Умут Кемельбекова - Красивые умирают молодыми

В тусклом свете свечи Фриц увидел, как Гретхен смазала левый глаз дочери мазью из синей коробочки. Девочка заплакала. Гретхен гладила ее по волосам и что-то говорила. Что именно, Фриц не слышал. Он видел, что Гретхен и сама плачет, быстрыми движениями смазывая волосы дочери. Смазав волосы дочери мазью, Гретхен связала их высоко на голове. Девочка плакала. Мать что-то говорила.

Фриц неосторожно переступил с ноги на ногу. Он устал стоять в неудобной позе у низкого окна. На шум Гретхен повернулась к окну, но Фриц успел отойти от окна. Гретхен не заметила его.

Она вглядывалась в темноту за окном, потом взяла стеклянную баночку, зачерпнула железной ложечкой мазь и, взяв в ладони руки дочери, стала смазывать пальцы девочки. Девочка закричала и отдернула руку.

– Тише, тише, милая! Надо, чтобы пальчики твои стали кривыми. Один глазик ослепнет, другим будешь видеть. Не плачь, милая, не плачь доченька. Открой ротик, – велела она дочери, достала порошок из черного сундучка и растерла его на деснах девочки. – Надо, чтобы зубки твои белые стали черными и гнилыми.

Девочка заплакала:

– Не хочу, чтобы зубки стали черными. Они у меня белые и красивые. Не хочу, чтобы глаз ослеп. Не хочу! Не хочу! – рыдала девочка. – Где мой папа? Он меня любит, а ты – нет! Папочка, мне так больно! Помоги мне! Мама меня больше не любит!

Гретхен обняла дочь и зарыдала.

– Нет у тебя больше отца. Нет у тебя больше отца, – повторяла она.

– А где он? Где мой отец?

– Его сожгли на костре, – рыдала Гретхен, обнимая дочь.

– Сожгли на костре? Как фрау Марту?

– Да, как фрау Марту, и тебя сожгут, если ты будешь красивой. Надо, чтобы пальчики стали кривыми, волосы выпали, лицо покрылось гнойниками, – шептала Гретхен.

– Почему, мамочка, почему? – рыдала девочка.

– Нельзя быть красивой. Дьявол полюбит тебя и заберет твою душу, и тебя сожгут на костре.

– Сожгут на костре?

– Да, как фрау Марту и твоего отца.

Девочка окаменела.

– Я боюсь – прошептала она. – Я не хочу гореть на костре. Я не хочу быть красивой! Я вырву свои волосы, – с этими словами она схватила в кулак волосы и стала тянуть их изо всех сил. Клок волос остался в руке.

– Не надо, милая моя, – остановила ее мать, – я смазала их такой мазью, что они сами к утру выпадут, и я вымою тебе голову. А сейчас пошли, поспим, милая.

Они уснули, крепко обнявшись. Над деревней вставало солнце.

Фриц не спал всю ночь. Он пытался понять увиденное. «Что делала Гретхен? Может, ее дочь заболела, и она ее лечила, как и меня? А если нет? Если она хочет причинить зло дочери? Ведь Вольфганг оказался слугой дьявола. Может, Вольфганг хотел и душу безвинного ребенка передать дьяволу, а жена ему помогала? Что же делать? Как спасти душу ребенка и самой Гретхен?»

Он не знал как, но был уверен, что их души надо спасать. Тела их принадлежат дьяволу, но души можно спасти. Надо сообщить бургомистру, наконец, решил он. Пусть передаст Гретхен с дочерью инквизиции.

Фриц пришел к бургомистру домой. Он рассказал ему всё, что видел.

– Надо спасать их души! Ведь Вольфганг оказался слугой дьявола! Не зря же его сожгли! – заключил он свой рассказ.

В это время в комнату вошел сын бургомистра. Увидев Фрица, Конрад встревожено взглянул на отца:

– Что случилось?

– Фриц думает, раз Вольфганг был слугой дьявола, то его жена – ведьма, и надо передать ее инквизиции.

– Нет! Нет! – вскричал Конрад. – Гретхен не может быть ведьмой.

– Пусть это установит инквизиция, – не соглашался Фриц. – Пусть ее бросят в реку, и если она выживет, то ее оправдают, а если она признается, то ее надо сжечь, а дочку спасти от дьявола. Ведь Вольфганга сожгли.

– Может, ее дочь заболела, и Гретхен просто лечила ее, – уговаривал Конрад. – Разве ты забыл как она и тебя вылечила?

– Не забыл! – воскликнул Фриц. – Я ей благодарен, но теперь надо спасать ее душу, раз тело во власти дьявола. Ведь муж ее стал его слугой, и Гретхен теперь – ведьма.

– Гретхен не ведьма, и муж ее не был слугой дьявола! – закричал Конрад.

Бургомистр вздрогнул от этих слов, Фриц смотрел на Конрада испытующим взглядом.

– Ты хочешь сказать, что инквизиция ошиблась и сожгла невинного?

– Что ты, Фриц, инквизиция не ошибается! – вместо сына ответил бургомистр. – Инквизиция не ошибается, но в нашей деревне больше нет слуг дьявола. Нельзя, чтобы в нашей деревне еще кого-то сожгли. Тогда инквизиция решит, что вся деревня попала под власть дьявола и сожгут всех.

Фриц задумался. Он молча смотрел на бургомистра и его сына.

– Нельзя Гретхен передавать инквизиции, – на этот раз тихо сказал Конрад.

Фриц ничего не ответил и направился к выходу. На пороге обернулся и с видом человека, который понял нечто важное, посмотрел на Конрада:

– Ты защищаешь ее, – сказал он. – Я видел, как ты ее успокаивал. Это ты – слуга дьявола. Ты дружил с Вольфгангом.

С этими словами Фриц быстро вышел, дверь за ним закрылась. Бургомистр с сыном стояли, не в силах пошевелиться.

– Что делать, отец?! Он же напишет донос! – в отчаянии произнес Конрад.

– Молиться, – ответил бургомистр.

Солдаты инквизиции пришли вечером. Впереди шёл Фриц.

Когда епископу доложили, что из деревни доставили сына бургомистра, он спросил:

– Только сына?

– В доносе указан только сын, – ответил солдат.

– Надо арестовать самого бургомистра, его жену, детей и слуг. Я же говорил, что если появилась одна ведьма, то дьявол захватит всю деревню. Арестуйте также тех, кто приходил к бургомистру в последние дни.

– Среди последних есть и Фриц.

– Кто это?

– Он написал донос.

– Это не имеет значения. Дьявол хитер и принимает множество обличий, чтобы скрыть свои поступки. Фриц мог написать донос, чтобы его самого не заподозрили в связи с дьяволом. Арестуйте его вместе с женой и детьми.

Подумав, епископ приказал:

– Возьмите солдат. Арестуйте всех.

Солдаты вошли в деревню с двух сторон. Одна группа направилась к дому бургомистра, другая – к дому Фрица.

Вскоре в обоих домах раздались крики и плач детей.

Солдаты собрали на площади человек двадцать. Повели их, избивая. Подгоняли криками: – Слуги дьявола! Гореть вам на костре!

Гретхен с дочерью смотрели из окна, как вели арестованных. Соседи вышли из домов, криками встречали процессию, бросая в нее камни.

Девочка дрожала и крепко прижималась к матери.

– Нас тоже заберут, да? Нас сожгут на костре? Потому что мы красивые?

– Нет-нет, доченька, нет! Ты уже не красивая, тебя не тронут.

Гретхен внимательно осмотрела гноящийся левый глаз дочери. Сняла платок и осмотрела голову, покрытую язвами. Кое-где торчали клочья волос.

– Не болит? – спросила она. – Скоро заживет.

– И у меня снова будут красивые волосы? – неожиданно обрадовалась девочка.