службы в действующую армию. К сожалению, идет война и людей не хватает. Больные же будут направлены в госпитали на излечение. Те, кто будет признан негодным для дальнейшей военной службы, будут комиссованы и отправятся домой. Я временно назначаю начальником лагеря командира первой роты старшего лейтенанта Мухина. По всем вопросам обращайтесь к нему. Сейчас советую разойтись по своим баракам и отдыхать.

Все начали расходиться, медленно побрёл, едва переставляя ноги, к своему бараку и Яша. Он до сих пор ещё не мог поверить в то, что остался жив и ужасы немецкого плена остались теперь позади. Значит, есть на свете бог! А ангел-хранитель снова спас его и помог ему выжить в этом аду.

Полковник подозвал к себе капитана и сказал:

– Слушай приказ, Ломакин! Оставляешь первую роту для охраны лагеря, а с двумя другими ротами выдвигаешься к Калушину в направлении на Миньск-Мазовецкий и поддерживаешь наступление второго танкового полка. Мухин пусть пленных немцев сдаст в НКВД и ждёт подхода тыловиков, передаёт им лагерь и догоняет батальон. Я сейчас свяжусь со штабом армии и скажу, чтобы они побыстрее направили сюда тыловые службы. Вопросы есть?

– Никак нет, товарищ полковник.

– Ну тогда я поехал. Сажай своих ребят по машинам и догоняйте меня! – сказал полковник и пошёл к своему танку.

– А здорово наш танкист коменданту морду расквасил! Если бы мне позволили, то я бы эту сволочь голыми руками задушил, – зло сказал старший по бараку, когда они уже дошли до двери.

– Ты слышал, что он немцам сказал? Их расстреляют или на Колыму отправят, – проговорил в ответ Яша.

– Туда этим нелюдям и дорога! Воздастся им сполна за наши мучения! Видать, правду браток сказал, наконец-то власть у нас в стране стала СПРАВЕДЛИВАЯ.

***

Стояла глубокая осень сорок второго. Всё небо затянуто низкими тучами и непрерывно льёт мерзкий осенний дождь. Дорогу расквасило, и удивительно, как водитель полуторки, мастерски объезжая глубокие ямы, залитые до краёв водой, ещё не застрял в грязи. Яша трясся в кабине рядом с водителем, положив себе на колени небольшой вещмешок. Они ехали уже более трёх часов по колдобинам, и он давно пожалел, что решился поехать на машине. Просто очень сильно хотел побыстрее добраться до дома и наконец-то увидеть маму и папу, да ещё двух младших сестёр, Алёнку и Наденьку. Он так страшно по ним соскучился, что ждал с нетерпением этой встречи.

После освобождения из плена он так и не успел написать письмо домой. Сразу попал в госпиталь и тут же заболел тифом, а потом воспалением лёгких. Организм оказался настолько ослабленным, что врачи чудом его выходили. Если бы не новые лекарства, которые незадолго до этого прислали во все госпитали, то он бы точно умер. Врач так и сказал: «Благодари товарища Бекетова за то, что живой остался. Без антибиотиков мы бы тебя не вытащили». В итоге Яша пролежал три недели в бреду под капельницами и, конечно же, ему было не до писем. Потом, когда стал поправляться, решил не писать, зная, что его комиссуют и отправят домой. Поэтому он, скорее всего, приедет раньше, чем дойдёт письмо, а ответа уж точно не получит.

Ещё в лагере его опрашивал следователь НКВД, лейтенант госбезопасности. В общей сложности опрос занял целых пять дней. Лейтенант протоколировал всё, что говорил Яша, и просил его расписаться на каждой странице. Особенно интересовали следователя обстоятельства гибели красноармейцев, случаи бесчеловечного отношения к пленным, а также факты перехода на службу к немцам, начиная с 22 июня 41-го по 16 августа 42-го, известные Яше. На каждого погибшего составлялся отдельный документ, где он собственноручно писал известные ему обстоятельства смерти и место захоронения, после чего подписывал. Для Яши стало настоящим мучением снова вспоминать все ужасы первых дней войны и плена. Он постоянно плакал и не мог писать, но лейтенант его убедил, что это очень важно, прежде всего для родственников погибших. На основании его показаний все те военнослужащие, гибель которых он подтвердит, будут признаны военным судом официально погибшими, сейчас же они считаются пропавшими без вести. В результате он засвидетельствовал около сорока известных ему фактов гибели военнослужащих, имена и фамилии которых сумел вспомнить. Подписал он похоронные листы и на своих погибших друзей Николая Соколова и Сергея Антонова.

Кроме этого, все военнослужащие Красной армии, принимавшие участие в боях и оказавшиеся затем в окружении в Белостокском и Минском котлах, а также под Ровно, были награждены Указом Президиума Верховного Совета СССР вновь учреждённой медалью «За мужество и доблесть». Эту медаль вручали всем – и вышедшим из окружения, и попавшим в плен, и родственникам погибших. Не награждали только тех, кто перешёл служить к немцам, даже если их реабилитировали. Свидетельские показания бывших военнопленных использовали ещё и для этого. Яшу наградили медалью прямо в госпитале перед выпиской, вместе с другими ребятами, находившимися там на лечении после освобождения из плена.