Николай Грицай - Хронос

Удивительно, но здесь внизу подозрительно мало мусора и хлама, коего накапливалось достаточно в других более оживленных кварталах города. Жизнь одухотворяла собой жилые ареалы обитания, загоняла в нору тоску и уныние, но приносила также с собой сор и кое-что крупнее, что, кажется, останется нашим предкам в виде окаменелых остатков нашей цивилизации. Здесь же, в виду отсутствия людей, все было так, как оставлено строителями после заложения и возведения башен. Удивительная реликтовая сохранность – хоть музей открывай. Стыдно было даже фольгу-обертку от завтрака бросить! Впрочем, люди не хотели оставлять следов, да и фантиков у них не было лишних. Несколько миль однообразного «порядка», тишины и случайного, неожиданного, проникающего глубоко под одежду и кожу спины выдоха очистительного фильтра где-то в дымке позади, сбрасывавшего лишнее давление, и скучной стройности подножия зданий, быстро наскучили и заставили обратить внимание на другие феномены дна города без жизни, где она была запрещена законом. Тут ютился тусклый мир разбавленного серого света. Приходилось присматриваться, чтобы хоть что-то увидеть уже в десяти шагах впереди себя. Все одинаково серое, обесцвеченное. Тут можно было целую армию спрятать, и никто бы не заметил, даже сам генерал, командующий ею. По мере движения, постоянно выплывали из темноты чудные очертания различных приборов и приспособлений, во мгле порождавших дивные фантазии и ассоциации.

До окон первых этажей очень далеко, высоко. Фундамент окраинных строений поднимается вплоть до нижней границы тумана. Даже желтый, знойный свет Светила, фильтруясь сквозь сотни футов его, скучнеет, и становиться серым. Иногда кажется, что свет, стекая по мрачным, черным от времени, извечно сырым стенам глубоких колодцев высоток, набирается унылости еще и от них. В итоге даже на ту высоту, где уже обитают первые люди, он приходит, несмотря на скорость, с какой падает с небес, уже грязным и безликим, теряя все предназначенные для человека радость, тепло и цвет. Про грязное дно и вовсе говорить нечего. Но со временем ко всему привыкаешь. И даже от яркости и желтизны света хмуришься, если удается вырваться из плена тумана, – скрываешь глаза, прячешь их за линзами стекол – больно с непривычки. Анормальность становится нормой, первичная норма забывается. И что такое норма? Лишь сглаженный временем скачок изменений, приведенных к удобоваримому основанию, годному для общего восприятия и согласия. Раньше норма была жить на третьем этаже – солнце и там мешало спать, мозоля глаза, теперь на сто третьем. И все равно, кажется низко, ибо туман уже и туда подбирается. Растем вверх, как того и хотели, впрочем, преследуя иные цели, такие же туманные, уходящие в совершенно необозримое будущее. Экономика в душах наращивает этажи один на другой, словно желая добраться до небес таящих главный клад, коим желают завладеть все без исключения. Так обезьяна в старом опыте, складывает кубы, добираясь до банана. Чем мы хуже? Мы тоже растем, но на своем уровне, у нее предел банан, у нас …! Сколько еще всего не раскрыто? Там, высоко вверху, в облаках сизого пара, скрывается Клондайк благодатей, которых, есть надежда, будет достаточно всем.

Унылое созерцание и молчание путников, вызвало мысли к жизни. Погасить их, заглушить речью некому, развлечься тоже нечем. Люди шли молча, иногда поглядывая вверх, куда вздымались начальные фундаментальные, уступами уровни, смыкаясь надо головой, сцепляясь исполинскими лапами друг за друга. Из бетона в стенах торчали различные трубы, разного калибра и формы, изогнутые, уходящие под землю и в туманное небо. Висели приспособления для замеров атмосферы и другие необходимые обслуживающие приборы. Вся остальная поверхность стен была лишь из ровного, приглаженного крепчайшего бетона, бросаясь в глаза квадратами и острыми углами правильной формы.

«…В этом мире все для богатых. Везде им есть проход и дорога ко всем наслаждениям. Даже тем, мелким, о коих мечтают бедные и о которых они догадываются своим скудным воображением. Даже тем, кои и наслаждением пошлым вовсе не являются, а чуть ли не потребностью сердца и зовом души у мечтателей. Но мечтатели нервно наблюдают как их ниши занимают другие, пресытившиеся, те, что лезут не в свое место и в итоге ничего кроме отрицательных эмоций не получают. Что же, таков закон жизни и его не изменить. Впрочем, изменить можно, или даже обойти. В обход. Конечно, такие решения самовольные и чреваты последствия попадания в руки закона, что нынче ну уж очень строг ко всяким нарушителям. Нет былой терпеливости и личностного исправительного подхода к каждому преступившему его ревностно охраняемый порог в надежде на снисхождение и оценку деяния соответственно содеянному. Но! Так было раньше, теперь когда совершается много, а готовых преступить порог еще больше, – число почти равное количеству жителей Метрополиса – то уже не до милосердия – тут как бы удержать весь мир от содрогания в коллапсе преступлений и самодозволенных наслаждений. А ведь эти чертовы богатые и тут виноваты, да и вообще во всем виноваты, – они своими выходками, иначе и не скажешь, побуждают к правонарушениям таких же людей как они, только бедных, повергнутых в пучину зависти и страстного желания от созерцания жизни богатых, готовых, на что угодно лишь бы достичь той же Нирваны, как и их видовые родственники. Однако и тут у бедных нет спокойной жизни. Казалось бы, – решился нарушить закон, ну и пусть! Но в черной бездне души встает вопрос – нарушить, чтобы получить удовольствие, побаловаться, снять напряжение, или нарушить чтобы сколотить состояние, «работая» на перспективу? И то и то одинаково горестно и тяжело для честного человека, привыкшего в силу воспитания и душевной конституции к выполнению нормативных правил, а также правил морали и нравственности. Что уже говорить про тех, кто даже и без наличия законных регуляторов и запрещений готов жить по полученным от дедов заветам?

И все же новое время ставит новые задачи перед так и не окрепшей душой современного человека, что кажется, стал не сильнее за несколько тысяч лет по отношению к порокам, а наоборот слабее. Многие религии, пытаясь исправить человеческие единицы целыми народами впадающие во грех, так и не добились ничего. И это несмотря на всю разнообразность подходов. Вот еще вопрос – зачем исправлять с помощью религии то, что было создано самим Богом, как они утверждают. Нонсенс! А не подумали ли вы, уважаемые богословы, что сам наш Создатель сотворил нас такими слабыми и поддающимися? Мысль же о том, что он просто не доработал, как не предусматривают всего наперед люди, не берусь утверждать, поскольку это постыдно даже для такого атеиста… (пауза – прислушался к небесам – тихо; ни грома, ни молнии нет!) как я…»