Александр Фролов - Гребень Дракона

Я не ставил простые петли, как это делают многие. Зачастую попавшихся в них зайцев съедают – горностай, сойка, ворона, или ещё кто-нибудь. Обычно я сооружал из сухостоя «журавлика»: связывал треногу, на неё укладывал длинную жердь – к заячьей тропе тонким концом, к которому привязывал отожженную и выдержанную в хвойном отваре стальную проволоку. К ней, недалеко от жерди, закреплял чеку из согнутого гвоздя в виде буквы «с». В находящийся рядом с тропой пенёк или дерево вбивал другой гвоздь без шляпки, но не до конца, чтобы торчал. Опускал жердь, цеплял чеку за этот торчащий гвоздь; на свободном конце проволоки делал петлю с четверть метра в диаметре и подвешивал её в десяти сантиметрах над тропой. Потом заметал следы – в полном смысле слова… Влетая в петлю, зайчик сдёргивал чеку; тяжелый комель опускался, и добыча повисала в воздухе, становясь недоступной для остальных обитателей тайги – любителей полакомиться на дармовщину.

Я уложил беляка в рюкзак, заново настроил ловушку и отправился дальше по своему маршруту – по большой дуге в сторону поселка. Всего у меня было установлено семь «журавликов». В следующих четырех было пусто, с шестого я снял ещё одного зайчишку. Осталась последняя ловушка. Мне предстояло пройти по краю крутого берега реки и спуститься в распадок ручья, где я и поставил её в тальнике. Оттуда до поселка – рукой подать…

Где-то в глубине густого лесного массива тяжело хрустнул сухой ствол валежника. Я замер и насторожился. Было тихо. «Крупный зверь, – определил я по характеру хруста и перезарядил ружьё пулевым патроном. – Если человек будет продираться через такую чащобу, то столько шуму наделает – за километр будет слышно». И я не ошибся. Через секунду из леса вышел красавец-олень и остановился в предчувствии опасности. Я стоял около небольшого одинокого деревца, не дыша и не шевелясь, изображая собой корягу. «Эх, далековато! Метров сто будет. Не достану! – размышлял я. – Хорошо, что нет ветра, он не должен меня учуять. Только бы не заметил! Тогда он сам подойдёт на выстрел… Вижу хреново! Напрасно очки снял. Если сейчас начну их доставать, то непременно его вспугну». Осторожное животное продолжало тщательно изучать открытую местность. Олень принюхивался, прислушивался и присматривался. Вероятно, ему не понравилась моя «коряга», он фыркнул и рванул обратно в густые зáросли. Догнать оленя нереально, но при хорошем знании ландшафта его можно перехитрить; поэтому я с максимальной скоростью помчался в другую сторону, на бегу додумывая свой план: «Пока олень будет ломиться через чапыжник, я по голому краю берега реки обогну лес и выйду к распадку ручья до места его пересечения с грядой. Только быстро и бесшумно! Там надо затаиться и подождать. Олень, пересекая лес, упрется в подножье крутой открытой гряды; взбираться на неё он не станет, а прямо вдоль кручи так на меня из леса и выйдет, метрах в тридцати».

Я мчался по самому краю плато, огибая лесной массив, вплотную подступавший к обрыву. И вдруг из-под ног стала уходить опора. Сослепу я не сразу заметил, что выбежал на снежный нанос, козырьком нависавший над пропастью. Под моей тяжестью он рухнул, и я кубарем покатился вниз по крутому склону, тщетно пытаясь за что-нибудь ухватиться. «Грёб твою мазь!!! – вскрикнул я в отчаянии, осознав безнадежность своего положения; в голове пронеслось: – Шансов-то нет! Дальше обрыв!!! Единственный выход – летальный исход». И я полетел в бездну. Несколько секунд свободного падения показались мне вечностью. «Ну, здравствуй, смертушка!» – успела промелькнуть мысль. Сильнейший удар оборвал всякие размышления, и в тот же миг в глазах прощальным салютом полыхнул фейерверк из разноцветных пузырей, огоньков, искр. Вскоре они постепенно угасли, и только в моём обморочном сознании, отсчитывая последние мгновенья затухающей жизни, ещё скакал и дергался красный крестик на фоне бездонной мглы…

Крестик померк, мгла стала нереальной и безразличной: я отошёл в мир иной…

Фаза небытия плавно перетекла в стадию коматозного обморока. Черная мгла приобрела оттенок реальности; она посерела, раздвинулась и впустила в себя робкие всполохи. Блики постепенно окрасились в цвета, закружились и заиграли, складываясь в непонятные фигурки. Это уже был не обморок, а сон, или бред. Глаза сквозь закрытые веки начали различать и отделять от цветной мишуры подлинный яркий свет. «Что это?! Солнце?! Лампа?!» Я наконец вырвался из липких объятий сна, но пока не мог понять что́ со мной. Не открывая глаз, прислушался: звучала какая-то новая музыка, даже, вроде бы, неземная. Было тепло, незнакомо пахло чем-то приятным. Потихоньку приоткрыл глаза, но не разобрал чтó я вижу. Попытался пошевелиться и не смог: туловище и конечности были, как будто, замурованы, хотя я их чувствовал. Могла двигаться только голова. Повертев ею, осмотрелся по сторонам: я висел в горизонтальной плоскости совершенно голый с широко раздвинутыми ногами и раскинутыми руками… внутри светящегося облака.

«Как я тут оказался? – с тревогой подумал я и начал лихорадочно вспоминать: а что же было вчера. – Вспомнил! Я ведь был в гостях, у Тараса… Потом? Потом был у Таньки… Стоп!!! Охота! Олень! Да я же разбился! Ну, тогда можно предположить, что всё это – кошмарный бред… или больница… либо я на небесах. Но зачем меня приковали, если я в раю?!»

– Э-э-эй! – закричал я и не узнал собственного голоса. – Кто-нибудь есть живой?!»

Музыка стихла, пропиликал мелодичный сигнал. Облако раздвинулось до огромной, излучающей ровный матовый свет сферы, в центре которой я продолжал висеть, замурованный в невидимую субстанцию. Прямо надо мной в этой сфере образовался овальный проём; из него выплыло человекоподобное существо и плавно подлетело ко мне. В моём безнадежном положении, ничего не зная о его намерениях, я мог только надеяться на благоприятный исход. Вблизи оказалось, что всё его тело обтянуто сиреневой блестящей пленкой; открытыми оставались лишь лицо и кисти рук, лилового цвета. Судя по рельефно выпирающим буграм на груди, существо было, скорее всего, женщиной, возможно – самкой. Её большие изумрудные глаза глядели на меня, как мне показалось, дружелюбно. Она приветливо улыбнулась сиреневыми губами. «Похоже, убивать меня она не собирается, – с облегчением подумал я. – Смотрит с любовью… Постой-ка! А вдруг я для неё – любимый деликатес, что-то вроде шашлыка или люля-кебаб, вот и улыбается, людоедка-гурманка, в предвкушении пиршества».

– Я очень рада, что ты очнулся, – вдруг произнесла она на удивление нежным, даже ангельским голоском. – Как себя чувствуешь?

– Словно приговорённый перед казнью! Где я? Что со мной? Почему я прикован? Вы мне можете ответить?