Владимир и Александр Стариковы - Иоланта – Принцесса Марса

– Почему от Бони, а не от Тони ? – дрожащим голосом спросил я. – Ну я не знаю, может быть, её так в детстве звали родители: – Бонифация, или Боноапарте – почём мне знать , – холодно ответил Сергей. Я дико захохотал, и повалился на нары и начал истерично дёргать ногами, в белых подштанниках. Судорога истеричного смеха, смешалась с безудержными рыданиями: – « Ах Тоня, Тоня, где ты сейчас – любовь моя»? – Вот то-то и оно, – задумчиво произнёс Сергей, – у меня было тоже самое, когда ты заходил на посадку, – и он протянул мне фотографию своей невесты из Москвы. С пожелтевшей фотографии на меня смотрела миловидная девочка, лет трёх от рода, сидящая верхом на деревянной лошадке. На обороте фотографии было написано ровным девичьим почерком: « Милому Сергею Орлову на память от Наташи. Р ». Я задумчиво вернул фотографию Сергею и сел на нары. – А с этим временем у меня старые счёты, – холодно произнёс Сергей . – Латышские стрелки, которых нанял Ленин с Троцким, расстреляли моих родителей, прямо в усадьбе, когда проводили продразверстку, а по-простому, – просто грабили крестьян с именем революции! За мешок посевного зерна, который нашли в погребе, – вывели во двор родителей и расстреляли. Я же сам тамбовский. А вообще, в красной армии Троцкий (враг народа), использовал наёмников – латышей и китайских «хунхузов» в виде заградительных-отрядов, как у нас, сейчас – НКВД. Я слушал Сергея краем уха. Действительно, я помнил постановления правительства в которых: Тухачевский, Троцкий, Дыбенко, Каменев, Бухарин, и прочие – были объявлены врагами народа и в 37-м расстреляны. Мои мысли путались, и я снова забылся тяжёлым, тревожным сном.

Утром, нас разбудил ординарец Димитрий, весёлой фразой: – « Кушать подано – господа лётчики »! На столе уже дымилась гречневая каша, в котелке, а на буржуйке запаривался травяной чай из листьев брусники, распространяя в землянке, чудесный лесной аромат. – Давайте быстрее к столу, скоро придут отцы командиры, будут штаб заседать ! Действительно, только мы успели привести себя в порядок, и позавтракать, как в землянку, в облаке тумана, вошли командиры, во главе, с командармом народной армии Антоновым. Все стали раздеваться, сбрасывая свои полушубки на нары, в общую кучу. Чинно расселись за столом. Широким жестом Антонов пригласил и нас к столу. Петрович уже разложил на столе полевые карты с пометками огневых точек противника. Антонов начал объяснять ситуационный план: – « По данным разведки, Тухачевский окружил нашу армию, но при этом он растянул свои войска по всему фронту, но и этим снизил плотность огня на отдельных участках. Но самое главное он хочет „выкурить“ нас из леса применяя миномёты, в которых мины заряжены ядовитым газом фосгеном. Миномёты сосредоточены здесь и вот здесь, – он указал места сосредоточения этих дивизионов на карте. Это ваша основная цель летуны – отметьте их на своих полётных картах ». Мы с Сергеем достали свои планшеты и отметили эти две цели. – А вот здесь в Осиновке у Тухачевского расположен штаб и склад с боеприпасами, – это тоже ваша цель летуны , – Антонов снова ткнул в карту свой указательный палец. – А нельзя ли подробнее отобразить Осиновку – начертить «кроки» , – попросил я атамана Антонова. Петрович достал из своего планшета чистый лист бумаги и быстро набросал на нём « кроки » села Осиновки, с изображением целей для воздушной атаки и румбы. – Вся надежда на вас лётчики, справитесь с артиллерией и складами, всего то три цели, и тогда – будем жить – улыбнулся нам Петрович. Я кивнул головой и, оглядев командиров спросил: – Но, и от вас нам также потребуется помощь для расчистки взлётной полосы от снега и бурелома, – необходимо нам оказать помощь! Иначе никак не взлетим ! – За этим дело не встанет , – ответил за всех атаман Антонов, – ваш вылет соколы должен состояться не позднее 12 часов по полудню, иначе, и он провел ладонь по горлу, – всем конец, Тухачевский применит – газ фосген и всем – конец! – Ну что ж, тогда по коням ! – ответил я и обвел всех, взглядом. Сергей улыбнулся и хмыкнул: « Вперёд и с песней под облака »! Опять был пеший марш-бросок, через тамбовский лес, но уже по проторённой тропе! Где-то, через час, мы были с Сергеем, уже на нашем полевом аэродроме при полной форме, утеплённые в дарственные полушубки, с планшетами через плечо. Наш благородный Ил одиноко стоял в конце импровизированной взлётной полосы. По моей команде, бригада молодых парней, с окладистыми бородами, которые уже ждали нас, греясь у костра, приступили к работе по обустройству полевого аэродрома. Бригадиром у них был назначен Генка, которого мы заранее проинструктировали, что да как. Генка должен был лететь с нами в качестве «штурмана», что бы мы зря не жгли бензин? На этом настоял осторожный Петрович! Да и ладно, пусть покатается в кабине стрелка – перегрузка небольшая – но центровка может пострадать? Одна бригада аэродромной команды готовила полосу – волокушей утрамбовывая снег, и засыпая ямы отогретой кострами землёй. Другая команда рубила деревья в конце взлётной полосы, а третья готовила дрова и готовила жаркие угли для подогрева мотора нашего Ила. Работа кипела! Я зорко следил за температурой горячего воздуха, который поднимался вверх от тлеющих углей обильно собранных в круг, под двигателем с открытыми капотами. Солнце уже поднималось к полудню, а температура головок цилиндров оставалась катастрофически низкой. Легкий ветерок выдувал весь жар углей в сторону от мотора, часы показывали 10: 30 по местному времени. Что же делать – времени нет? Я провернул винт за лопасти, примеряясь к ветру. Винт был « тугой » – никак не запустить, а в 12: 15, начнётся обстрел ядовитым « фосгеном ». Я велел поставить защитный экран от сдувающего жар углей – ветра. Быстро соорудили нечто напоминающее футбольные ворота, на которые партизаны развесили на просушку свои бушлаты и полушубки, а сами разгорячённые продолжали работать почти в исподнем. Процесс подогрева двигателя значительно ускорился, но до кондиции было ещё далеко. Резерва времени уже совсем не осталось, и я забрался в пилотскую кабину, примеряясь к запуску.

– « Всё хватить греть мотор – времени край. – Серёга быстро закрывай капоты, убирай к чёрту все эти тулупы, притуши угли костра снегом – готовимся к запуску», – Я отдал такую команду Сергею и « штурману » Генке Козлову соответственно! Генка понял мой приказ по-своему и быстро забрался в кабину стрелка, на отведённое ему там Сергеем место. « Чёрт с ним, пусть там сидит », – чертыхнулся я про себя, а то ещё под винт попадёт ненароком. Сергей все мои команды выполнил изумительно быстро и тоже угнездился в своей потесненной кабине стрелка. Вроде всё в порядке, но риск огромный, сжатого воздуха в системе всего на две, ну максимум на три попытки. Нормально подогреть двигатель и масло с помощью костра на морозе всё равно невозможно – нет времени! Нет, не случайно, мой техник – Толик Потехин, пыжился поставить на « попа » баллон сжатого воздуха – дурной знак? Баллон бы нам сейчас крайне пригодился, но он весит 100 килограмм не меньше, да и куда его было приткнуть в Ил, в перегруженную бомбами машину? Впрочем, можно было подцепить баллон в один бомбодержатель под брюхом – запоздало подумал я, на место одной бомбы «ФАБ», и всё? Все эти запоздалые мысли в голове из-за нервов? Что-то я стал чрезмерно суеверным, но глядя на температуру головок цилиндров едва прогретого мотора, меня охватывала паника: « Попытка не пытка », но если стравлю воздух, то будет не ИЛ – 2, а памятник нам в прямом смысле слова. И под этим памятником, нас и схоронят партизаны! Это я совершенно точно понимал сейчас сидя в пилотской кабине. Никакие оправдания тут естественно не помогут, так что от результата запуска нашего авиационного мотора напрямую зависит жизнь его экипажа. Я даже пока не думал о возможности взлёта с этой импровизированной полосы, пусть этот вопрос останется на совести Сергея – как « начальника » аэродромной команды. Интересно, Сергей хоть понимает, чем для нас грозит неуспешный запуск нашего мотора АШ – 82, думаю, что понимает, но вида не показывает. Ждать больше нечего, температура головок цилиндров застыла на отметке плюс 5 градусов, и это только под контрольной свечой нижнего цилиндра, как раз под жаром кострища, а остальные 13 горшков ещё покрыты инеем. Я послюнявил палец и задрал его, « щупая » явно стихающий ветер, щурясь, вгляделся в выжидательно застывшие пыльно-голубые изломанные вершины деревьев в конце ужасно короткой взлётной полосы. Да ладно, « семь бед, – один ответ »! Я скинул лётный шлем, высунулся по пояс из кабины, огляделся. – Ну? – отозвался из своей кабины Сергей. – Баранки, мать твою гну! Стар-ши-на ! Ещё раз взглянул на угли припорошённого снегом костра, надежды на « потепление » ну ни какой и сплюнул через левое плечо и суеверно перекрестился. Тьфу ты черт, я ещё раз суеверно сплюнул и начал сосредоточенно возиться, ёрзая, пристёгиваясь, бесконечно поправляя и регулируя ремни, чашку сиденья, шлемофон, клацая переключателями и проверяя бортовые системы. Партизаны отошли на указанное загодя место и молча наблюдали за суеверным летчиком. Ждал и ветер, он действительно, не вовремя стих. Плохо! Хорошо б ветерок в лоб ровненький такой, средней силы. Ну да ладно, не ждать же лета и погоды. Ну, пора, я вскинул голову, быстро огляделся, как очнувшись, и положил пальцы на вентиль пусковой пневматической системы.