Михаил Першин - Конец света

Вот один пример из десятков. Олег брал старые, разной степени заезженности, грампластинки и нынешние си-ди или ди-ви-ди. Что-то такое жуткое, никому, кроме него, непонятное, соединял, паял, просил математиков какие-то коэффициенты рассчитать, и глядь – на выходе, то есть на экране монитора, выписывалась кривая, которую Костя с Наташей обозвали кривой изменения уровня грубости в обществе. На самом деле, может, и не грубость, как таковая, рассчитывалась, а милитаризация, скажем, или отношение к бродячим животным, но характеристика той или иной эпохи четко вырисовывалась. Как это у Олега получалось? Положим, по царапинам на старой пластинке можно (опять же, как?!) определить, какой рукой и с каким чувством на нее иглу опускали, но на си-ди никаких следов не было. Ан, выходит, какие-то, да были.

А с другой стороны, чему удивляться? В лаборатории Адамса вывели уравнения, позволяющие по таким эфемерным вещам, как та же грубость или, наоборот, образованность, нечто материальное рассчитать – факт существования клюп-частиц. А в лаборатории Беркутова, наоборот, по материальным следам – нечто абстрактное вычислили. Если одно возможно, то и другое – тоже. А уже это рассчитав, можно обратно к клюп-частицам вернуться.

И вот тут самое интересное и выяснилось!

Сколько ни производили расчетов: и по разным периодам, и по разным регионам, и с разной степенью точности – всегда при обобщении результатов выходило, что клюп-плотность очень медленно, очень плавно, но однозначно возрастает. Или, чтоб быть совсем точным, возрастала в течение последних примерно двух-трех-четырех веков. О более ранних временах судить трудно: там уже начинает сказываться размытость, разрозненность и несогласованность информации.

Когда завлаб Беркутов принес свой отчет директору института с просьбой посмотреть и включить сообщение об этой работе в план своего семинара, тот отложил папку в сторону и сказал, приглашающе махнув рукой на стул:

– Ну, скажи на словах, что́ вы обнаружили.

Собственно говоря, догадаться, что в папке – нечто из ряда вон выходящее, можно было даже не умея читать мысли, такой восторг был написан на Женином лице.

Женя рассказал. Павел Дмитриевич выслушал и спросил:

– Ты уверен?

Женя кивнул.

Кубанцев потер подбородок. Он считал МАЛ своим детищем, гордился успехами Жени Беркутова, которого сам выдвинул, и поэтому заглядывал к ним чаще, чем это было необходимо непосредственно по работе. Верней сказать, по работе ему вовсе не надо было к ним заходить, а он заходил. Поэтому он ясно представлял себе, и что́ там творилось, и всю степень недоверия специалистов старшего поколения к этим методам. Догадывался он и о том, что многие из них будут рады под видом критики лженаучных изысканий некоторых юных псевдо-гениев уколоть его самого, как руководителя, потакающего этим лже- и псевдо-.

– Мы так сделаем, – сказал он после некоторого размышления, похлопав ладонью по папке. – Во-первых, дадим это на рецензию Гарту. А во-вторых… Нет, погоди. Давай с первым разберемся.

Он снял телефонную трубку и нажал одну кнопку: номер академика Гарта был в памяти телефона.

– Юрий Гаврилович!.. Да, я… День добрый! У меня тут сидит твой тасзать, выкормыш. Да Женька Беркутов, кто ж еще! Он там со своими малышами открыл кой-чего. Наш ответ Чемберлену. В смысле, Адамсу… Ага… Ага… Вот и я об этом… Когда? Это будет зависеть… Да, спешить сильно не надо. Но и затягивать не стоит. За морем тоже клювом не щелкают. Вы там с ним посмотрите по срокам, а как сориентируетесь, скажешь, и я в план семинара вставлю… А что́ план! План дело живое. Если оно того стоит, что-то и подвинуть можно… Ну да, ну да.

Положил трубку и сказал:

– Видишь, мне даже не пришлось ему предлагать. Сам говорит: «Я могу рецензентом». Цени! Не всякому такая удача. Как говорится, «талантам надо помогать…» Знаешь, как дальше?

Женя знал, что «…бездарности пробьются сами», это была любимая присказка его отца. Но постеснялся сказать вслух, как будто тем самым заявлял: «Я – талант!» Он помотал головой, и Павел Дмитриевич закончил народную мудрость, после чего, без всякого перехода сказал:

– Так, а теперь – второе.

Жене потребовалась пара секунд, чтоб понять, что́ второе . Поняв, он восхитился организованностью этого ума: прошло минут десять после того, как Кубанцев структурировал темы (первое – Гарт, второе – после), и вот теперь он как ни в чем не бывало вернулся в ту самую точку разговора и продолжил с места остановки.

– Ты сейчас ЮрьГаврилчу эту папочку отнеси, чтоб изучал. А сам начинай доклад готовить. Тут ни малейшей ошибки быть не должно. Ни про каких «Чемберленов» – ни-ни. Потом, когда статью будем публиковать, мы, наоборот, усилим, мол, открытие мирового значения и все такое прочее. Но это – после положительного заключения семинара. А до этого – скромненько так: «используя уравнения Адамса…», «развивая теорию Адамса…» В общем, больше напирай на него. Адамс – твоя главная защита. И ни в коем случае не вдавайся в то, какие методы вы использовали. Уж на что я вам доверяю, и то от ваших самоделок меня оторопь берет, а уж этим зубрам только дай повод – растопчут и мокрого места не оставят. Короче, твоя позиция: Адамс вывел формулы – раз, они мировым научным сообществом признаны – два, ты просто их использовал без особых новаций – три. Ясно? Говори, что мнешься!

– Павел Дмитриевич, да ведь когда статья будет, это все выплывет.

– Жень, о чем ты сейчас думаешь! Проблемы надо решать постепенно. А когда статья выйдет, ты все на меня вали: мол, это я тебя заставил свою роль выпячивать ради вящей славы отечественной науки. Ясно?

– Ясно, – не очень уверенно выдохнул Женя.

– Тогда дуй к Гарту. Нехорошо академика ждать заставлять.

Обычно в семинаре Кубанцева не принимали участия представители институтской элиты. Нет, конечно, бывал кто-то, кто работал по теме, близкой к обсуждавшейся, или, скажем, если с докладом выступал сотрудник его лаборатории. Остальные просто узнавали, что́ обсуждалось, от своих подчиненных – участников семинара. Но в этот раз Кубанцев с Гартом хотели собрать именно самый избранный круг. Конечно, это было бы легко сделать, объяви один из них себя руководителем работы, но Женя, похоже, в самом деле был везунчиком, по крайней мере, в том, что его наставники не стремились примазаться к чужим достижениям.

Можно было, конечно, заранее раструбить, что предстоит услышать нечто из ряда вон выходящее, однако в этом случае, как справедливо заметил Кубанцев, народ , конечно, соберется, но настроен будет довольно агрессивно. Как минимум, скептически.

И все-таки не зря недоброжелатели, да пожалуй, что и друзья, называли Павла Кубанцева хитрым лисом . Вот что он придумал. Впрочем, он давно это замыслил, но все откладывал, а тут одно к одному вышло.