Михаил Першин - Конец света

На очередном еженедельном совещании руководителей институтских подразделений директор сказал:

– А не заскучал ли у нас народ? И вообще, надо нам с вами что-то замутить . А то несправедливо получается. День астронома есть, пол-института его празднуют, а вторая половина – как сироты. Предлагаю назначить День микромирщика. Скажем, через четверг. И вообще, на будущее, пусть будет последний четверг октября. День астронома – весной, а этот – осенью. Логично, по-моему. Нет возражений?

(Возражений не было, тем более, что четверг был общим присутственным днем, когда даже маститые хоть на пару-тройку часов посещали свои рабочие места. По четвергам проходил и семинар Павла Дмитриевича.)

– Я думаю, никто не будет возражать и против того, чтобы просить взять на себя тяжкий груз по организации первого Дня микромирщика Анатолия Яковлевича и Ирину Петровну?

(Это предложение было встречено улыбками. Профессор Анатолий Яковлевич Норкин и завсектором биоэнергетики Ирина Петровна Бочарова некогда были непримиримыми соперниками, возглавляя команды КВН двух половин МиМаМи: биоэнергетика относилась к микромиру, а Норкин изучал малые планеты, естественно, относившиеся к макро-. С началом ныне уже подзабытой перестройки, когда она возглавила комсомольский патруль, а он – стенгазету, их мирное противостояние переросло в сотрудничество. И сейчас, через четверть века с лишним, остепенившись (в обоих смыслах этого слова), они неизменно оказывались в центре всех подобных мероприятий. Так что слова Кубанцева были даже отчасти излишними.)

– А чтобы все-таки это не превратилось в обычную гулянку – как-никак, научный праздник, да? – я, со своей стороны, постараюсь к семинару что-нибудь интересненькое приготовить.

Вот так, никого специально не зазывал, никакой рекламы не делал, а, вроде бы, и не прийти после этого на обсуждение некрасиво. Ну не хитрый ли лис, в самом деле?

На праздновании Дня микромирщика было много интересного и остроумного, но рассказ обо всех событиях этого дня увел бы нас слишком далеко от темы повествования. Так что ограничимся докладом Жени Беркутова и всем, что его сопровождало.

На «праздничный» семинар, действительно, пришли несколько очень авторитетных ученых, хотя, конечно, и не все корифеи института.

Как ни старались Женя и ведущий, представивший его аудитории, им не удалось преуменьшить значение открытия, а тем паче полностью скрыть его. К счастью, никто из присутствующих так по-настоящему и не разобрался в формулах Адамса, и им пришлось верить докладчику на слово, что, в принципе, все, что было сделано, это – автоматическая подстановка в уравнения тех или иных исходных коэффициентов. Другое дело – на основании каких данных они получены? Женино желание обойти этот вопрос, увы, было слишком очевидным для опытного глаза, и, чем больше он старался, тем настойчивей от него требовали конкретики. Но Павел Дмитриевич был настороже, и, едва почувствовав, что на горизонте начинает маячить тень обвинения в лженаучности, он сделал решительный ход:

– Друзья мои! Скажу вам честно, я сам видел эти их установки. Приборы, с позволения сказать, хе-хе. Это, я не знаю, декорации из сказки, кружок «Умелые ручки», что ли. Все какое-то несерьезное, эфемерное. Да ведь вот какая штука: именно, так сказать, эфемерность и заложена в основание теории Адамса! Которая, кстати говоря, наделала столько шума и, между прочим, пока никем не опровергнута. Так что тут – одно из двух: или мы покажем ее несостоятельность, или… (Кубанцев развел руками.) Так что что́ получается, если отбросить эмоции? Так сказать, в сухом остатке. Получается, что наши ребята просто говорят: «Глядите, если эта теория верна , то тогда то-то и то-то». Ничуть не больше того. Если все верно, мы – на острие научного прогресса. А если Адамс с помощью этого исследования будет опровергнут – опять же нашей науке слава. Так-нет? Ну вот. И давайте послушаем Юрия Гавриловича, который любезно согласился быть рецензентом этой работы и, в отличие от нас, более внимательно ознакомился с работой малышей .

Выступил академик Гарт. Он тоже был шит не лыком и специально с излишней дотошностью останавливался на моментах, не очень понятных тем, кто был знаком с темой поверхностно, то есть, скажем прямо, всем присутствующим. С одной стороны, он как бы вводил их в курс , а с другой – сам же курс и прокладывал . В заключение Юрий Гаврилович заявил, что работа безусловно должна быть обсуждена широкой научной общественностью, иными словами, ее необходимо рекомендовать к публикации в академическом журнале.

На протяжении всего этого выступления руководитель семинара внимательно наблюдал за аудиторией. И убедился, что закоренелых материалистов , как они сами себя называли, вовсе не убедили ни его рассуждения, ни слова Гарта. И когда тот закончил, сказал, не дав открыть рта оппонентам:

– Прекрасно! Но есть один вопрос, который до сих пор никто не задал: а чем объяснить этот неумолимый рост числа клюп-частиц? Ведь вы, – он обратился к Жене, – насколько я понимаю, этим вопросом не занимались?

– Мы думали над этим, но… – Женя честно покачал головой.

– Ладно, вы свое дело сделали, и на том спасибо. А мы, со своей стороны, тоже можем пораскинуть мозгами. На то он и семинар, чтоб не только слушать, но и самим кой-какие соображения высказывать. Что вы по этому поводу думаете, Петр Андреевич?

Петр Андреевич Лепицкий громче всех высказывал сомнение в научности метода Адамса и его последователей. И, естественно, отказался отвечать на вопрос, косвенно подразумевающий, что клюп-частица существует. Тогда Кубанцев обратился к профессору Рощину, напротив, слушавшему выступление Беркутова весьма заинтересованно. Тот с готовностью высказал свое предположение:

– Первое, что приходит на ум, это что наша Земля вместе со всем, что на ней находится, потихоньку рассыпается. Старенькая планета, вот «песок и сыплется». В виде клюп-частиц, разумеется.

Это оказалось достаточной затравкой для спора. Каждый старался блеснуть научным остроумием и высказать гипотезу, а то и не одну, причем гипотезы, как правило, были взаимно исключающими.

Наиболее радикальными из выдвинутых предположений были два. Первое состояло в том, что клюп-частицы – это следы Большого взрыва, своего рода брызги первовещества, разлетевшиеся по миру, как, собственно, оно и бывает при взрыве. Второе, родившееся в ходе обсуждения, вообще отвергало Большой взрыв в обычном его понимании – как нечто вроде взрыва бомбы, а предполагало, что он мог быть похож на взрыв бензоколонки от непогашенного окурка. То есть Вселенная не из точки с грохотом развернулось, а существовала как пространство, наполненное клюп-частицами, вроде бензиновых паров. Потом – бац! – тот же грохот – и частицы «сварились» в вещество, но определенная «недовзорвавшаяся» их часть так и осталась порхать в пространстве