Т. Волшаник - Остановка на пути домой

Сейчас он был удивлен: мозг во сне реагирует на физические ощущения тела, и подобное было бы естественно увидеть, если бы ему было жарко.

Пытаясь согреться под прохладным полотном пододеяльника, Рохан думал, что бы это могло значить. Он относился к снам примерно так же, как к интуиции, не видя в них никакой загадки, ничего, что нельзя было бы объяснить с помощью физиологии, психологии, да и просто здравого смысла.

В молодости, следуя услышанному где-то совету, он «загружал подкорку»: перед сном настойчиво размышлял о чем-то, что ему требовалось разрешить, чтобы мозг во сне доделал работу – сам, без его участия. Чаще всего этим чем-то становились задачи курса высшей математики, которые ему больше всего хотелось решить именно так – совмещая приятное с полезным. Не то, чтобы она ему плохо давалась, но он чувствовал какую-то досаду от того, что приходится тратить время на нечто до такой степени абстрактное. Его усилия ни к чему не приводили – он не мог увидеть во сне решения, и назавтра, садясь за пример, обнаруживал свою голову в том же состоянии, в каком он ее оставил накануне – в ней не появлялось ни одной новой идеи.

Позже он пробовал использовать сны для самоанализа. Когда ему снился особенно яркий сон, сразу по пробуждении он записывал подряд все мысли, которые, цепляясь одна за другую, всплывали в его голове после первого толчка – мысли о сне. По идее, в цепочке этих мыслей должно было оказаться подавленное цензурой рассудка желание. Но у Рохана эти психоаналитические изыскания так ничем и не кончались: в записанном потоке сознания он был способен разглядеть только признаки заботы о делах дня сегодняшнего. Он забросил психоанализ, а сны – не иначе, как поняв всю безнадежность своего положения – вообще стали вылетать из памяти, стоило ему только открыть глаза.

На сей раз Рохану тоже не удалось прийти к каким-то важным заключениям, потому что, согреваясь, он очень скоро почувствовал приятную предсонную тяжесть, а мысли его, теперь уже наяву унеслись в детство, к его деду.

Дед никогда его не поучал – и как же так получилось, что во всех своих делах – от важных до самых незначительных – Рохан руководствовался его уроками? Вот, например, дед научил его бороться с бессонницей. Какая могла быть бессонница у маленького мальчика? – ему просто не хотелось, чтобы прекращался поток впечатлений этого дня. Но он слышал, как сетовала по поводу бессонницы его бабушка, и тоже сетовал, а дед лукаво делал вид, что верит ему и хочет помочь. Для того чтобы быстро заснуть, говорил он, нужно некоторое время полежать без одеяла – пока не станет чуть-чуть зябко, а потом укрыться потеплее… Вот и сейчас получилось, как дед советовал, и, несмотря на обилие впечатлений дня и ночи, Рохан крепко заснул, и проспал уже без всяких сновидений до звонка будильника.

***

Ночная загадка недолго беспокоила Рохана. Нужно было сосредоточиться на текущих делах. Когда он вошел в рубку, там уже были двое: Дэвид, инженер защиты, и Александр, биолог экспедиции. Они просматривали ночные и утренние записи с периметра силового поля. Увидев Рохана они сообщили почти хором:

– У нас гости.

Удивительно, как по-разному можно было сказать одну простую фразу. Дэвид был обеспокоен, не сильно, но все же заметно. Все время, что они разговаривали, он постоянно то вертел заклепки на рубашке, то тер костяшками длинных пальцев глубокие височные впадины. Александр же сиял. Еще бы. Он же был биолог…

Пока было неясно, какую природу могли бы иметь мушки, каждый член экипажа принимал ту или иную сторону в зависимости от того, какой результат ему бы понравился больше. В пользу их естественного происхождения говорило отсутствие следов цивилизации на планете, тем более такой, которая способна была бы создать подобные искусственные системы. Внепланетное происхождение было также маловероятным: о цивилизации, настолько развитой не только чтобы создать мушек, но и завезти их на другую планету, было бы известно. Интеграция в межгалактическое сообщество происходила обычно на более ранних этапах.

Но каким образом живые существа могли бы уничтожать самые прочные земные материалы? Возможность для живых существ обладать инструментами, или вырабатывать материалы такого рода безопасно для самих себя казалась сомнительной.

Единственным на корабле, кто не сомневался, что предстоит иметь дело с живыми существами, несмотря на все противоречия, был Александр. Конечно же, ему этого страстно хотелось.

Не то, чтобы Рохан впервые видел биолога таким воодушевленным, но сейчас он был, несомненно, в одном из своих редких состояний. По правде говоря, Рохан довольно долго считал Александра угрюмым трудоголиком, едва ли не вовсе лишенным эмоций. Об этом свидетельствовала даже его фигура: грудная клетка, будто бы втянутая внутрь, вечно опущенная голова, будто он пытался прикрыть лицо густыми темными волосами. Казалось, единственным предметом, о котором он способен был – нет, не просто говорить живо, с неподдельным интересом – а говорить с другими людьми вообще – была его любимая наука. Со временем эта иллюзия, конечно же, развеялась. Александр оказался интересным собеседником, глубоким, много знающим человеком. Рохан нередко заводил с ним разговоры, начиная с будто бы почему-либо важных для него биологических вопросов и постепенно отклоняясь на что-то более отвлеченное. Рохану, конечно, было немного стыдно перед биологией, которую он так бесцеремонно использовал, но удовольствие от беседы перевешивало неловкость.

Сейчас Рохан на секунду пожалел о том, что душевный подъем его товарища пропадает зря, но было не до того.

На первый взгляд, местность вокруг корабля выглядела такой же пустой и безмятежной, как и вчера. Но камеры в приближении показывали совершенно другое. Экраны, казалось, были усыпаны мелкими черными точками. Это были те самые мушки… Они роились вокруг неприступной для них преграды. Поднимались они сравнительно невысоко – не больше метра-полутора. Движения казались бестолковыми и хаотичными. Поведение каких-нибудь земных насекомых – да те же мух – представлялось бы более осмысленным.

Его товарищи, видимо наблюдали за ними дольше и пришли к другому мнению.

– Чем больше я на них смотрю, тем больше мне кажется, что во всем этом есть какая-то закономерность. Обсчитать их траектории практически невозможно… – Дэвида нисколько не воодушевляла загадка природы мушек, было бы только, что обсчитать. – Но мне кажется, они либо изучают экран, либо хотят через него проникнуть. А если так, получается, они понимают, что есть что-то для них интересное? Откуда они знают? Может, кто-то посылает сигналы отсюда?