Дарья Странник - Избранные. Спортивная фантастика

«Позвольте, господа, представить, – объявил Реджинальд. – Мастер Фосс из Регеборга, алхимик-новатор, наша, с позволения сказать, последняя надежда».

Мастер Фосс встал во главе стола. Ни поклона, ни кивка, только сверлил всех глазами и теребил краешек халата. Волосы длинные, нос прыщавый, пальцы все в разноцветных пятнах от химикалий, и ногти обкусаны. Реджинальд с размаху хлопнул его по плечу (отчего Фосс слегка присел) и сообщил:

«Молодой человек изобрёл машину, которая может перевернуть весь мир с ног на голову. Завтрашняя победа в состязании – вопрос решённый, пускай Лог подавится своей пурпурной карточкой. Но состязание – это только начало, коллеги. Расскажите-ка им, мастер!»

У Фосса мгновенно побледнели губы, и он, заикаясь, начал:

«Известно, господа, что наша вселенная есть Мировая Книга, которую непрестанно пишет Творец. И мы все – действующие лица в этой книге. Каждому отведена своя Нить великого делания, предначертанная Творцом, и лишь от высшей воли зависит, сыграет ли кто-то из нас главную роль, верша людские судьбы, или канет в Безвестность, да будет она четырежды проклята. Ибо…»

«Ибо так написано, – нетерпеливо перебил Реджинальд, опершись кулачищами на стол. – Давайте по существу, мастер, здесь все ходили в церковную школу».

«Собственно, – торопливо сказал Фосс, – я почти закончил. Суть в том, что мой аппарат даёт возможность увидеть, как пишется Книга. И позволяет, если надо, её переписывать».

Мы все расшумелись, точно стая лягушек, потому что всё это звучало, как неуместная шутка, богохульная к тому же, а Фосс, повысив голос, стал выкрикивать: «Если позволите, я покажу… Если можно… Сюда… Станет ясно… Пожалуйста…» Тогда Реджинальд шагнул к двери, крикнул: «Вносите», – и охранники втащили в зал эту самую машину. Четырежды клятую.

Сейчас её, наверное, уже разбили, сожгли и сбросили обломки в Вейлу, поэтому надо бы попытаться как-то описать детище Фосса для тех, кто не успел взглянуть. Что скажу? Внушительного размера агрегат, с меня ростом; везде блестят клапана и бронзовые трубки, поршни и шестерни, всё это скрежещет, хрипит и непрестанно движется. Сбоку торчит здоровенный раструб, и выглядит в целом машина так, будто заводской станок скрестили с саксофоном. Но самое главное мы увидели, когда Фосс откинул квадратный люк справа от раструба. Там, в подсвеченной глубине, бежала, наматываясь на катушки, бумажная лента, а над ней, зажатое в пальцах механической руки, замерло наготове самопишущее перо. Все примолкли, глядя на это чудо, а Фосс, воспользовавшись тишиной, сказал:

«Если желаете, можно произвести эксперимент, демонстрацию работы».

«Смелей, коллеги, – подал голос Реджинальд. – Ну, кто хочет переписать свою судьбу?»

Не иначе как Безвестность дёрнула меня спросить:

«А что нужно для опыта?»

«О, это просто, – оживился Фосс. – Требуется лишь образец ваших тканей. Образец помещается в приёмную трубку, и аппарат настраивается на вашу Нить делания. В качестве образца годится что угодно: эпидермис, клок волос, или пот, или, гм… экскременты. Или слюна…»

«Да плюнь ты в трубку, Кан!» – крикнул Хуго Валле, министр культуры. Раздались жидкие смешки, кто-то хлопнул в ладоши. Нервы, конечно, были у всех на пределе. Я пожал плечами, встал, и ни на кого не глядя, сплюнул в раструб. Какая разница. Если Реджинальду угодно выставить себя дураком, отчего бы не помочь. Всё равно проиграем… Машина вздрогнула, застрекотала, перо стало выводить буквы. Фосс выждал минуту, ловко стянул с катушки ленту и прочёл:

«Я пожал плечами, встал, и ни на кого не глядя, сплюнул в раструб. Какая разница. Если Реджинальду угодно выставить себя дураком, отчего бы не помочь. Всё равно проиграем».

«Это ничего не доказывает!» – воскликнул министр транспорта Йорн.

«Да?! – взревел Реджинальд. – А на это что скажете?»

Он грузно шагнул к машине, выхватил перо из механических пальцев и принялся что-то яростно строчить на движущейся ленте. Я ощутил, как мои члены наполняет, словно газ, неведомая сила, подпрыгнул, ударил ногой об ногу и начал отбивать чечётку, будто заправский танцор. Противиться этому было всё равно что пытаться двинуть занемевшей рукой, которую отлежал ночью: все конечности казались моими, но притом чувствовались как бы со стороны, принадлежащими кому-то другому… нет, это трудно описать. Провожаемый взглядами министров, я отстучал каблуками звонкую трель, крутанулся вокруг оси и картинно припал на колено, раскинув руки. Реджинальд выдернул ленту и прочёл то, что написал минутой раньше:

«Кан исполнил антраша, станцевал клог и сделал двойной пируэт».

Я поднялся и отряхнул брюки. Реджинальд питал страсть к танцам, ходил на балет, на фестивали народных плясок и частенько заводил интрижки с молоденькими балеринами. Вот откуда такие познания в терминологии. По-моему, с его стороны это было довольно подло. Между прочим, я вообще не танцую, в моём возрасте это серьёзная нагрузка на сосуды. Нигредо – оно, знаете, никого не щадит.

«Подстроено!» – крикнул Хуго Валле. Реджинальд бросил ему через стол перо:

«Может, сами что-нибудь напишете, Хуго? Давайте, велите Кану пройтись колесом! Или пусть споёт „Доброй ночи, мельник“, или выпьет залпом графин вина! Валяйте, он в ваших руках!»

Я собрался было протестовать, но не успел ещё отдышаться после танца. А Хуго, болезненно ухмыльнувшись, сказал:

«Чушь! Впрочем, как угодно. Сейчас такого напишу, клянусь Творцом…»

Он встал, со скрипом отодвинув стул, прошаркал к машине и принялся выводить буквы на ленте. Странная, чужеродная сила опять наполнила мои мышцы. Я, словно в бреду, подскочил к камину, схватил кочергу и, не ощутив никакого сопротивления, скрутил толстый, покрытый сажей прут в сложную фигуру, напоминающую трилистник клевера. После этого я вновь обрёл способность двигаться самостоятельно и, обернувшись, увидал, как Реджинальд отматывает исписанную министром культуры бумажную полосу.

«Кан подходит к камину, – торжествующе прочёл он, – берёт кочергу и завязывает её тройным узлом».

Валле тяжело опустился на стул и оглядел нас из-под очков. Глаза у него блестели, как у влюблённой гимназистки.

«Коллеги, – произнёс он еле слышно, – ведь это чудо. Чудо! Если у нас будет больше таких машин, мы…»

Не договорив, он всхлипнул и огладил лысину трясущейся рукой. С дальнего края стола донёсся удар: это Бальнер стукнул кулаком по столешнице.

«Какое ещё чудо! – заорал он, кривясь. – Ересь и колдовство! Вижу, этого мальчишку выперли из Регеборга, так он явился пакостить сюда, в Цуг. Творец нас всех накажет! Это противно его замыслам…»

И тут Фосс, всё время молчавший, словно взорвался.