Николай Зуев - Запах теней

Дина открыла дверь: в глаза ударил мигающий свет умирающей лампы, а из дальнего уголка палаты, как и вчера, доносился стон. Неестественный, больше напоминающий писк, плачь перегорающего прибора. Всё там же, возле старой заколоченной двери на своей кровати лежал мальчик.

«А куда ему деваться?» – вдруг, подумалось Дине, и от этой мысли остановилось сердце. Внезапно девушка поняла, что не просто боится – она сходит с ума. Просто так взять и чокнуться! Да что за мысли атакуют её голову?

«А куда ему деваться? Может, подскажешь? Может, наконец, объяснишь нам всё?»

Короткими нерешительными шагами Дина приближалась к месту, к которому в общем-то и не собиралась вовсе. Ноги сами вели её туда; зловещий угол притягивал тело, будто магнит; в голове творился беспорядок, осеняемый глумливой рябью чёрно-белого танца лампы. С дрожащими коленями медсестра приблизилась к кровати, её возбуждённый взгляд в буквальном смысле ощупывал полутьму в поисках нечто неестественного нечеловеческого.

«Где же оно? Где же?»

«Да, вот же! На получи!»

Истошный глухой визг ударил ей в ладонь – чтобы крик ужаса не оглушил покой других пациентов, она инстинктивно зажала рукой рот. То, что воспринимали глаза, наотрез отказался принимать мозг. Жуткая картинка застыла в той части разумного, которая ещё совсем недавно гордилась обоснованной рациональностью и в некоторой степени отрекалась от иного невнятного. Словно под гипнозом, не в силах отвести глаза, девушка уставилась на мальчика.

«Тянущий» страх, затащив душу глубоко в конуру и растерзав последние клочки одежды, в надежде прикрывающие угасающие частички здравомыслия, обнажил своё лицо. В порыве ярости и всевластия он пнул в нижнюю часть тела, вынудив Дину схватиться свободной от сковавшего её кошмара рукой за живот. От нахлынувшего ощущения подступила тошнота, к которой присоединилась боль. Ни с чем несравнимый приступ омерзительного чувства, который девушке уже доводилось испытать однажды, и о котором ничуть не хотелось вспоминать. Откуда она могла знать тогда, что тот весёлый улыбчивый «парень с милой мордашкой» (уж очень ей нравилось называть особо симпатичных молодых людей именно так), окажется не таким уж и хорошим. Откуда ей было знать, что в ту несчастную весеннюю ночь она будет возвращаться домой в изодранной одежде, а онемевшие босые ноги оставят окровавленный отметины на всём пути. Откуда ей было знать, что сказки про монстров в облике добрых волшебников нисколько не выдумки легкомысленных поэтов. Откуда ей было знать, что плохие люди существуют не только в хрониках новостей, а свободно разгуливают по улицам среди других людей. Откуда ей было знать, что это вообще может случиться, и уж тем более с ней. Она не могла предугадать и то, что эта тупая ноющая боль будет возвращаться каждый раз, когда воспоминания, вдруг, напомнят о себе исподтишка и окунут в помойное ведро тех ненужных отрывков прошлого, которые так старательно пыталась выбросить девушка. И сейчас, именно в эту минуту, это гадкое чувство потянуло низ живота.

Мальчик лежал прямо, в позе оловянного солдатика: руки вдоль тела, голова направлена вперёд. И всё бы ничего, но через пелену чёрно-белых вспышек лампы вместо лица Дина видела совсем иную картину: уродливый старик, точно обезображенное временем чучело, в хрупком детском теле устремил чёрные блестящие глаза в потолок. Дина застыла на месте. Нарастающий ужас, сковал каждую клеточку – невозможно пошевелиться. Зажав тисками рот, девушка закричала что есть сил, завизжала как пойманная кошкой мышь, но ни один звук не вырвался наружу. Нахлынувшая внезапно дрожь тут же переросла в дикую тряску и, казалось, вот-вот подкосит и без того окаменевшие ноги и расшибёт медсестру о пол. Преодолев невидимую преграду, сдерживающую от каких-либо действий, короткий вопль выскользнул изнутри и оглушил палату номер семь.

От громкого звука, мальчик вздрогнул, и на миг пространство поглотила тьма. Секунда, другая обернулись вечностью – всё глубже проникал страх. Чёрным пламенем безумия он прожёг глаза и вцепился в душу. Ещё чуть-чуть и девушка сошла бы с ума, но слабый свет умирающего прибора вновь озарил палату и, в буквальном смысле, выпихнул Дину из лап монстра, вынудив лихорадочно цепляться за вспыхивающие клочки жизни ослепшие в беспросветной пропасти глаза.

Чучело исчезло. Мальчик взглянул на медсестру: усталые измученные глаза и рот, скривившийся в чёрном овале горечи. Жуткое зрелище, до сумасшествия напугавшее молодую медсестру, будто наваждение, появившись в короткий миг и заполнив промежуток времени, проскользнуло в пространстве и испарилось без следа.

– Приснился плохой сон, – тихим голосом, чуть слышно, произнёс малыш, скривился в ледяной улыбке, словно превозмогая боль, и добавил, – похоже, и вам.

«Похоже и вам»

Он закрыл глаза, тяжело вздохнул и провалился в сон, пробормотав напоследок:

– Похоже и вам… Да?

В палату вбежала Светлана. Старшая обнаружила, дрожащую девушку у кровати с ребёнком. Молодая медсестра уже не понимала, что происходит – её психика пошатнулась и, подключив защитный механизм, вырубила реальное восприятие действительности. Девушка «ушла в себя», в момент позабыв весь этот кошмар. И всё же лучше, чем помнить, без всякой надежды забыть его в будущем.

***

Весь следующий день маленький Дима пролежал в кровати. Уставившись в окно, он равнодушно разглядывал присевших на голые ветки деревьев и залетевших, как ему казалось, проведать мальчугана весенних птиц. Мальчик чувствовал себя ужасно – паразитами в детском теле прижились усталость и разбитость. Ничего не хотелось, даже желания поиграть не возникало. Да и чем ему было заняться в этом проклятом месте, где кроме него нет ни одного ребёнка? Может только с мужиками из соседней палаты, которые так заботливо и неоднократно предлагали разбить партейку-другую, поиграть в карты. В своё время отец научил играть малыша в «дурака», и каждый раз, когда он звал сына Диму на поединок, тот благополучно справлялся с очередной задачей самоуверенного стратега, и иногда даже выигрывал. А что сейчас? Совсем неуместно и весьма несвоевременно, если учесть тот факт, что с ним происходит какая-то чертовщина. Конечно, он отказался, поскольку физическое изнеможение от ночных кошмаров тяжким грузом телесного бессилия присело сверху и придавило к кровати. Абсолютно ничего не хочется. Даже нет сил лежать, а ходить и вовсе.

Дима перелистывал детские книжки, напыщенные яркими цветными картинками, вертел игрушечный самолётик в руках, но основную часть времени, как сейчас, просто смотрел в окно. Разглядывал пернатых гостей, поющих для него на пустых ветках сонных деревьев; иногда, стараясь увидеть хоть что-нибудь интересное, заглядывал в тёмные окна домов напротив; прислушивался к звукам мчащихся мимо машин, пробуя разгадать, какой автомобиль проехал: грузовой или легковой.