Владимир и Александр Стариковы - Иоланта – Принцесса Марса

и с ювелирной точностью взорвал я первое « осиное гнездо » минометчиков, и спустя 30 секунд на до-вороте, превратил в « АД » второе « осиное гнездо » и резко с перегрузкой рванул вверх, чтобы не хлебануть « горчичный газ » – Фосген (он тяжелее воздуха и стелется как туман). – « Что не ожидали сучары » – злорадно язвил я в горячке боя. А теперь по штабу, пока не опомнились и по складам – что же вы суки противогазы то не взяли? Даже Гитлер не применял газы – а ведь мог! Крутой до-ворот с набором высоты, крен 90 градусов. Земля наклонилась – закрыв небо. – Серёга лупи, мать твою за ногу – рычу я как зверь в «СПУ», – в наушниках нечленораздельное мычание и обрывки слов: – Держи вираж, левую ногу дожми, доверни ещё, ещё круче, та-ак ! Машина вся затряслась, крупнокалиберные пули воющим градом хлестанули по сборищу генералов, полковников и прочим штабным крысам, срезая как косой, их строй под корень. Так! Так! Ручка на себя, полный газ, восходящая горка с переворотом и снова пикирую на цель, плавно входя в крутой вираж. Снова оглушительно заработал «УБТ», перегрузка вжимало моё тело в чашку сиденья, позвоночник скручивался в жгут, трещали кости, темнело в глазах, но это ещё не предел – терпимо! Чуть, чуть ослабил ручку, главное сейчас не мешать Сергею… Через мерцающий полукруг винта увидел на миг результат своей Атаки! Пор-рядок! Отметило сознание, ощущение праздника подкатило к горлу. Ага-а! рванули, тарраканы! Поздно служивые, всё поздно, мы уже тут, и вам хана! Из озарённой белым пляшущим пламенем ствола бортового пулемёта потянулась пологая дуга трассирующих крупнокалиберных пуль, предельно точно, с расчётом, ювелирно прошивая удирающих аллюром всадников, сшибая их с сёдел, срывая головы, разрывая на части тела. Дикий животный ужас увидел я на миг на лицах всадников, проносясь чёрной смертью в 10 метрах над ними. Послушный моей руке ИЛ снова взмыл в ослепительную высоту, золотым сверкающим дождём за нами сыпались стрелянные гильзы. – Давай опять левым! Курс 80 – хриплый лай Сергея в наушниках, и далее несуразное: – Ага, удирать собрался сучара! Тащи его сюда! Тащи его сюда! И я понимая его желания, выжимал из машины всё на что она способны, на что я способен! Я слился с ней воедино, я стал её частью, одухотворённой частью кипевшей яростью боя! И наш пулемёт извергал крупнокалиберные трассирующие пули, воющим градом всё круша и прошивая на своём пути. Чадящим факелом запылала прошитая насквозь изба сельского клуба – штаб и склады Тухачевского. Там что-то рвалось и горящая балка – прощальным салютом, с быстротой летящей биты, как сорванный пропеллер помчалась за нашим Илом. Но, куда там – отстала, превратилась в горящую спичку и в миг исчезла… А за спиной непрерывно грохочет «УБТ», старшина зажав в упоры трясущиеся в отдаче плечи, перекидывает с борта на борт раскалившийся на ледяном, воющем ветру пляшущий ствол. Полу-ослеплённый жгучим весь распроклятый мир бешенным факелом, рвущийся из обезумевшего пулемёта, он отчаянно сечёт как мечом, как косой, как плетью, беззвучно молясь и матерясь. Успеть выйти на цель, вырвать миг, что бы всем телом, душой навести не самолёт-себя навести! – и не промахнуться.

Но всюду смертные тени, размазанные скоростью, в мелькающие в диких ракурсах и отсветах боя… ЭЭЭХ —ЭХ не дообедал нынче Тухачевский, зря « горчицу » приготовил. Чёрной тенью в блеске винта проносится наш ИЛ в почётном круге на крутом вираже! Небо снизу, земля сверху, как серпантин сматывается в ленту поле нашего боя. Это наша война! Это наша личная война, которую рок любезно разрешил нам провести, что бы исправить несправедливость в этом Мире. – Такие мысли переполняли меня в эти минуты, в эти мгновения. – Всё Сергей уходим! Порядок! Отличная работа ! Небо и земля опять поменялись местами. – Тебе спасибо командир! Красиво разрисовал пейзаж – натюрморт, с гвоздикой !

Металлом блеснула узенькая речушка, покрытая блестящим как ртуть льдом. До-ворот на обратный курс. Остаток топлива – хорошо! Ещё на один такой вылет хватит… Набор высоты до 1200 метров и пологое планирование с мотором на малом газе, пускай мотор немного отдохнёт (хороший 14-ти цилиндровый мотор сконструировал Швецов). Наконец увидел проплешину нашего аэродрома с высоты птичьего полёта. Чуть довернул, что бы вписаться на прямую посадку. Как здесь ветерок работает? Ага, понятно! Гася скорость, выпустил закрылки по всем правилам. Кран выпуска шасси – сдвоенный толчок, шасси встали на замки, зелёные горят. Слева у самой консоли, пролетели изломанные косые контуры величественных кедров, навстречу наплывает белесая лента взлётной полосы. Мотор прерывисто прохлопывает на малых оборотах – «тарарах – трах – тарарах»… Я вытягивая шею, держал « хитрый газ » и ждал, ждал… Полоса! Ручку вперёд и на себя, газ убран, ИЛ просел. Ручку на себя всю, та-ак. Касание! Стоп-кран мотору. Сдвоено, бахнули колёса, крякающий удар амортизаторов, по плоскостям дробный грохот мёрзлого грунта, комья снега, вылетающие из-под подпрыгивающих колёс. Педалями – правей, левей, опять правей, ещё! И все ладонью красную скобу тормозов – мягко, но до упора! Дёргаясь, трясясь, дребезжа обшивкой, штурмовик несся вихляя по полосе и наконец, встал. Замер. В тишине. Оглушительной, звенящей, уму непостижимой тишине. Я медленно стираю сочащуюся из губы кровь, тупо гляжу вперёд, где метрах в двадцати зловеще чернела стена леса. Белея лицом, Сергей Орлов, зажмурившись, лежал затылком на бронеспинке. Горе – штурман Генка Козлов, сидел на полу у его ног, привалившись спиной к ногам Сергея, и ничего этого не понимал (это его счастье) – это был его первый боевой полёт. Если не удлинить полосу, метров на 20, то садиться и взлетать так, – смерти подобно, так думал я. Повезло, что практически пустые без бомбовой нагрузки, и с мизерным остатком топлива. Нужны топоры, пилы, раскорчёвка пней, уйма работы и авиационный высокооктановый бензин Б – 95/130, ведь остаток бензина всего на 1 час полёта. Я рывком открыл фонарь кабины, свежий морозный воздух, пропитанный густым запахом хвои освежил как пульверизатором моё мокрое от пота лицо. Я расстегнул привязные ремни, и вылез из кабины. Свинцовая усталость сковала моё тело, а нам надо ещё топать до зимовья. Но, делать нечего, перекинув через плечо ремни планшетов, экипаж, в составе трёх человек – направился домой, по утоптанной тропе.

Только в землянке, выпив целый чайник ароматного чая с лимонником, свинцовая усталость отступила, сменившись на эйфорию. Разложив полётные карты на столе, я нудно начался « разбор полётов » – обязательное правило! Сейчас перед нами стояли сложные задачи и одна самая главная – что дальше делать? Нам нужна подходящая поляна – «запасной аэродром», в районе «Осиновки», там есть железнодорожная ветка, на которой стояло несколько вагонов. – Эх надо было сделать круг и осмотреть всё сразу – с досадой думал я. – Что же ты штурман не подсказал ? – укоризненно покачал головой, Сергей толкнул локтем Генку. Генка Козлов, оторвав свой нос от карты, которую он тщательно изучал, и округлив глаза недоумённо посмотрел на наши серьёзные лица: – Я? – подсказать ? – А то кто же? Чья это обязанность в экипаже? – Стукнул ладонью по столу Сергей. Кто должен думать в полёте о погоде; о магнитном склонении; о девиации; об изогонах; об остатке топлива; о запасных аэродромах – наконец. Кроме этого делать расчёт на посадку, расчёт безопасной высоты, подсказывать обратный курс – борт-стрелок что ли ? И вообще? Что ты делал в полёте? Катался как мячик у меня под ногами! И чуть было не вылетел из кабины – если бы, я тебя не схватил за шиворот. Так бы и улетел за место бомбы Тухачевскому на голову, – была бы хоть какая польза от тебя – полусерьёзно горячился Сергей. Генка как сова хлопал своими белесыми ресницами и тупо водил головой глядя то на меня, то на Сергея. А Сергей, уже, вошёл в штопор и кажется, перешёл грань и злился на Генку всерьёз, зашипел сузив глаза: — Ты думаешь я забыл как ты меня на мушку брал там при встрече на лётном поле ! – А ну хватит ! – стукнул я кулаком по столу, – нашли время – ссорится, – мне только мысли сбиваете пустой болтовнёй – закончил я эту нелепую дискуссию. – В общем, диспозиция такая . – Ты Генка, достаёшь лошадь, а лучше две, и с Сергеем шпарите в Осиновку и ищите там отличную площадка для взлёта и посадки, да ещё бензин и масло для нашей «лошадки» (машины ведь у них на чём-то ездят, да и видел я там одну машину). И что бы никаких обид и ссор в экипаже – а то устрою вам обоим трибунал ! А я сам, тем делом, вырубаю пару самых длинных сосен в конце полосы, да и кустарник подрублю, что бы, не угробиться при взлёте и посадке, – мне всего то, два метра не хватает высоты, что бы, не цепляться колёсами за ветки. После этой моей пламенной речи, – голубые глаза нашего горе-штурмана мигом просохли от слёз, которые вмиг заструились после нравоучений « отца » Сергия. – В общем, Москва слезам не верит, хватит вам хныкать, «тяжело в ученье» но зато легко в бою, – закончил я этот нелепый « разбор полётов ». – Ничего, ничего, больше поплачет – меньше пописает – не унимался Сергей. Ну, находит на Сергея такая блажь, что даже мне приходится его иногда перевоспитывать. Корчит из себя, иногда « Великого Учёного ». Да! Закончил он до Войны « МГУ» (кто не знает – что это, «Московский Государственный Университет» имени Ломоносова), причём самый трудный факультет «Физ-Мат», в голове у него одни дифференциалы, да криволинейные интегралы, но правда физику знает неплохо!