Т. Волшаник - Остановка на пути домой

– А что передал зонд? Можно определить, что это за облако? – спросил Рохан.

– Практически ничего полезного. Частицы… Двигаются очень быстро. Сейчас будет запись.

Запись действительно оказалась бесполезной. Обычная картинка пустого пространства: поверхность планеты, периодические панорамные съемки пустыни. Перед объективом вилась пыль, в которой мелькали частицы желтоватые и почти черные. Черных вроде бы становилось больше. Потом экран потух.

– А что дальше?

– Ничего. Некоторое время идет шум. Потом запись обрывается.

– Хорошо. Нужно поработать с той картинкой, что есть, – распорядился Рохан. – Может удастся определить, что это за такие облака тут. И все данные по атмосфере, грунту… короче, все, что зонд успел передать. И вот еще…

Рохан замолчал. Он только сейчас сообразил, что в присутствии командира отдавал распоряжения и задавал вопросы, которые должен был бы задавать он. Командир молчал, и на лице его застыло какое-то странное выражение. Казалось, его не интересовали события с зондом. И Рохан опять подумал, что в эти последние дни командир почти не участвовал не то, что в руководстве, а даже и в общей жизни экипажа. Может быть, он опасался, что его эмоции повлияют не только на принятие решения, но и на его выполнение?

Впрочем, Рохан отвлекся лишь на несколько мгновений. Он все равно не мог знать, что чувствует командир, не мог даже строить предположения – психология была не его стихией. К тому же, перед ними стояли гораздо более насущные и серьезные вопросы.

– У зонда ведь не было защитного экрана? – спросил он.

– Нет, не было. Стандартный зонд со стандартным оборудованием.

– Подготовьте еще один зонд, установите на него маломощный экран, – сказал Рохан. – Он сожрет кучу энергии, но много времени и не надо. Может, удастся получше разглядеть, что там да как…

По правде говоря, Рохан не очень понимал смысла собственного распоряжения. Проверять надежность экрана не было нужды, еще не было случая, чтобы он подводил. Получше разглядывать «что там да как» тоже было в общем-то ни к чему. Эти облака, конечно, возбуждали интерес, но его, Рохана, почему-то не очень беспокоили. Внизу их ожидала более важная загадка и более серьезная опасность – и подстерегала она только людей. Но он ощущал на себе ответственность куда большую чем обычно. Они должны были разгадать все тайны этой планеты, и он не мог допустить ни одной ошибки при подготовке.

Второй зонд мало что прояснил, разве что лишний раз подтвердил, что под защитой силового экрана они будут в безопасности. От облака. Сама по себе посадка была делом техники. Отстыковавшаяся спасательная шлюпка ушла на орбиту, а корабль по многократно отработанной процедуре совершил посадку в намеченном месте.

После посадки Рохан, как и все счастливчики, которые были здесь, а не маялись в бездействии на орбите, считал минуты до выхода. Автоматика перепроверяла данные по составу атмосферы и готовила костюмы, а люди жадно глядели в иллюминаторы. Хотя смотреть было не на что. До горизонта тянулась асфальтово-серая равнина, плавно переходящая в белесую пелену атмосферы. Вверху небо приобретало интенсивный сиреневатый оттенок. Днем здешнее светило раскаляло эту серую пустыню как сковородку. Ночами должно было быть очень холодно.

Прошло еще немного времени, прозвучал сигнал готовности – и вот уже Рохан и еще десять членов команды стояли на поверхности планеты, названной ими смешным именем Полосатик. Под их ногами крошились и шуршали небольшие темно-серые пластинки похожие на слюду. Плоскость, не нарушенная ни одним заметным бугорком, ни одной дюной, тянулась во все стороны горизонта и ее края терялись в дымке. Рохан поглядел в сторону, где, по данным космической съемки, должен был быть лес. Возможно, ближе к вечеру, когда горячее марево исчезнет, он появится далекой, едва различимой полоской.

Рохан обошел корабль кругом, разглядывая монотонный пейзаж и прислушиваясь к собственным ощущениям. В них было так же мало необычного, как и в окрестностях места посадки. Он слегка досадовал, опасаясь, как бы за этим кажущимся благополучием не пропустить приближающуюся угрозу. Рохану было гораздо легче и даже спокойнее находиться лицом к лицу с опасностью. Тогда его чувства и пресловутая интуиция обострялись, а ненужные мысли улетучивались из головы.

Всякий раз он вспоминал услышанные в далеком детстве слова: «Когда уходишь от погони, ни о чем другом уже не думаешь». Сейчас же в голову лезло самое разнообразное другое, и в основном это были вопросы, ответов на которые Рохан пока не находил.

Легкая эйфория, вызванная гладкой посадкой и благоприятными – во всяком случае, на первый взгляд – внешними условиями, быстро улеглась, и все занялись привычной работой – от анализа уже полученных проб до подготовки роботов для разведки местности.

Довольно скоро для Рохана наступило время сна, и он отправился к себе в каюту вполне спокойным, не ожидая – во всяком случае, скорых – происшествий.

Между тем, с севера появилась темная туча. Двигаясь низко, она развернулась, вытянутым клубящимся рукавом остановилась неподалеку от места посадки и повисла неподвижно. Так она парила некоторое время. А когда небо едва заметно просветлело, из тучи начал падать черный дождь.

***

Рохан видел не один и не два, а три или четыре сна. Они были необычно красочны, ярки и до странности последовательны и логичны, что редко бывает во сне. В основном сновидения сплетались из образов детства. В последнем он оказался со своими родителями на берегу моря. Воды он не видел – она сверкала в ярком солнечном свете, слепя глаза, зато светлый, почти белый песок весь из круглых отчетливых песчинок он различал очень хорошо. Песок был так горяч, что на него было трудно наступить, но стоило потерпеть несколько секунд, пока ступни не привыкнут, и по телу начинало разливаться необыкновенно приятное тепло, которое шло как будто изнутри. Потом он сидел по-турецки и играл с песком, во сне как наяву ощущая его шелковистое прикосновение. Руки легко проникали в глубину, и кончики пальцев дотягивались туда, где было уже не горячо. Он пытался очень быстро вырыть ямку и добраться до этого плотного прохладного слоя, но песок тут же нагревался и осыпался, образуя небольшую воронку. Потом Рохан лежал на немного колючей подстилке, очень хотел загореть и постоянно вертелся, подставляя лучам то живот, то бока, то спину, пока они не накалялись на солнце. Он был готов наслаждаться теплом и беззаботностью еще и еще, но как раз на этом месте проснулся.

Некоторое время Рохан не мог понять, в чем дело, хотя его явно что-то беспокоило, и, в конце концов, сообразил: он проснулся оттого, что замерз. Во сне взрослый Рохан вертелся как его маленький альтер эго из сновидения, и одеяло уже давно лежало на полу, а в каюте было свежо. Он любил спать в прохладе под теплым одеялом, перед сном всегда убавлял температуру. При своем немаленьком росте он старался обзавестись одеялом длиннее обычного, чтобы можно было натянуть его до самого носа.