Илья Старцев - Книга Илстар Апейрон

Ты думаешь, что мне лучше забыть о тебе, хоть я тебе нравлюсь, и ты знаешь, что мне подойдёт лучше любая другая красавица и я смогу сделать её счастливой. Но я думаю иначе. Ту, другую, сможет полюбить и сделать счастливой любой мужчина, а тебя могу полюбить лишь я. И этим я сделаю тебя счастливой. У нас не будет детей, но наши работы будут жить вечно. Я буду счастлив, потому что смогу открыть всю свою душу тебе, только тебе, только тебе, только тебе…

Смейтесь, смейтесь на меня, смейтесь надо мной. А какая моя любимая: левая, ха, или правая, ха-ха, а на самом деле любая, ха-ха-ха-ха. Мы, по сути, одинаковые. Я издевался над своим телом, а ты позволяла другим использовать твоё. Ты можешь сказать, что моя любовь к тебе – это лишь временная, несерьёзная влюблённость. Что ж, может и так, но это не запрещает нам фантазировать и мечтать о будущем, которого у нас пока нет. Будущем, которое может быть будет, а может и вовсе никогда не станет реальностью. Но я вечно останусь тебе признательным за то, что ты помогла мне понять самого себя и других.

В одних случаях, мы заслоняемся Всевышним, чтобы Он помог нам осилить всю боль и очиститься, так как посещение церкви с исповедованием – это искупление грехов. В других – Его отсутствием, чтобы не донимал нас своей чистотой, не напоминал нам о том, кто мы есть. Но, из этих двух, атеисты честнее, так как они не обманываются светом.

Прости, что я обзывал тебя плохими словами за твоей спиной, когда я тебя не видел и тебя мне так не хватало, потому что не понимал тебя, а понял слишком поздно и слишком рано для себя, потому что это страшная тайна, и её тьма затемняет сейчас эту Книгу, ту фантазию, которая стремится к ужасному открытию, так и не достигая его. Я сходил с ума от того, что не мог понять тебя. Теперь я говорю себе: «Нет, она не вертехвостка, не тварь, не падла, не сволочь. Она – прелесть и сокровище. Прекрасный мир, замечательный мир – обзываем тех, кого не знаем. Ты не знаешь, что у неё на душе, ты не знаешь, что у неё на душе, ты не знаешь, что у неё на душе… Что у неё может быть на сердце?»

Существует великая тьма в их сердцах и много страданий. Есть многое, чего мы не понимаем и не должны понять, но здесь свет приоткроет всё. Поможет ли эта тёмная тропа найти истину? Не даром я сходил с ума в этой стране. Остановись, ОСТАНОВИСЬ, пока можешь. Он говорит мне: «В моих словах истина, независимо от того, знаю ли я это или нет. Продолжай…»

Прожитое наиболее тяжко в момент его откровения, а мы играем в ролях слуг истины, но не всегда по правилам. Не задаёмся вопросом, успешно ли я пройду свою жизнь в этот раз, познаю ли я себя и других полностью, чтобы в вечности понять насколько все наши нажитые проблемы были мелочными и ничтожными. Есть сказание: «красивая жена для чужих мужиков». Другое: «с красивого лица воды не пить». Почему, почему, почему так бывает, что умные, красивые, соблазнительные девушки бывают прелестницами? Ох, весь цвет страны уходит в похоть, а от уродов рождаются уроды.

В один миг я пережил то, что люди переживают за несколько жизней, пока шёл из дома встречать в лесу рассвет. Я знал, что меня звали. Я не спал, а шёл встречать рассвет нового, призрачного дня. Всё, что за год накопилось, должно вырваться. Если есть цель и тьма ведёт меня, то мне не страшно. Земля, лес, трава намного темнее неба. Я замерзал и накрылся пледом. В пять часов двадцать пять минут утра встречаю рассвет в лесу. Жаворонки щебечут утреннюю песнь солнцу. И где тьма? Разогнана, потому что она сама этого захотела. Ей надоело быть тьмой.

Если я вас встретил, значит я не лучше вас, а хуже. Я какой-то неправильный из-за того, что не умею любить? По общественным меркам – может быть. В разуме снов ничего этого нет. Похоть – вот что блистало в её глазах, тогда, в машине. Она говорила, что ей нравится жёсткий секс и что, по восточным элементам её внешности, её называют «экзотикой».

Что же мне с собой делать, если похоть влечёт меня, но я ненавижу её за это до слёз? Всю ночь приходили приступы заплакать, но я так и не смог. У меня нет абсолютно никакого соединения абсолютно ни с кем. Я холоден, и я плохой друг. Зачем мне нужен этот человек? По той же самой причине, по которой мне не нужен кто-либо другой. Но я не нужен этому человеку. Любое мучение никогда не сравнится с тем, что я переживаю в душе. Любое мучение, было бы это четвертование, каторга, сожжение, распятие или повешение за ребро, я бы принял с превеликим удовольствием, зная, что оно только затмит мои исконные страдания. Все, кого я любил, были девушками по вызову, и поэтому они не отвечали мне взаимностью и не хотели со мной встречаться. И я думал не зря, что я ничтожество. Я трясся и уже не мог сдерживать нервы, и я заплакал – появились первые слёзы ровно в семь утра. И они не заканчивались и не заканчиваются по сей день. Я чувствую себя гнилым. Мне толкуют старшие, чтобы я не забивал себе голову, так как мне ещё нужно учиться, а то я сойду с ума. А я хочу умереть. Зачем так жить, если не для чего и нечем?

Что думают о тебе другие? Что ты больше не человек, что тебя не хочет даже сам сутенёр, так как ты мусорное ведро, как вон то, что подле скамьи, – грязное, обтрескавшееся, серо-бурое. Или та, что не обращала на меня внимания с пятого класса. Как же она потом резко изменилась, из прекрасного светлого ангела превратившись в ужасного чёрного ворона! А сама говорила, что не изменилась, но и так она мне нравилась. И для мальчиков водка, как для девочек секс. Пилотки, пилотки… Всё, что я сейчас вижу, – это широкие, разорванные, попользованные и выброшенные, грязные пилотки.

Я дёргаюсь. У меня судорожно трясётся голова и руки. У меня нервные припадки. Моё болезненное сердце жестоко и лихорадочно бьётся и метается, будто отбиваясь от стенок грудной клетки. Как ты думаешь, когда я умру? Случится ли это скорее, если останусь в лесу…

Разум снов изливается красками, выступающими в вечно незаконченной картине жизни: зелёный – цвет любви, жёлтый – ревности, фиолетовый – наслаждения, чёрный – боли, серый – потери, белый – свободы, а синий – цвет блаженства. Любить – значит поддаваться человеку. Для гордых это единственно верная ошибка в их жизни, и они будут счастливы, что её совершили.

Мы стоим, сплетясь как древа, в этой густой зелени, которая тускнеет, покрываясь осколками нашей реальности. Мы как будто движемся внутри друг друга в тишине момента. Мы окружены ореолом слабого, ровного сияния. Свет защищает нас и делает неприступными в лесной чащобе. Её нежное зелёное платье обволакивает её гибкий, стройный стан, который никак не могу достаточно обнять, чтобы полностью ощутить его.

– Как ты можешь меня так сильно любить? – спросила она своего спутника.