Егор Nебо - Маяки

– Здорового человека, здорового, – прошептал я и добавил, подражая Венечке Ерофееву. – Тяжело мне, ангелы. Дайте поспать. Напойте колыбельную. А?

Я сказал и прислушался. Иногда, откуда-то из совсем далёкой соседской квартиры доносились неясные, но явно религиозного характера песнопения. Я считал их колыбельными песнями ангелов – именно для меня. Но сегодня ангелы молчали.

Я вздохнул и перевернулся на другой бок.

– Вот сколько производит хорошая бетономешалка? – подумал я. Спать не хотелось совсем. Вернее, хотелось. Но не моглось. – Я был бы хорошей бетономешалкой, или нет? Если в меня засыпать цементу, песка и бетону?

Я снова перевернулся. Хотелось думать о приятном, и я стал думать о том, что я был бы хорошей. Производительной бетономешалкой.

При выходе из запоя ночью существует одно руководство, одна заповедь, которую нужно неукоснительно соблюдать. Заповедь эта – ляг и не шевелись. Не крутись из стороны в сторону, лучше не будет ни на одном из боков, на спине не будет лучше тоже; если ляжешь на живот, это опять тебя ничем не спасёт. Даже если разверзнутся небесные хляби*, и сам Сатана в чёрных молниях прыгнет тебе за спину – не переворачивайся на другой бок и не смотри на него. Тем более, что, скорее всего, это никакой не Сатана, а твоя кошка решила ободрать картонный футляр от гитары. Оттого и столько звука.

Не вертись. Это просто состояние организма, когда ему плохо в любом положении. Будешь вертеться – совершенно точно не сможешь заснуть.

Заповедь эту я хоть и знал твёрдо, но никак не соблюдал, и этой ночью, если бы у меня была резьба, я бы уже давным-давно провертелся в спинку кровати и намертво там бы застрял. Где-то предположительно по пояс.

Я убеждал себя не шевелиться, я говорил себе: попробуй лучше дышать тихо и размеренно, а ещё попробуй остановить все мыслительные процессы. Я знаю, это почти невозможно, но попробуй – без этого никак не уснуть.

В такие ночи слух мой отчего-то становился очень острым, и я знал прекрасно, что где-то в квартире внизу завели собаку, и что спит она в коридоре. Знал периодичность походов соседей в туалет. Знал, что по уикендовым ночам кто-то ходит на балкон курить, знал, во сколько кладут спать детей, которые топочут сверху, мог дешифровать все движения моей кошки – откуда она спрыгнула или что пошла жрать, а может быть, и вовсе залезла на стол.

Ночь – она вообще для звуков. Когда исчезают почти все информационные поля, все эти радиоприемники и телевизоры, DVD-проигрыватели и каналы, по которым смотрят порнофильмы, всё-всё исчезает, до последнего держится только лифт – он может загудеть и в два, и в три ночи, а по выходным загудит обязательно.

Эти мои размышления прервал телефонный звонок.

У товарища Розенбаума есть песня «Ночной звонок». В ней, в этой песне он сообщает, что не любит ночные звонки. Говорит, что кроме беспокойства, ничего такие звонки не несут. Я вполне разделял эту мысль, но трубку, тем не менее, взял. Слава богам, это был ДэВэ, от которого не стоило ждать каких-то неприятностей.

– Здравствуйте, ДэВэ.

– И вам того же, АН. Я понимаю, что поздно. Но дело достаточно безотлагательное. Тем более, что по вашей просьбе. А я завтра улетаю в Лондон, понимаете ли.

– Понимаю, кто же лучше меня вас поймёт, ДэВэ. Говорите…

– Тут такое дело… Что лучше не по телефону. Это про вашу организацию, АН.

– Про Шепетинского, что ли? – я считал себя очень проницательным мальчиком.

– Александр Николаевич, – я будто наяву увидел, как досадливо морщится Дмитрий Валентинович. – Я же говорю. Не надо ничего по телефону… Хотите, приезжайте ко мне в течении получаса. Нет, встретимся после Лондона… Хотя есть некоторые обстоятельства, что встретиться стоило бы до моей командировки.

– Понял, – понял я. В том числе понял, что прокололся и очень может быть где-то подставил ДэВэ и себя, назвав фамилию Шепетинского по телефону. – Тут всё зависит от такси, ДэВэ. Я ведь не на самолёте. Но должен успеть.

– Будете через сорок минут – ничего страшного.

Я действительно был у ДэВэ через сорок минут.

20.

Когда ДэВэ открыл дверь я вместо «здравствуйте» сразу спросил:

– Ну?

– Что же вы так разволновались-то, Александр Николаевич? – спросил ДэВэ. – Разувайтесь. Проходите.

Я стал разуваться и проходить. Зашли на кухню, ДВ стал делать кофе. Я его не торопил. Кофе машина стала лить струйку кофе в чашку и Дмитрий Валентинович наконец начал.

– Сама организация, и сведения о ней, знаете ли, достаточно скучны, – сказал ДэВэ и поставил две чашки на стол. – Хотя и не лежат в открытом доступе. Да… Не лежат.

– Если вы потратились, вы скажите, ДэВэ! – ответил я. – Вы же знаете, я сейчас при лавандосе.

– Да ну что вы в самом деле… Глупости какие-то говорите, слушать неудобно, – ДэВэ сделал сострадающее моей глупости лицо. – Выпьете что-нибудь?

– Нет, – на второй день после запоя я был твёрд совершенно, как камень*. – Я в состоянии устойчивой ремиссии…

– А. Понимаю, – ДэВэ посмотрел на меня, всё понял про мою ремиссию и начал о говорить о главном. – Ваша канадская береговая охрана занимается на территории Беларуси совершенно легальным и приносящим стране валюту бизнесом. Закупает у нас оборудование, в том числе и высокоточное, которое помогает осуществлять функции охраны береговой линии государства Канада.

– Всё? – я сглотнул.

– Почти. Почти всё, Александр Николаевич. То есть, в известном смысле всё… Я бы мог вам, при желании, достать списки того, что они закупают. Такой список недорого отдавали. Но мне почему-то показалось, что это вам безо всякой надобности.

– Если они действительно просто закупают оборудование…

– В этом даже не сомневайтесь. Легальность им обеспечивает именно это. Государственный, понимаете ли, заказ. Ошибки быть не может.

– Ну тогда конечно. На кой чёрт мне смотреть на их оборудование…

– Я подумал совершенно аналогично. Но, Саша, но! – Дмитрий Валентинович явно собирался теперь сообщить нечто важное. – Я нашёл тебе человека, который поступил ровно так же, как и ты.

Иногда, в редкие моменты, ДэВэ обращался ко мне на «ты». Но уловить связь, когда именно наступали такие моменты, я не мог.

– Эээ, – не понял я. – Это как же?

– Он не пошёл с ними на сделку. С этой организацией.

– Отказался?

– Ну да. Ты же отказался продать им книгу…

Тут я вспомнил, что не поставил ДэВэ в известность о том, что книгу свою я таки продал.

Продал с потрохами.

– Это я сначала отказался… – приступил я к объяснению.

– Да это не важно, Александр Николаевич! – сказал ДэВэ. – Понимаете, я нашел ещё одного человека, которому поступило такое же предложение, как и вам!

– А, – сказал я. – Ну конечно. Понимаю. Это же многое может прояснить.