Владимир и Александр Стариковы - Иоланта – Принцесса Марса

– От винта! Громко крикнул я через открытый фонарь кабины . Только с первой попытки, на второй уже будет « шлёп-шлёп – п-ш-ш », а уж потом будет для нас « пи-ф-паф – ой-ой-ё-й ». Ну, славяне, к запуску? А пневматики колёс маленько приспустились, удлинится разбег? Впрочем, на такой полосе оно и к лучшему… Хотя б смесь из цилиндров амортизаторов при тряске не повыбивало, тогда уж точно им всем… Додумать я не успел. Над головой кто-то тяжко длинно выдохнул. Я даже не успел сообразить. Началось, сжатый воздух устремился в цилиндры. Началось! Густое мощное шипение, возникнув в глубине мотора, тряхнуло застывший в ожидании ледяной воздух и, набирая силу, понеслось над лётным полем. Винт тупо скрипнул, качнулся, и широкие чёрные лопасти, подрагивая, описали в тягучем шипении медленный круг, затем винт глухо гудя уже вращался, уже посвистывал вспарываемый лопастями воздух, и сами лопасти под аккопанемент барабанного перестука поршней и металлической дроби клапанов таяли, расплывались в мигающую завесу. Палец чуть дрожал на лапке магнето, с-по-кой-но, только спокойно… Три, четыре… ни секундой раньше, ни секундой позже… Шесть… Только с одной попытки, восемь… Та-ак… Пора! Магнето в положение 1+2 вправо! Ну? Вспышка зажигания, заслонку дросселя. Регулятор смеси… Сейчас, сейчас… Задрожали педали. Ба-бах! Первая вспышка смеси в пятом цилиндре взрывом ударила по обнажённым нервам. Забрал! И когда в патрубках оглушительно рвануло, и липкий, плевок плотного синего дыма влепился мне в лицо, и я едва не заплакал от счастья! До боли, до вспышек под веками зажмурил глаза, не веря себе, а мотор, оживший мотор уже яростно и освобождённо ревел, трясясь под капотом, грозно сотрясая окрестности, изредка чем-то давясь, и тут же прокашливаясь, стреляя давно холодными свечами и плюясь уже горячими масляными брызгами и всё быстрей и уверенней набирая былую мощь. Согревающийся мотор радостно и нахально орал на всю округу. На взлёт, Всё! Теперь уже отступать некуда. Я порулил до кромки взлётной полосы и, лихо развернувшись на месте, обдал моих наблюдателей – молодых партизан – снежным бураном, и тут же не останавливаясь на исполнительный старт, сразу покатился по взлётной полосе. Ил набирал скорость рывками широко раскачиваясь и трясясь на ухабах – неудержимо наращивая скорость, и летел в стену мрачного леса, в огонь взрыва, и я упрямо ждал… И тогда, я плавно, как учили, чуть отдал ручку управления и, когда самолёт послушно приподнял хвост, решительно взял её на себя! ИЛ напрягся, я слепо видел лишь налетающий поверх капота чёрную стену леса, стену – приговор, – всё, не успеть… Дробный, вибрирующий грохот прыгающих колёс. – Кратчайший перестук измученных амортизаторов. Снарядные удары мерзлых камней в бронированное брюхо. Тугое биение ручки управления в ладони… Надсадный рёв почуявшего погибель мотора… Есть! Чёрная стена тамбовского леса ухнула куда-то под мотор, разом с мгновенно наступившей тишиной. Тишиной?! Да! В мощном рёве мотора пела тишина – могучая, торжествующая тишина освобождённого полёта. Самолёт набирал высоту, ревя полным газом над широко раскачивающимся внизу дремучим лесом, и небо раздвигалось впереди.

Я плакал качая головой, и бешенные слёзы сдувало ураганным ветром, в густом рёве рвущимся во всё ещё открытую кабину, и слёзы текли, нет мчались по опалённой морозом коже. А руки, тренированные руки лётчика, сами привычно регулировали поступление смеси, подбирали шаг винта, убирали и контрили шасси. – Как мне жить теперь, как жить… Эх Тоня – Тоня – Тонечка, теперь ты уже не дождёшься меня после полёта, – прощай – Любовь Моя, – Бони М!!! А сзади чем-то давно уже колотил в бронестекло-перегородку меж двух кабин, призывая командира борт-стрелок. Я обернулся. На меня в упор, глаза в глаза глядел старшина и на глазах его блестели слёзы. Но, он пальцами показывал мне что-то и стучал по своей голове. Ах да, подключить фишку шлемофона к радиостанции и «СПУ». Я продохнул воздух, рывком отвернулся, махом надвинул над головой фонарь, и наконец одел кожаный шлем и подключил фишку к радиостанции. – Вот сволочь, а? Гад. Подонок, втянул меня боевого офицера в эту авантюру. Подумать только – в гражданскую войну… И я нажал кнопку «СПУ». – Серёга, ты живой? Не заложило ещё уши. Ах да прости, прости, я совсем забыл, что у тебя изнурительный насморк, надеюсь, не забыл, как надо продувать уши? Зажал ноздри пальцами и дунул в нос, пока не щёлкнет в ухе – орал я в «СПУ». – Чего орёшь в эфир, перепонки аж заболели, лучше следи за курсом, опять заблудишься, бензина ведь жалко Б – 95/130, где его здесь раздобудешь? Конец связи! – насморочно прогундосил в наушниках Сергей жизнерадостным голосом, также весело торжествуя в душе маленький праздник – цена которому Жизнь! Я как всегда, быстро огляделся в поисках противника – инстинкт полёта, сросся с инстинктом поиска врага, и поняв это я рыкнул, и поставил закрытый фонарь на стопор. – « Сволочь! Убийца! Предатель »! – заорал я на всю кабину и с размаху ударил себя кулаком в щёку. Самолёт мотнуло влево и он ухнул на крыло. Я сморщился от боли, как от зубной боли, замотал башкой и уже в «СПУ» прорычал: – Вот теперь точно всё! Вот теперь мы победим ! И отключившись тихо простонал: Эх Тоня, Тоня – (Бони М) – где в каких краях встретимся с тобою… И я бережно достал из нагрудного кармана фотографию моей любимой, но почему-то маленькой девочки с огромным подкрашенным краской красным бантом на голове и дико и неудержимо рассмеялся. Благо никто не услышал мой гомерический хохот Одиссея, который увидел в первый раз свою любимую Пенелопу – двадцать лет спустя после Троянской Войны… Перевалив кромку леса я снизился до бреющего полёта гоня перед собой мощную волну рёва и свиста – как соловей – разбойник . Откуда-то спереди сбоку под крыло вынесся неподвижно застывший на бело-сером снегу, здоровенный жёлто-коричневый лось, задравший вверх свои огромные рога. Перепуганный неслыханным громом, он метнулся в сторону и понёсся, сшибая всё на своём пути, как угорелый, вдоль лесного массива. Я засмеялся глядя через борт. В наушниках зазвучал гнусавый голос: – Дай время пролёта траверса Осиновки ! – Расчётное время ? – я коротко взглянул на бортовые часы – « Три с четвертью минуты ».

– Понял тебя 3: 15 минуты. Подставишь мне цель левым бортом, так мне будет сподручнее работать, – да и Генка – собака мешает. – Хорошо. Принято, – левым бортом ! Сдуваемый ледяным ветром из невидимых щелей кабины, по лбу и переносице ползли, мелко дрожа капли пота. Я смахнул ладонью лицо и приник к прицелу, не глядя врубил эл. питание « стрельбы ». Впереди серым пятном наплывала деревня Осиновка – осиное гнездо! – я хохотнул и бросил взгляд на « кроки » целей и полётную карту. Сразу увидел обе цели: – « оба незамаскированных дивизиона миномётчиков » – всё точно изобразил Петрович! – Что же вы даже маскировочную сетку не накинули? Глупо попались! – прошептал я вслух. Они, точно они, но нужно рассмотреть поближе, на втором круге и начнём работу. Рука сама зло толкнула вперёд сектор газа, ИЛ с густым рёвом пришпоренного мотора под-взмыл, и мгновенно, ошеломительно, распахнулась вся панорама боя. – Выходим на цель, глядеть в оба и не стрелять без моей команды! – Понял, Алексий, не стреляю! – загремел в наушниках Серьгий. ИЛ мчался в пологом наборе, выходя на позицию атаки, примеряясь. – Смотри слева твоя цель – группа всадников, моя цель миномёты ! – отдал я команду по «СПУ», уже возбуждённым срывающимся голосом. – Спустись пониже свеча-раз! Посмотрим на шапки и на звёзды, как бы не спутать ненароком со своими . – Откуда здесь свои! – что бинокли не видишь – рассердился я не на шутку, ещё один круг – а бензин? – Ладно, держитесь больные по зрению! Я убрал газ, облегчил винт, закрыл заслонку маслорадиатора, отдал ручку чуть от себя и резко вправо и одновременно дал левую педаль: получился – «Эмельман» с резким снижением. Машина со скольжением устремилась к земле. Высота стремительно падала. Заложило уши. У самой земли выровнял ИЛ и выполнил боевой разворот. Так теперь пройдём над головами – кто тут Тухачевский, где здесь латыши – наёмники, это я прилетел к вам « соловей разбойник » и вам хана, всем хана – « газы » понюхайте сами! Высота 15 метров, мелькнула группа, очумелых всадников – приветственно махающая руками и папахами (ах да, ведь на крыльях у нас красные звёзды). – Ну что просёк свою цель – концевой ? – спросил я, плавно вытягивая ручку на себя и выполняя горку с переворотом. До-ворот! Так! – Выхожу на цель! Боевой курс! Внимание Атака ! – хрипло кричу в «СПУ» – пришло наше вр-ре-мя – до-ре-ми-фа-соль! – закладывая глубокий вираж. А вот и мои дивизионы миномётчиков – прямо по курсу и я завороженно потянулся вперёд, впиваясь взглядом в невероятно быстро растущую цель « осиное гнездо ». Палец на гашетке, высота 300. Капли пота катились по щекам, как слёзы, дёргал кожу под защёлкой шлемофона то ли желвак, то ли рвущийся нерв, губы беззвучно шевелились в ровном рёве мотора. Я впился в прицел, и чуть отдал штурвал. Ощерившись, вогнал гашетку в ручку: – А н-н-на!!! Воздух лопнул, в рваном грохоте ввинтился в горящие шнуры и трассы, как строчки швейной машинки « Подольск »,