Т. Волшаник - Остановка на пути домой

В его памяти остались слова, сказанные ему… он уже и не помнил, кем, очень давно, когда он был совсем ребенком. Рохан тогда шалил и ради забавы включал и выключал свет в комнате. И тогда тот некто сказал ему: «Ты представляешь, какие могучие силы ты вызываешь к жизни просто из баловства?»

На самом деле, некто произнес тогда целую речь. Он говорил про гигантские электростанции на берегах морей, про приливы, про линии электропередач, еще про что-то. Большая часть сказанного была выше разумения Рохана. Но «могучие силы» произвели на него неизгладимое впечатление. А еще – в его создании рядом оказалось великое и обыденное, его детское желание – и могучие силы, которые оно, оказывается, могло вызывать.

Так бывает, что порой слово или поступок совсем случайного в твой жизни человека, иногда и вовсе незнакомого, оказывает неизгладимое впечатление, направляет твое развитие по какому-то новому пути. Да что человек! Случается просто услышать слова, сказанные кем-то, кого и не видел вовсе, и адресованные вовсе не тебе – а они так задевают за живое, что начинаешь применять сказанное как меру к самому себе, и эта мера может стать несущей конструкцией твоей личности.

Так и Рохан начал применять эти «могучие силы» ко всем вещам, которые его окружали, и с удивлением обнаружил, что все они – не просто вещи, а результат трудов, размышлений, а потом, когда дело дошло до плодов его собственных неловких усилий, – радости от достижения результата.

Рохан как последний скупердяй берег амуницию, зонды, оружие. Он с аптекарской точностью определял, сколько и чего нужно брать с собой. И не было экспедиции, чтобы эта его «рачительность», как говорили, посмеиваясь, товарищи, не сослужила им добрую службу. Не было человека, который бы не поражался его памяти. Еще бы – Рохан натренировал ее хранением многочисленных сведений, за которыми он предпочитал лазить в свою голову, а не баламутить по пустякам могучие глубины глобальной информационной системы.

***

Между тем зонды были выведены на стартовую позицию, в том числе и их небольшая самоходка, силовой экран был на мгновение снят, и они начали быстро удаляться по пустыне. Рохан следил за ними в иллюминатор с чувством легкой щемящей жалости. Исследовательские машины под защитой собственных экранов быстро пропали из поля зрения, но все следили за самоходкой. Через несколько минут воздух в нескольких десятках метров от корабля вдруг пришел в движение, и ее заволокло плотное черное облако. Несколько раз оно как бы взрывалось, слегка рассеивалась – инженеры поставили на робот электронные пушки, высокочастотные и низкочастотные излучатели – но энергия этих пушек была рассчитана только на несколько залпов. Облако вновь обретало плотность, прошло несколько минут – и оно рассеялось само, не оставив после себя ни малейшего следа. Самоходка растворилась бесследно.

Рохан шумно вдохнул. Он ожидал увидеть что-то подобное, но… как же их было много! Пустыня будто была покрыта живым песком. Его даже слегка передернуло при этой мысли.

Судя по оживленному обсуждению за его спиной, зонд успел передать немало интересных данных. Он не стал участвовать в дискуссии – все это, «разложенное по полочкам», проанализированное будет представлено вниманию экипажа уже через несколько часов.

Через несколько часов он уже многое будет знать, например, о том, как обороняться от мушек. А пока он занялся тем единственным делом, которое от него требовалось – подготовкой к экспедиции в лес.

Знакомая любимая работа почти совершенно успокоила его. Он забыл о странной несуществующей утренней жаре, о неведомой силе, которая выгнала из кораблей их предшественников. И мушки уже не вызывали у него прежнего трепета – это была просто здешняя особенность, с которой можно так или иначе справиться.

Беспокоило его совершенно другое. В глубине души он понимал, нет, знал, что все это совершенно зря. Эта экспедиция к лесу не могла состояться. Если бы Рохан допускал мысль о возможности предчувствия, подобное ощущение должно было бы его страшить. Но предчувствия, как и любая прочая мистика, были для Рохана невозможны, поэтому он просто досадовал, что у него внутри происходит нечто, чего он не может контролировать. С этим чувством он и отправился спать, когда началась условная ночь, которая теперь почти совпадала с настоящей, астрономической.

Сон, конечно, не обещал быть безмятежным, но то, что случилось, превзошло все мыслимые ожидания. Рохан заснул, но примерно через час его разбудил сигнал тревоги. Судя по небольшой информационной панели в его каюте, никакой внешней угрозы не было, и все системы корабля оставались в норме. Тем не менее, автоматика сочла нужным разбудить второго по важности члена экипажа. Он вскочил, натянул брюки и рубашку, второпях смял задник туфли и так и побежал по коридору жилого сектора, освещенному неярким теплым светом, будто бы неловко приплясывая, пытаясь на ходу выправить задник туфли. Он никак не выпрямлялся и громко в тишине ночного коридора шлепал Рохана по босой пятке.

Трудно было даже предположить, что мог значить сигнал тревоги в такой ситуации. Рубку Рохан нашел в том же виде, как и несколько часов назад. Загорелся только сигнал, сообщавший, что кто-то пытался выйти на поверхность. По его же собственному распоряжению, открывать его имели право только несколько членов экипажа, отобранных по принципу наибольшей психической устойчивости.

В рабочем секторе коридор был тих, погружен в полумрак, почти благостен, только беззвучно мигали сигнальные индикаторы. Рохан остановился, поправил туфлю, привел в порядок дыхание и пошел дальше, инстинктивно стараясь ступать тише. Спустившись ниже, он услышал звуки шагов, человеческой возни и голоса. Все они были тихими за исключением одного высокого и мелодичного.

– Сбросить одежды и идти свободными! – Рохан узнал голос Демы. Бедняга, кажется, больше всех страдал от загадочного психического воздействия. Неудивительно – кто, как не человек-эмоция, должен был оказаться самым внушаемым. – Голые люди на голой земле…

Остальные голоса звучали довольно буднично, Дема явно не представлял угрозы ни для себя, ни для кого-либо на корабле. В минуты опасности, в Рохане просыпалась исключительная чуткость и наблюдательность, ему было достаточно услышать дыхание товарища, чтобы понять, что тот в беде. И сейчас, казалось бы, можно было успокоиться. Но под ложечкой сосало с возрастающей силой и, приближаясь к месту событий, он все больше ускорял шаг.

Так, почти бегом, он миновал последний поворот коридора… и увидел.

На площадке перед исправно сомкнутыми дверцами лифтовой кабины собралась приличная для этого времени толпа – дежурные, врачи, «случайные» люди, те, кто мог сейчас спокойно спать, но почему-то оказался тут. Взгляд Рохана тут же выхватил Лину. Он всегда ее выхватывал. На двери беспорядочно горели индикаторы – кто-то, явно не слишком хорошо владея собой, пытался выйти и давил на все панели подряд. На полу прислонившись спиной к дверце, будто бы обессилев, подтянув колени к груди сидел Дема… все еще возбужденный, но уже слегка осоловевший…