Егор Nебо - Маяки

Я стал рассказывать дальше своё видение наших совместных дел, но Змитер меня перебил.

– Меня жена выгнала, – буркнул Димитров и достал что-то из-под стола. Щелкнул крышкой, срывая пломбу, и глотнул прямо из горлышка. Водка. Меня передёрнуло.

– Будешь? – спросил мой самый главный директор, кривясь и ставя бутылку на стол.

– Не буду, Дима. Прости. Чуть выбрался вчера.

– А, – сказал Димитров. – А я вот так и не выбрался. Вчера пришёл домой, а в двери верхний замок закрыт. От которого у меня ключа нет.

– Строгая у тебя жена.

– Специально врезали, – с каким-то мазохистским удовольствием произнес Димитров. – Чтобы я выбраться не смог, когда запой. Хорошо, пусть запои действительно не нужны, пусть замок…

Жена действительно иногда просто не выпускала самого главного директора из дому. Я сначала не мог этого понять, потом смеялся, затем начала раздражать невозможность оперативно решить какие-то вопросы.

– Но, чёрт побери, не домой же меня не впускать мы этот замок повесили!

Димитров добавил много матом. Потом снова приложился к горлышку своей бутылки, и в этот момент вошла Веснина. Змитер, не отрываясь от горлышка, перевёл взгляд на Веснину, махнул ей рукой – «заходи», спокойно допил, сколько хотел, и поставил бутылку. Теперь уже, правда, под стол.

Веснина не повела своей четко очерченной, «вразлет», бровью. Я поздоровался с ней. Она со мной. Мы приступил к своим делам.

У Змитера же, похоже, сегодня никаких дел не было. Он ещё немного посидел, впитал и переварил. Потом Димитров заинтересовался порезом на полу:

– Гляди ты! Только же постелили линолеум… новое всё… А уже порез.

Он оглянулся на нас:

– Никто не знает, чем бы тут..? – спросил директор издательского дома.

– Иодом можно, – неожиданно предложила Веснина.

– Или зелёнкой, – добавил я.

Димитров пошевелил ногой линолеум и совершенно беззлобно сказал:

– Юмор – это хорошо… – тут новая мысль пришла в его светлую голову, и глава концессии спросил:

– А может, у кого трубка есть? – спросил Димитров. Сигарет он не курил, курил исключительно табак.

– Как ни прискорбно, – ответил я.

У Весниной трубки также не было.

Змитер подумал и сказал:

– А вот скажи мне, Саша.

Учредитель концессии собрался с мыслями и продолжил.

– Почему я всё время хожу и побираюсь, а? Почему я не могу просто сходить на Октябрьскую и купить себе там недорогую… Пусть…

Димитров уже опьянел. Табак бы сделал из него вату. А был ещё только первый час дня.

– Хотя бы недорогую трубку. Вот скажи мне – почему?

– Нипочему, – ответил я. – Можешь. Если у тебя есть деньги, и если тебя в метро менты пропустят.

– Тю! Из-за ста грамм не пропустят? Чо это ты такое говоришь?

Ну, если это было сто грамм… Хотя всё могло быть. Могло просто «накрыть» человека с вчера. Запросто. Змитер довольно резво поднялся, поднял руки и сказал мне:

– Смотри, мальчишка!

Я решил, что сейчас будет какой-нибудь акробатический этюд, и даже мелькнула мысль, как бы помешать этому. Но нет. Самый главный директор просто закрыл глаза, потом по очереди дотянулся указательным пальцем до своего носа.

– Видал? – спросил Димитров.

Я зааплодировал.

– Ладно. Вынужден, так сказать, ненадолго вас покинуть, – сказал Димитров.

И Змитер пошёл к выходу, задел по дороге стул Даши и даже не заметил этого. Он вышел. Мы с Весниной остались одни. Настал какой-то неловкий момент. У меня были деньги, я хотел их потратить на Веснину, но как это сделать – совершенно не представлял. За последние годы я совершенно разучился ухаживать за девушками.

– Может, перейдём на «ты» уже? – спросил я.

– Вы вроде уже и перешли, – ответила Веснина. Она была увлечена работой.

– Перешли, значит, – говорить мне дальше было решительно нечего.

Я показался себе приехавшим позавчера из деревни колхозником, который разговаривает с арендодателем. Мне, колхознику, квартира нужна была всего на три дня, максимум – на неделю, распродать свой нехитрый товар. Но я выпячиваю широкую грудь и делаю вид, что сниму на месяц точно. Диалог строился отвратительно.

– Я курить, – я встал и вышел из офиса. На улице я закурил.

Через минуту, к моему удивлению, на улицу вышла и Веснина. И тоже закурила.

– Ну что ты, обиделся?

Я с удовольствием, хоть и не без удивления, отметил это вот «ты».

– Старенький я уже обижаться, – сказал я.

– Хм, – по лицу Даши было видно, что я кокетка. – Тебе сколько – тридцать пять?

– Тридцать шесть, – я многозначительно поднял палец вверх.

– Одногодки, выходит. Семьдесят девятого же?

– Его.

– А месяц?

Я хотел сказать что-то несмешное про знаки Зодиака, но вовремя сдержался.

– Октябрь. Десятое десятое. Магическая пара цифр.

– Я старше даже, – ответила Веснина. Я помнил, что день рождения у неё был в мае, и что по гороскопу она была совершенно не подходящий мне Телец. – А что в твоих цифрах-то магического?

– Ну как, ты не чувствуешь, что ли – десять десять. Это ли не магия?

– Неа. Не чувствую. Докурил? Пошли? – сказала Веснина.

Я вдруг понял, что и сейчас она командует мной, совершенно, как тогда. Осознанно? Может быть, она меня всё-таки узнала? Или она всегда была и есть ведущая? Дело в том, что в паре никогда не бывает двух ведущих, считал я. Или двух ведомых. Никогда. Такие пары просто крайне неустойчивы и распадаются так же быстро, как распадаются магниты одного знака.

Мы вернулись. Я решил все-таки ещё раз потрогать быка за рога.

– Даш. Тогда… Ну, четыре дня назад… Я вопрос про кофе тебе задать успел, а вот ответ получить – нет. Ну помнишь?

– Помню. Красивый тот выдался день. Как забыть? У меня, кажется, сотрясение было. К врачу, может, и зря не пошла.

– Да, ударилась ты неудачно, – промямлил я.

После паузы Веснина сказала:

– Ты не хочешь извинитиься?

Я растерялся и решил переспросить:

– Извиниться?

– Ну да.

– За что?

– Ну… Это же ваша разборка, ваши проблемы. А сотрясение у меня.

– Моя разборка? Мои проблемы? С чего это ты взяла?

– Димитров говорил, – Веснина оторвалась от своих бумаг и вспомнила что-то. – Тебя в больницу увезли, Димитров приехал и рассказал, что вы свои какие-то старые бандитские дела здесь решали.

«Вот это да, – подумал я. – Ну и сука».

А самое-то главное – зачем? Значит ведь было – зачем. Димитров просто так такие вещи не говорит.

– Ну хорошо… Даша… Если это мои разборки были. То прими мои самые глубокие и самые искренние извинения.

Веснина немного подумала, потом равнодушно сказала:

– Принимается.

Мы поскрипели каждый своей работой. Затем я вспомнил, зачем вообще затеивал этот разговор.

– Даша, так как насчёт кофе? – меланхолично сказал я.