Николай Зуев - Запах теней

– Ты орёшь зачем? – возмутилась Маша.

– Он не орёт, он пищит! – засмеялся Иван.

– Гы-гы! Как смешно!? – передразнил Федя, но высокий голос напомнил возмущения ребёнка, чем вызвал очередную порцию злорадного смеха умника.

– Ну, хорош уже, – прервал поток словесного поноса Пётр Иванович. – Что за базар вы развели? Взрослые люди собрались…

– Только по паспорту, – бросил Женов и снова удлинил губы.

– Что произошло, Дима? – вопрос директора прозвучал по-отцовски, с заботой. Гримов хоть и был из числа людей «кому за пятьдесят», но с годами только набирал скорость, ни на йоту не желая приписывать себя к старикам. Ко всему прочему, порядочность и справедливость обязательно на первом месте, и за это его уважали. В свою очередь, временами излишне строгий, но абсолютно беспристрастный, он относился к подчинённым (ко всем без исключения) с частицей родительской заботы.

– Камаз влетел на остановку и снёс десятки людей, – в этот момент глаза кармаши, казалось, пожелали выпрыгнуть, – такую картину ранее видеть не доводилось…

Молчание – информация не поддавалась моментальному усвоению. Секундная пауза превратилась в безмолвную стадию ожидания.

Что-то негромко щёлкнуло в голове, оставив ощущаемый след на затылке. В абсолютной уверенности увидеть, может быть, упавшую книгу, которая слетела с полки, или ещё что, Знаков тут же обернулся. Получилось довольно-таки быстро и весьма неожиданно для всех, и, если бы не пугливый взгляд, который только прибавил всеобщего замешательства, то внезапный резкий поворот головы вполне сошёл за нервный тик. Необычное поведение коллеги, наконец, разрушило затянувшуюся тишину.

– Дмитрий, ты чего? – на сей раз в вопросительной форме вылупились не только Машины глаза, но и губы.

– Безусловно, день начался неудачно, Дима. На тебе лица нет, – переживал шеф. – И много людей пострадало?

– Не знаю. Считать не стал, – сказал Дайм, не обратив внимания на выскочивший из собственных уст и крайне неуместный в данной ситуации сарказм. Ощущение шлепка занимало все мысли. Никакой болезненности или жжения на затылке, просто – присутствие постороннего стягивающего кожу предмета, словно к голове прилип моллюск. Знаков дотронулся рукой – ничего, что, в общем-то, не удивительно. – Много… дохрена.

– Какой ужас! – воскликнула кармаша, на этот раз, выпучив всё, что возможно.

– Вот вам и общественный транспорт. Бывало, стоишь на остановке, ждёшь, выглядываешь нужный номер, а тут «бац», и тебе кранты, – процитировал умник Иван и незамедлительно подытожил, – Бухой водила, наверное.

Снова тихий щелчок в голове, который сменился неприятным чувством: что-то пошевелилось внутри.

– Камазист живой? – спросил шеф.

– Нет, – умоляющий взгляд водителя тут же возник перед глазами, – он мёртв.

Весьма неприятное ощущение под черепной коробкой, будто задребезжала мозговая ткань, сменил очередной негромкий щелчок, который тут же повторил другой. Эхом откликнулся ещё один, а за ним следующий. Упрямой вереницей с каждым разом нарастающих звуков один щелчок тут же заменял другой. Набирая темп, невидимый барабанщик палочками колотил по голове. И тут и там, по всей площади, на каждом клочке не было места, где бы ни саданул он. Звуки слились в гул – непрерывным градом посыпались глухие удары, вызывая слабую, но не менее пугающую, боль.

Движениями психопата Дайм схватился за виски и начал интенсивно растирать, конечно, породив тем самым всеобщее удивление. Даже сохранявший до сих пор безмятежный самоуверенный вид Иван немного растерялся и обеспокоенными глазами уставился на Знакова.

– С тобой явно не всё в порядке, – Гримов поскреб подбородок. – Может отпустить тебя сегодня? К тому же, завтра у тебя начинается отпуск.

– Что с ним? – воскликнула кармаша, словно вокруг собрались эксперты по необычным проявлениям психики, которые ей тут же и незамедлительно предоставят разъяснения.

– Голова? – спросил умник и поспешил скрыть обнажившееся волнение фальшивой улыбкой, которая с таким же успехом довольно-таки быстро сползла, поскольку Дмитрий уже мчался прочь к дверям. Его напряжённые пальцы резкими интенсивными движениями буквально бороздили кожу головы, а лицо выражало испуг.

– Только не болей! – бросил в след Пётр Иванович.

Когда Знаков выскочил из кабинета, барабанный гул неожиданно сменила тишина. Но приятное облегчение оказалось недолгим – щелчок, ещё один, потом другой. Создавалось впечатление, словно в голове кто-то балуется выключателем. Щёлк – «включил», щёлк – «выключил». Весьма неприятно и крайне жутковато.

«Хочу умыться. Холодной водой. Именно, холодной! Боже мой, хочу».

Щёлк – «иди», щёлк – «чего же ты ждёшь», щёлк – «давай же иди». Щёлк-щёлк.

Пусть не из домашнего крана, а из умывален общественного туалета, но вода творит чудеса. В особенности, когда вокруг чередой творятся странные вещи. Ещё только утро, а голова уже идёт кругом (барабанщик изрядно постарался). Окатив затылок, ему стало значительно легче.

Щёлк– щёлк.

Он взглянул на отражение в зеркале: серые глаза, хотя ему они всегда казались голубыми (он хотел так думать), прямой средней величины нос, европейские черты лица. В общем-то, всё на месте, за исключением того, что всё совсем не так. Чёрт побери, всё абсолютно не так! Всё другое, иное.

Щёлк– щёлк.

Умылся снова – будто холодная вода при всём желании сможет избавить от недуга. Как ни странно, но это сработало: щелчки прекратились. Болезненное ощущение осталось, как ноющий норовящий вспыхнуть новой порцией боли зуб. Дурное чувство поселилось внутри. Вроде бы всё в порядке, но в то же время не может быть в порядке. Какой к чёрту может быть порядок, когда на твоём котелке высекает ноты незримый барабанщик!

Какие-то туманные образы возникли, вдруг, и тут же исчезли. Дима даже не успел их запомнить – в памяти остались лишь мысли об их присутствии, и всё. Они поспешно слились с отражением в зеркале. Ещё одна пугающая странность. В то же время мысли поражали своей простотой и необъяснимостью: «Вроде бы всё понятно, всё так. А как? Как так?» Туманная ясность рассудка и сумбурный коктейль мыслей – вот что творилось сейчас в голове Знакова.

Опять щелчок, но на этот раз громче.

Щёлк.

Спустя секунду, вновь щелчок, который сменил следующий ещё более громкий. Затем другой, просто оглушительный, который тут же перешёл в шум. Звонкий похожий на помехи радиоприёмника гул воцарился там, где минуту назад ещё могли рождаться мысли. Теперь их просто не было – радиошум заполонил всё, нагло вытеснил последние просветы разумного.

«Да что такое?»

Блики разыгравшегося воображения, как оставляющие ожог следы нездорового дня?