Т. Волшаник - Остановка на пути домой

Командир помолчал, взвешивая свои мысли и слова.

– У меня было много времени, чтобы попытаться понять, что двигало мной тогда. Я часто думал об этом. Почему мне запала в душу именно эта история? Она невыразительна, в ней нет ничего, что может потрясти воображение молодого человека, не сулит громкой славы. Как бы это сказать… Если молодой человек хочет, чтобы его имя осталось в истории… на любом поприще, он невольно нацеливается на задачи яркие, популярные что-ли. Тебе, наверное, не понравится то, что я скажу. Ты человек рациональный, даже больше… В результате долгих раздумий я пришел к выводу, что эта история была рассказана мне не случайно. И теперь именно от меня многое зависит.

Командир улыбнулся неожиданно трогательной, как бы виноватой улыбкой.

– Ты скажешь – вместе со мной ее слушали еще несколько десятков человек. Да, и для них она ничего не значила. А для меня значила. Мой разум так же, как и твой, сопротивляется такому выводу, но ощущения говорят другое.

Впрочем, все эти рассуждения – плоды гораздо более позднего времени. Поначалу это было просто горячее желание. И оно вовсе не казалось мне странным. Мои товарищи тоже увлекались какими-то историями и задачами. Ну, я заинтересовался вот этой.

Пока учился, я собирал материалы. Потом сделал несколько попыток организовать экспедиции. Не получилось. Но, странное, дело, меня это нисколько не огорчило. То есть, огорчило, конечно, но не слишком. Я знал, что я там буду. Это просто вопрос времени. Я тщательно изучал графики экспедиций, ждал, когда представится благоприятная возможность. В какой-то мере я даже радовался, что возможности не предоставлялось. Я должен быть готов к встрече. Я должен иметь опыт. Я должен быть мудр. В итоге вся моя жизнь стала подготовкой… подготовкой к этой экспедиции.

Все получилось – практически так, как я себе и представлял, и как нельзя лучше, если смотреть на вещи объективно.

Так что интуиция меня не обманула, хотя с тех пор и прошло очень много лет. Впрочем, ты не веришь в интуицию…

Рохан верил в интуицию, хотя называл этим словом совсем не то, о чем сейчас говорил командир. Не просто верил – он старался развивать её в себе, тщательно прислушивался к собственным решениям, которые рождались в голове внезапно, как обычно говорят, интуитивно, и придирчиво анализировал их. И всегда находил невидимую на первый взгляд рациональную основу: в крупицах опыта, в знаниях, проникших так глубоко в подсознание, что он не отдавал себе в них отчета, в действиях, доведенных до автоматизма. В последние годы он стал все смелее и смелее полагаться на интуитивные решения, тем более, что они созревали гораздо быстрее обдуманных. Да и не созревали вовсе, а просто приходили сразу – и всё.

Но, конечно, это было совсем не то, о чем говорил командир. Скорее всего, с возрастом тот стал более трепетно относиться к юношеской мечте, так что она действительно стала казаться ему делом всей его жизни. В противном случае, Рохан должен был признать за ним склонность к мистике – а это было невозможно. Рохан оборвал собственные мысли и перевел разговор в деловое русло.

– Я правильно понимаю, что на меня возлагается какая-то особая задача?

– Правильно. И даже две. Во-первых, я прошу тебя сделать сообщение для экипажа, и совместно решить, как организовать экспедицию самым безопасным способом. Я знаю ребят, они, конечно, загорятся, но мы на обратном пути, а это святое. Все решения только добровольные, риск должен быть сведен к минимуму. И, во-вторых, если мы сможем организовать там какие-то вылазки, руководить ими будешь ты.

Рохан не удержался и громко вздохнул. Речь шла о мечте всей жизни. И командир отдавал ее осуществление в руки Рохана. Эту мысль нужно было переварить. А пока обсудить нечто менее важное.

– Почему я должен сделать сообщение?

– Во-первых, не хочу, чтобы на решение хоть как-то повлияло мое положение. Я командир, мои слова имеют особый вес… Как бы я ни формулировал… Но, это не главное… Как бы объяснить? Я боюсь… боюсь силы собственного желания. Ничего нельзя делать под влиянием желания, даже убеждать других… Особенно убеждать других…

Знаешь, я всегда придерживался правила – если очень сильно чего-то хочешь – потерпи хотя бы день, ночь… Настоящее останется, блажь пройдет. Но у меня нет такой возможности. Это мое желание постоянно со мной. Остается только переложить дело на чужие плечи.

Командир улыбнулся. Рохану вдруг показалось, что тот очень устал. Кажется, в этот разговор было вложено слишком много. «Слишком много души», – подумал Рохан, и удивился, потому что едва ли не впервые ощутил, что это не просто фигура речи.

***

Рохан решил дать себе достаточно времени на подготовку сообщения. Он запросил всю доступную информацию, еще раз познакомился с короткой печальной историей исследования планеты в ее официальной версии, почти полностью написал текст своего выступления, что делал очень редко. Подбирая слова, Рохан, как ему показалось, догадался и еще об одной причине, по которой командир поручил это ему. Командиру нужно было, чтобы сообщение было абсолютно бесстрастным. А если кто-то из экипажа и был способен сделать действительно бесстрастное сообщение, то это был Рохан.

Он был почти напрочь лишен поразительного дара, называемого воображением. Дара, который тянет человека вглубь вещей, заставляет вглядываться в невидимое, улавливать скрытые смыслы. Рохан видел вещи такими, какими видел, такими, какими они должны были быть, с точки зрения науки, здравого смысла или опыта.

Этой его особенности не было цены в экспедициях. Он шел туда, куда нужно было идти, опасался того, чего стоило опасаться, и доверял тем людям и тем вещам, которые заслужили его доверие. Никогда лежа в палатке где-нибудь на далекой планете, он не испытывал леденящего холода, осознавая, как, в сущности он хрупок и ничтожен перед этим чужим миром, и что рядом с ним лишь несколько таких же как он хрупких существ. Абстрактная мощь иного мира распадалась в его сознании на вполне конкретные опасности и возможности, а слабость человека как такового превращалась в опыт, силу и ум вот этих реальных, осязаемых ребят, его товарищей. И в полете его сердце никогда не замирало при мысли о том, как мал и непрочен их корабль и какое расстояние разделяет их и хотя бы мало-мальски спокойную пристань. Корабль был надежен и проверен и преодолевал куда большие расстояния, а представлять себе безграничность вселенной и ее безграничные опасности – в этом не было толку, если они существовали где-то далеко в этой безграничности.

Нет, конечно, Рохан вовсе не был совсем бесчувственен. Предстоящая встреча со странной планетой волновала его, но вовсе не загадками. Им предстояло испытание, которое не смогли пройти опытные космонавты, закаленные во многих экспедициях. Рохана ожидала проверка на прочность, и он уже ощущал сладкий холодок под ложечкой, знакомый с самого первого мальчишеского прыжка с тарзанки в ледяную воду речки. Это детское стремление проверить на себе непреодолимое Рохан сохранил до сих пор. Он бы непременно попросил привязать себя к мачте, как Ясон, чтобы услышать песню сирен. В этой старинной легенде, его удивляло другое: то, что Ясон был такой один, а все остальные моряки с готовностью затыкали себе уши.