Владимир Яценко - Пленники зимы

– Да, конечно, – не сбавляя темпа, она умудряется чуть качнуть головой. – Я пропустила только Европу, но это была восполнимая потеря. Как тебя зовут на этот раз?

– Максим.

– А меня?

– Светлана.

– И как успехи?

– Как всегда.

– Понятно… – он поворачивает к ней голову и видит, что она улыбается. – Исключение из комсомола и пожизненный волчий билет?

– Что-то вроде этого.

– А знаешь, кто на тебя тогда настучал?

Максим чувствует досаду.

– Не знаю, Галка, и знать не хочу. Мы уже давно умерли, с нами умерла и та обида.

– Это не так, Костик. Люди могут умереть, но их обиды остаются. Ходят привидениями среди живых, выбирают новых участников и снова разыгрывают свой сценарий, в надежде всё-таки разрешиться… Они убили нашу любовь, Костик. Какой в этом был смысл? Какой вообще смысл в разрушении? Почему люди делают плохо друг другу? Мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой. Я всю жизнь о тебе думала, внукам своим о тебе рассказывала. А они смотрели на мои морщины и думали: "что эта старая вешалка может понимать в любви"? Почему они с нами так поступили?

– Галка, – откликается Максим. – Физику помнишь?

– Причём тут физика?

– По-другому не объяснить. Тело, поднятое над землёй, обладает энергией относительно земли. Так и любая конструкция содержит энергию относительно окружающего её беспорядка. Чем выше тело над землёй, тем больше его энергия. Чем сложнее конструкция, не важно какая: самолёт, город, или счастье влюблённых, тем больше в ней энергии. Понимаешь?

– Кажется, да, – отвечает Галина. – И что?

– При падении потенциальная энергия тела переходит в энергию движения, которая может быть использована. Например, крутить турбину на электростанции. При разрушении конструкции тоже выделяется энергия. Человек её чувствует, воспринимает, и даже обращает себе на пользу.

– Теория вампиризма?

– Грубо, но правильно.

Они несколько минут бежали молча.

– Мутная тема, – пожаловалась Галина. – Извини, я сама виновата. Давай о чём нибудь повеселее.

– Давай, – с облегчением отвечает Максим. – Например?

– Например, я так и не поняла, почему ты выбрал такой странный способ со мной познакомиться?

– Не поняла?

– Нет, конечно. Или ты думаешь, что я в тот вечер осталась с тобой из-за этой магнитофонной записи?

Максим промолчал. "Вот это да!.." – Первым на тебя обратил внимание Андрей…

– Он поступил очень… необычно.

– Ты ожидал от него отпора?

– Во всяком случае, каких-то признаков неудовольствия. А он на следующее утро сам подошёл, поздравил…

– По его вере, глупо вмешиваться в события, которые уже происходят. Он всегда говорил, что нужно думать не о точке, в которой цель находится сейчас, а о точке, в которой цель будет находиться к моменту подлёта снаряда. Управлять событиями, которые прямо сейчас происходят, – невозможно. Есть возможность управлять событиями, которым только суждено сбыться…

– У него увели девчонку, а он думает о теории управления?

– А что ты думал? Интеллектуал! Всё подчинено красоте. Выбирает женщина. Кто становится между ней и её избранником – убийца несчётного числа возможных поколений. У него целая теория была. Народ на его лекции, как на фильмы про Фантомаса ломился…

– Лекции?

– Да. Он не доучился на юридическом в МГУ, перевёлся на философский. Потом пять лет жил в Шри-Ланке, а когда вернулся, основал свою философско-религиозную секту: медитация, восточные единоборства, любовь и гармония. У КГБ числился в активных диссидентах. Проходил принудительное лечение в психушке, но вредную агитацию не прекратил. Так и сгинул где-то в тайге в конце семидесятых.

– Да, – Максим качает головой. – Ну и приятели у тебя!

– Нет, – она вздыхает. – Из поэзии для души только ты и Андрей, остальные – проза. Вы стоили друг друга. Как интересно вас судьба друг другу показала, и как жаль, что она вас так бестолково развела…

– Интересно… – эхом откликнулся Максим. – А что ещё он проповедовал?

– Да там много чего было, – она беспечно взмахивает рукой. – Помню, принцип независимости: никто человеку не должен. Что бы он ни делал – всё делает для себя. Поэтому не вправе ждать благодарности…

– Дети?

– Ребёнок может уважать и любить своих родителей, но, во-первых, не обязан этого делать, и, во-вторых, если всё-таки любит и уважает, то не за факт своего рождения и не за то, что они для него сделали: и первое, и второе – от Бога.

Любовь и уважение к родителям только за их человеческие качества, которые не подделаешь, в которые не поиграешь…

– Любовь?

– Любовь не обязывает. Избранник ничего не должен влюблённому. Любовь – сама по себе награда, способ состояния души, при котором невозможное становится возможным. На самом деле – беда, если избранник отвечает взаимностью. Тогда влюблённому сложно сосредоточиться на созидании. Титанический потенциал, дающий возможность круто изменить свою судьбу к лучшему, растрачивается впустую или уходит к следующему поколению. Львиная доля энергии тратится на извлечение из окружающей среды удовольствия. Влюблённый уподобляется человеку, который копает глубокую яму у себя под ногами, ибо "здешняя жизнь – только игра и забава"…

Максим поворачивает к ней голову.

Он так и знал – это не Галина.

Это Игорь бежит. Тяжело бежит, из последних сил.

– Дзю, ты зачем в Машу стрелял? – спрашивает Максим.

– Я не в неё стрелял, командир, – с трудом, с большими паузами выплёвывает слова Игорь. – Это я страх свой расстреливал, да видно промахнулся.

– Зачем ты здесь?

– Обещал помочь.

– Так помогай.

Максим видит, как тает, исчезает, пропадает в темноте силуэт Игоря, но его голос всё ещё слышен ясно:

– Скитник проверяет тебя, командир. Всё ещё раздумывает, кому быть пилотом.

Пункты прибытия зависят от настройки машины. А пилотом-настройщиком может быть только один человек. Мне бы не хотелось, чтобы победила Калима, командир. Мне не нравятся её миры…

И вот он опять один, стремительно несётся сквозь тьму, без всякой надежды на проблеск света. Света! Светлана!

Или Симона?..

Чуть меньше самолюбия, чуть больше фантазии в поисках согласия, и перед людьми опять распахнутся врата Рая. А так они сейчас где-то там, в темноте, в страхе.

Прислушиваются к его топоту ног; хриплому, тяжёлому дыханию. Топот и хрип настигает их, о чём они думают?

Максим замедлил бег. Пошёл шагом. Почти остановился, с трудом восстанавливая дыхание. Но прошло минут пять, прежде чем он решился попробовать голос:

– Света! – закричал он. – Светлана!

Он перестал дышать, прислушался.

Нет. Ничего. Даже эха нет. Звуки вязнут в тишине, как в остывающей смоле – ветер.

Отвечают только удары сердца, да своё хриплое дыхание. Видно, нет рядом близких людей. А может, и не было никогда. И он опять переходит на стремительный бег.